о таких вещах не думаешь. Я скидываю рюкзак, но кто-то силой тянет меня подальше от воды. Это Марк.
– Пусти! – кричу я.
Я вырываюсь и возвращаюсь к водоему. В пенистых волнах мелькает рука. Она цепляется за край суши, пытаясь преодолеть течение. Я кричу Марку, чтобы он помог мне вытащить Сандра и Лиссу. Он кидается к воде. Сначала на берег падает тело девушки, а затем и Сандр обессиленно растягивается на суше. Он тяжело дышит. Но Лисса не двигается вовсе. Паника внутри меня разрастается до дурноты, и я почти совсем перестаю соображать, что происходит. Все словно не взаправду. Белое, как снег лицо Лиссы, короткие каштановые локоны, с которых бежит вода, а на ресницах закрытых глаз лежат хрустальные капли.
– Она не дышит, не дышит! – кричу я.
Марк пытается привести ее в чувства. Он кладет ладони на середину грудной клетки девушки и выполняет ритмичные надавливания, считая до тридцати. Один, два, три… тридцать… Зажимает нос двумя пальцами и равномерно выдыхает в течение одной секунды, затем еще раз. И снова – один, два, три… Выдох.
Она не двигается, дыхания нет. По моим щекам бегут бесконтрольные слезы. Это самый страшный кошмар, которой я видела на яву. Мне, кажется, что определенно должно случиться чудо и она вот-вот откроет глаза, но этого не происходит. Марк неустанно продолжает попытки вернуть девушку к жизни. Я держу ее за маленькую холодную руку и шепчу, будто смогу достучаться до нее, разбудить: «очнись, очнись, пожалуйста…»
Наконец, Марк поднимается, смотрит на меня так, что внутри обрываются последние нити надежды. Он качает головой.
– Нет! Не смей умирать! – Я что есть сил трясу безжизненное тело подруги, но оно не откликается. Ее голова безвольно откинулась назад, руки обмякли, пульса нет. – Сделай же что-нибудь! Не оставляй ее так! Марк!
– Ева, она ушла, мне не под силу вернуть ее обратно.
Марк пытается обнять меня, но я отталкиваю его и бегу прочь отсюда. Передо мной снова эти чертовы стены, которым ни конца ни края нет. Я падаю коленями на пол. Бью кулаками о землю, несколько раз – мелкие колотые камушки впиваются в ладони и на них в некоторых местах проступает кровь. Боли нет, она вся внутри. Хочется кричать, что есть сил, но вместо этого приходится зажимать рот рукой и скулить, корчась от злости и отчаяния, раздирающего внутренности будто дикий зверь.
Никто не подходит ко мне. Я одна и в душе благодарна им за это. Не могу видеть кого-то, только не сейчас. Не хочу слышать бессмысленные слова соболезнования или поддержки и особенно не хочу думать о том, что нет времени оплакивать смерть Лиссы и Ника, что нужно идти дальше.
Я ненавижу Марка за то, что он не смог помочь Лиссе и ненавижу Сандра, что не успел спасти ее. Знаю, как это глупо. Они ни в чем не виноваты и сделали все, что могли, но при мысли о них, внутри все переворачивается.
После продолжительного одиночества, что я провела сидя в полной темноте маленького закутка, куда меня привели ноги, решаю вернуться. Хотя бы, чтобы попрощаться с Лиссой.
Она лежит все на том же месте. Я убираю дрожащими пальцами мокрые волосы с круглого лица. Лисса будто спит. Просто очень крепко. Черты лица расслаблены и выражают умиротворение так, если бы она была сейчас в полной безопасности, дома, рядом с родными. Я наклоняюсь и слегка касаюсь губами холодного лба.
– Прощай, – шепчу я.
Заботливо складываю руки девушки на груди. Теперь она навсегда останется здесь.
Глава 20
Внутри все окаменело. Боль оглушила, дезориентировала и вроде как я с трудом отдаю себе отчет в том, куда иду и сколько времени прошло. Выполняю все машинально. Просто перебираю ногами вслед за остальными. Остальными четырьмя людьми из изначальной группы в восемь.
Если верить Сандру, то до выхода из пещеры осталось совсем немного. По идее место, где мы сможем покинуть подземелье находится на значительном расстоянии от Эрановума и базы, расположенной на поверхности, которая охраняет доступ к городу. Есть надежда, что преследователи до нас не доберутся. Вот только путь на земле предстоит тоже не малый. Нужно как следует отдохнуть и пополнить запасы воды из ручья, протекающего вдоль нашего маршрута.
Мы делаем длительный привал с расчетом на ночной сон, доедаем остатки припасов и прислушиваемся к тишине пещеры, чтобы не проглядеть приближение псов. Я, что есть сил, стараюсь не разрыдаться у всех на глазах. Вроде получается.
Данис жмется поближе к матери. Еще бы, даже взрослые пребывают в состоянии шока после того, что уготовил нам поход к свободе, что уж говорить о ребенке. Может действительно было бы лучше оставить их с Таней в городе? Как ни крути, там куда безопаснее. Но теперь уже поздно думать об этом, тем более что я надеюсь к раннему утру все-таки выбраться отсюда.
Марк и Сандр попеременно остаются на стороже, а мы втроем устраиваемся среди больших камней, подложив под головы рюкзаки. Данис просит сказку перед тем, как уснуть. Видимо привычный ритуал успокаивает его после страшных событий. Я тоже некоторое время слушаю историю про хитрую лису и доверчивого зайчишку и довольно быстро проваливаюсь в сон под тихий голос Тани.
Я дергаюсь от внезапного пробуждения. Открываю глаза – Таня и Данис мирно спят рядом в обнимку, а Марк у стены. Приподнимаюсь на локте и выглядываю из-за камня. У края выступа сидит Сандр и глядя в темноту, крутит в руках свои наручные часы. По мере того, как я приближаюсь к нему, мне становится слышно, как в тишине притаившегося мира тикают маленькие стрелки.
– Сколько сейчас? – киваю в сторону циферблата.
Усаживаюсь рядом. Ноги свободно свисают с выступа над широкой пропастью. Смотришь в нее и кажется, что бездна затягивает в себя, как в липкую трясину. Но мне совсем не страшно. Или просто страх стал настолько привычным, что я больше его не чувствую.
Слегка болтаю ногами – это даже приятно. Если бы не пронизывающий холод, то и вовсе можно было бы расслабиться. Ни о чем не думать.
– Два, – отвечает Сандр и застегивает часы на запястье.
– Они довольно старые. Принадлежали отцу? Или если быть точнее, Джону Хаду?
– Да вообще-то, нет, – усмехается Сандр. – Купил их сто лет назад в антикварном магазине. Просто понравились. Но как ты узнала, что я сын Джона?
– По глазам, – улыбаюсь я.
– Неужели?
Уголки его губ слегка дергаются вверх, а черные глаза лукаво вспыхивают.