будет проведать эти источники. – Поклонился в седле сенешаль, разыгрывая из себя простачка. – Вы, я надеюсь, составите мне компанию?
– С превеликим удовольствием, сеньор Ги… – успокоившись, ответил виконт.
– Вот, и, слава Богу, мы уже видим Фуа. – Ответил Ги, кивая головой на большой город, раскинувшийся у подножия предгорий. – Я бывал в этих местах, и не раз…
– Мне говорил отец, как ловко вы нашу блокировали столицу, отстроив крепость Лабар и отрезав его от снабжения…
– Ох, дорогой мой виконт, это была война… – грустно ответил Ги. – Всякое приходилось…
– Это слова благородного дона! – Поклонился виконт, отдавая дань уважения скромности маршала, не раз побеждавшего его отца. – Ваш герб, несомненно, один из древних в королевстве?
– Отнюдь, виконт. – Скромно ответил Ги де Леви. – Стропила на гербе моего первого предка лично начертил землей дед нынешнего короля Филиппа, его величество Филипп Первый…
– Это огромная честь… – виконт удивленно поднял вверх свои густые брови. – Если не ошибаюсь, вы состоите в родстве с благородными де Лара?
– Увы, был когда-то. Умерла моя бывшая супруга Санча, урожденная де Лара, дочь великого аделантадо границы Арагона буквально через пару лет после свадьбы. Волею судьбы, видимо. А ведь моим сватом был сам покойный король Педро Защитник – победитель при Лас-Навас-де-Толоса…
– Неужели?! Сам великий Педро? Бог ты мой! – Поразился Роже-Бернар де Фуа.
– Я, к слову, лично руководил отправкой траурной процессии с телом покойного короля, погибшего в битве при Мюре. Воистину, мой друг, неисповедимы пути Господни… – с нескрываемой грустью в голосе произнес Ги де Леви.
– Аминь! – Ответил виконт, осеняя себя крестным знамением. – Мой отец позволил и себя втянуть в эту глупую авантюру! Сунулся помогать северному соседу. Сколь людей полегло…
Последние слова виконт произнес сквозь зубы, не скрывая ненависть к графам де Сен-Жиль.
– Оставьте, мой друг. – Как бы вскользь ответил сенешаль, зондируя почву для более продуктивного контакта. – Ваш отец поступил, как и подобает вассалу, идущему на зов своего сюзерена…
– Кого? Графа де Сен-Жиль? Еретика, труса и интригана? – Возмутился виконт. – С чего это вы взяли, что графы де Фуа являются вассалами графов Тулузы?..
– Ну, как же… – наигранно удивился сенешаль. – Разве не вассальный долг погнал вашего отца под Тулузу?
– Нет, граф де Сен-Жиль обещал разобраться с одной старинной тяжбой, омрачавшей отношения между нашими домами последние два столетия…
– Простите, виконт, я не знал… – вежливо ответил сенешаль.
Ги незаметно улыбнулся и подумал:
«Прекрасно! Виконт, клянусь богом, будет верным другом короне Франции. Да и после разговора с ним я понял, за какую нить я могу перетянуть Раймона-Роже…».
Они подъехали к воротам Фуа, на башнях которых горделиво реяли флаги Раймона-Роже. Трубачи торжественно и громко запели, оглашая прибытие Ги де Леви. Сенешаль повернулся к своим воинам и тихо произнес:
– Будем предельно вежливы и учтивы. Мы – гости…
Рыцари усмехнулись, отряд поднялся в цитадель, миновав узкие и извилистые улочки нижнего города, и въехал в раскрытые ворота твердыни графа.
Хозяин этих земель, гордый и отважный граф Раймон-Роже лично встречал незваных гостей. Он немного постарел и погрузнел, раздавшись вширь, его лицо избороздили глубокие морщины потрясений и испытаний, седина густо посеребрила виски и бороду. Но, несмотря на годы, это был все тот же грозный и независимый пиренейский властитель, пытающийся сохранить свое независимое княжество от посягательств сильных мира сего.
Десять лет суровых испытаний, постоянных поражений и угрозы крестового похода закалили сердце и волю талантливого правителя, но, вместе с этим, вынудили его к постоянному лавированию и поиску сиюминутных выгод, зачастую в ущерб своих стратегических интересов.
Попытка дома де Фуа создать в Пиренеях независимое государство постоянно наталкивалось на суровое и грозное, а подчас и вероломное, сопротивление соседей. Графам приходилось лавировать, перенося свой оммаж от Арагона к Тулузе, от Тулузы к Англии, пока, наконец, на горизонте не возникла куду большая, чем все предыдущие, угроза – Франция и крестовый поход.
Словно двуглавый орел, этот кошмар, а иначе его нельзя было назвать для дома де Фуа, налетел на плодородные и благодатные земли Окситании. Неутомимый Симон де Монфор и его крестоносцы, за спинами которых маячила грозная тень их верховного сюзерена и повелителя, истинного игрока в этих кровавых шахматах под названием «политика», – короля Франции Филиппа Завоевателя, ринулся грабить и разорять все, что попадалось им под руку. Костры Безье, Каркассона, Лавора, Минерва и остальных городов озаряли кровавыми заревами ночи древнего края.
К несчастью для Раймона-Роже, все ставки, на которые он решался играть, оказывались, рано или поздно, проигрышными. Первым погиб, попав под горячую руку крестоносцев, его сосед, виконт де Тренкавель. Его сын-юнец до сих пор вынужден прятаться в Арагонском королевстве и влачить жалкое существование. Вторым, позволив втянуть себя в интриги и поверив в возможность создания могучего королевства по обе стороны Пиренеев, погиб король Педро Защитник, зарубленный в битве при Мюре.
И вот судьба, казалось, улыбнулась графу де Фуа под стенами Тулузы, подарив надежду на прекращение кошмара вместе со смертью графа Симона, но, это был лишь призрак спасения. Раймон-Роже, все глубже и глубже втягивался в водоворот войны, он по инерции продолжал поддерживать непостоянного, трусливого и вероломного графа де Сен-Жиль, поставлял ему наемников, лавировал между католической церковью и катарами, осевшими в его владениях, свивших свои гнезда в его горных замках и толкавших его к пропасти.
Граф метался, уступая своей сестре Эсклармонде, одной из могущественнейших еретичек, предоставлял убежище лишенным земель рыцарям и бежавшим катарам, чем навлекал на свою голову и владения кровавый меч крестоносцев.
Известие, что в его землях появились крестоносцы, до нервной дрожи проняло Раймона-Роже. То, чего он так боялся и о чем не желал думать, само постучалось в его двери. Постучалось нагло, смело и беззастенчиво. Война, сжимая в своей костлявой руке огромный смертоносный меч, вплотную подошла к Фуа. Граф старался не подавать вида, улыбался и даже побывал на большой охоте, но, засыпая, каждый вечер молился о спасении своего рода и владений.
«Самое удивительное, – подумал граф, глядя на подходившего к нему сенешаля Ги де Леви, – что судьбе угодно сводить меня именно с этим рыцарем вот уже на протяжении двадцати лет. Я помню, как он молодым послом проезжал через владения к королю Арагона. Если не ошибаюсь, он был до странности внимателен ко всему, что попадалось ему на пути следования. Потом, именно он привел части покойного Симона к городу Фуа, осадил его и обрек на голод. А сколько раз он был свидетелем моего позора! Кастельнодари, Мюре! Боже, сколько мне еще осталось терпеть