хорошо? Люцифер не из тех, кто любит оставаться в долгу. Отдавать свои долги любит ещё меньше, поэтому его кредиторы, как правило, долго не живут.
Алька закончил приготовления и уверенно повернул к себе тяжеленную руку сатаны с ярко-красной выпуклой веной на сгибе. Уже в последний момент, когда игла почти коснулась толстой шкуры, Азраил ухватил его за локоть.
— Я тут подумал насчёт услуги Люциферу. Ты представляешь, что начнётся, когда проклятье спадёт и вся эта шушера в коридорах придёт в себя? Здесь будет истинное пекло!
— Да плевать. Есть ли у нас иной выход?
— Нет.
— Кажется, это твои слова — брыкаться всегда надо до последнего?
Азраил оскалился.
— Подловил! Тогда чего ждёшь? Коли!
* * *
Лицо Феосфера понемногу розовело.
Вернее, фиолетовело, поскольку естественный цвет его кожи был на несколько тонов краснее человеческого, и теперь бледная розовость постепенно спадала. Происходило это медленно, пришлось поволноваться — сработал ли вообще метод?
Алька, держа руку пациента за запястье и не чувствуя пульса, бурчал, что затея была дурацкой. Укол хоть и действует быстро, но как он может сработать, если время вокруг сатаны постоянно откатывается назад?
Азраил наблюдал со стороны, не прикасаясь к телу, но высказывал при этом больший оптимизм. По его мнению, времени у лекарства было вполне достаточно. Глаз божий — не простой амулет, он сохранил часть высшего сознания. Это нельзя назвать самостоятельной личностью, но всё же зачатки логики. Глаз осознаёт, что на пользу хозяину, а что нет, поэтому не откатит в прошлое момент укола.
Феосфер розовел, но в себя не приходил. Что это значит и что делать дальше, Алька понятия не имел.
— Пульса не чувствую, дыхания тоже. Надо попробовать искусственное дыхание.
— Я бы не советовал. Оскорбление действием. Если он очнётся в этот момент, ты не успеешь даже объяснить, зачем полез целоваться.
— Да не надо с ним целоваться, что за дикость? Нужно уложить его на твёрдое и ритмично давить на грудину.
Азраил был недоволен, но спорить не стал. Вдвоём они кое-как стащили регента с постели на пол.
— Блин, до чего ж тяжелый. У них, у сатан, в роду все такие здоровенные?
— Считай, что нам повезло: это один из самых маленьких представителей их вида. Видел бы ты Люцифера!
— Не горю желанием. Если верить тебе, тот еще типчик. — Алька разодрал рубашку на груди сатаны и прикидывал пропорции тела, чтобы хоть примерно найти область сердца.
— Это правильно. Вообще, они с Люцифером не родные братья. Человеческое понятие родства плохо применимо к их расе. Феосфер по происхождению просатанос. Метис, полукровка. Поэтому комплекцией помельче, да и характером пошёл не в брата. Тот неглуп, яростен, зато прост. А этот — трусоватый, но чрезвычайно хитрый и расчётливый. Тихушник. Никогда не знаешь, что у него на уме.
— А ты и с ним тоже знаком? — Алька плюнул на расчёты и начал ритмично давить на грудину обеими руками.
— Ну так… Пару раз сталкивались, — Азраилу не хотелось конкретизировать. — И вот тут кроется очень большая проблема, которой я опасаюсь. Феосфер всегда боялся смерти, это у него вроде фобии. Он по этой причине и амулет себе выправил, редчайший в Стиксе. И тут вдруг такая заковыка…
— А в чём дело-то? — не прекращая толчков, спросил Алька.
— Подумай сам. Он столько раз умирал и воскресал, умирал и воскресал… Если хоть крохотная толика этих событий отложилась в его сознании, я бы не поручился за разум твоего пациента. Он и раньше-то, на мой взгляд, был далёк от идеала.
— Алкоголик-психопат. Умеешь ты вселить надежду. Может, мы вообще зря его…
В коридоре что-то гулко громыхнуло об пол. Азраил тенью метнулся за дверь, послышалась возня. Минуту спустя он вернулся, волоча за собой неприятное четырехногое существо. Вроде кентавра, в котором человек был скрещен не с лошадью, а с ящерицей. Алька, любитель искать всё хорошее даже во всём плохом, отметил: зато это первое по-настоящему живое существо в окрестностях Коцита.
— Чего он так верещит?
— Боится за повелителя. Говорит, что за вторжение в высочайшие покои полагается смертная казнь.
— Он что же, не в курсе происходящего?
— Нет. Память в полной мере сохраняется только у носителя амулета. А все остальные… Мы, например, могли уже сотню раз провалиться в прошлое, но ничего не заметить.
Феосфер не оживал. Алька смирился с неудачей, разогнулся и со вздохом уселся на кровать.
— Ну и чёрт с ним. Может, и к лучшему. Хотя… — он поднял удивлённый взгляд на Азраила. — Поправь меня, если я ошибаюсь! Раз этот уродец очнулся, значит, резонанс остановок времени прекратился?
— Ты чертовски наблюдателен, но как-то слишком заторможен.
— Пойди сам попробуй. На этой туше скакать надо ногами, чтобы продавить грудные мышцы!
— Нет уж, уволь. Я лучше посмотрю, не разморозило ли еще кого. Сдаётся мне, проклятье отступает так же постепенно, как и накладывалось. Начиная отсюда, от эпицентра. Если постараться, если вот эти дурни потрудятся, — мы еще можем избежать катастрофы.
Дьявол встряхнул существо и потащил его обратно из комнаты. Алька слышал, как он на ходу втолковывает челоящеру, что нужно срочно искать по всему дворцу лояльных Феосферу слуг и тащить их тела в его покои.
Радуясь, что дело сдвинулось с мертвой точки, но злясь, сколько усилий ушло впустую, Алька наклонился и в сердцах как кувалдой, с размаха врезал кулаком по широкой королевской груди. И только тут заметил, что сатана лежит на полу с открытыми глазами.
Ответный удар копытом у Феосфера вышел слабенький и неточный. Но комплекция брала своё: красивая узорная стойка кровати, вырезанная из очень дорогого и редкого сорта дерева, разлетелась в щепки. Альков сложился, накрыв пыльными покрывалами и сатану, и Альку. Феосфер запаниковал, невесть что вообразив под тканью, начал метаться, попытался резко встать, а это было зря — голова у него пошла кругом, в глазах потемнело.
Второй раз он очнулся, когда Алька уже разложил у него на лбу мокрое полотенце и замешивал в стакане лошадиную порцию шипучих таблеток из лекарских запасов. Всё ещё во хмелю, сатана начал что-то орать, рыпаться, но конечности его были предусмотрительно стянуты простынями и покрывалами.
— Эх, тебя бы сейчас под холодный душ, ты бы у меня мигом оклемался, — помечтал Алька, который сам бы не отказался от любого, хоть самого жиденького душа.
Феосфер с трудом сфокусировал взгляд. Сначала нечленораздельно помычал, потом выговорил фразу чуть более внятную, но на незнакомом наречии. Лекарство, холод, текущий стресс и шквал воспоминаний за последние — сколько? десятки или сотни