Инны я подсознательно жду какой-либо подлости — так и кажется, что вот-вот скажет что-то обидное, но она молчит, лишь иногда левой стороной лица я ощущаю её обжигающий взгляд…
57 глава. Марк
— Это кто у нас моется в ванной? — помятая и недовольная Инна, кутаясь в махровый халат, выползла на кухню, где я варил нам троим кофе.
— У меня в ванной моется моя женщина, вполне вероятно, будущая жена.
— Да ладно! А… а Маринка как же? А я?
— Ну, с Маринкой решим, а ты… А что, собственно, ты? С тобой мы разводиться будем!
— А где, кстати, моя дочь?
— Наконец-то вспомнила. Она у Кати дома с Катиной мамой. Так что можешь не волноваться — ребенок под присмотром. Ты собирай свои манатки давай — через полчаса я уезжаю.
Инна уселась за стол и подвинула к себе чашку с кофе.
— Значит смотри сюда, дружок, — в своей обычной нравоучительной манере, словно она хоть какие-то права имела меня учить, Инна начала нести бред… но осознанный бред. — Пока мы с тобой не в разводе даже. И я ещё очень серьезно подумаю, давать ли тебе развод…
Её пальцы заметно дрожали, лицо было осунувшимся и бледным. Ломка. Я примерно знал, чего от неё ждать. И даже представлял себе, о чем Инна говорить сейчас будет. Но времени, чтобы слушать и реагировать как-то, у меня сейчас не было.
— В клинику поедешь? — перебил ее, прямо физически чувствуя, как хорошее настроение, с которым я проснулся, обнимая Катю, улетучивается.
— Нет.
— Тогда поступаем так. Наркоту в этой квартире нашли. Меня в те дни, когда ты гуляла здесь, дома не было — это есть кому подтвердить. Так что наркотики точно не мои. То, что ты до сих пор была в клинике, это — только результат моего вмешательства в твое дело. Но ход у него будет все равно. Я прохожу, как свидетель. Ты — как подозреваемая в сбыте и хранении наркотиков. Срок от пяти лет, дружок. Один мой звонок прямо сейчас и будет следующее — ты сядешь, я с тобой заочно разведусь, Маринку удочерю и женюсь на Кате. А ты будешь на нарах чалиться и проклинать свою тупость!
Говорить ей о том, что барыгу, сбывавшего наркоту в их компании, уже давно задержали, я, конечно, не стал. Запрещённые препараты, найденные в квартире, на данный момент квалифицируются, как "применяемые для личного пользования", а это совсем другой сорк, не тот, которым я сейчас пугал Инну. А если она пролечится в клинике, срока вообще может не быть, даже условного — народу в квартире было много, и некоторых уже нашли за что привлечь.
Я немного преувеличивал, но она поверила. Молча и быстро собралась, пока Катя завтракала. Я обсуждал с Анной Мерцаловой порядок наших действий, если мы найдем Гришу, и гордился собой — и Катю с Инной мне удается разводить в квартире так, что они практически не видят друг друга, и первая реагирует на меня так, как нужно, и вторая — испугалась и собирает вещи вместо того, чтобы устроить истерику! Какой же я молодец! Просто гений!
А в клинике, дожидаясь у стойки охранника дежурного врача, не сразу обратил внимание, как Инна, до этого стоявшая у входа на крыльце — "желавшая подышать напоследок воздухом свободы" — подошла к машине. Увидел, что происходит, уже когда она распахнула дверь с той стороны, где сидела Катя.
Даже сквозь стекло входной двери, как мне казалось, я слышал крики Инны! И бежал туда изо всех сил! И почему только чудилось, что дверь входная открывается безумно медленно? Почему я сам, как в замедленной съёмке двигался — понять не мог!
С ужасом видел, перепрыгивая ступеньки крыльца, как обезумевшая Инна склоняется к Кате, как бьет её, как хватает обеими руками за горло и при этом кричит так оглушительно и так дико, что даже мне становится страшно! И слов я не разбирал совершенно — не понимал, что она хочет, за что… не понимал!
Подлетел к ней, с разбега обхватывая руками, успел разглядеть, как за секунду до моего приближения она почему-то согнулась пополам, почему-то сделала шаг назад от машины. Откуда-то появились врачи или санитары, или кто там еще в белых халатах, Инну увели, как-то совершенно спокойно, без эмоций отреагировав на подобное поведение.
…И я, наконец, прорываюсь к Кате! Даже представить себе боюсь, как она отреагровала, в каком она сейчас состоянии — только-только оживать начала моя Барышня, а тут такое! А ей ведь нельзя… Ей всякое насилие противопоказано!
Склоняюсь внутрь салона и вижу донельзя перепуганные глаза, закушенную губу, руки, которыми она обнимает себя за плечи, глубокую царапину на щеке, красные пятна на шее…
— Боже мой, Катя!
Протягиваю к ней руки, боясь и ожидая, что шарахнется от меня в сторону, но она неожиданно обнимает за шею! Сам не понимаю, как вытаскиваю её из машины, как прижимаю к себе, ощупываю, осматриваю.
— Испугалась? — говорю глупое.
Жду, что расплачется, что сознание потеряет, жду чего-то ужасного от неё! И вдруг слышу почти спокойное для такой ситуации:
— Марк, я не хотела! Я не знаю, как так получилось!
— Да ты-то здесь при чем! Я не должен был её оставлять на крыльце! Это я виноват!
— Нет! Ты не понимаешь! Я её ударила!
Че, серьезно? Отстраняю её, заглядываю в глаза, не могу поверить, что Катя, нежная, милая, спокойная, безобидная моя Барышня, способна кого-то ударить. Но вижу — не врет! И более того, вижу, что чувствует себя виноватой в этом!
— Да ты у нас — боец, Катерина…
58 глава. Марк
У меня играет старое доброе "Кино", перемежаясь с "Арией", иногда включается "Сплин"… И я порой замечаю, бросая короткие взгляды в её сторону, как Катины губы беззвучно повторяют слова. Мы с ней в этом похожи — любим одну и ту же музыку…
Здорово придумано было — взять её с собой! Просто супер задумка! Поначалу, действительно, так было — ехали, разговаривали, слушали музыку, следили за маршрутом по навигатору — замечательно! О том, что случилось возле клиники, о нападении Инны не говорили — Катя сама смазала царапину на лице перекисью, которую я достал из автомобильной аптечки и упорно делала вид, что ничего не произошло.
А я наблюдал за ней. Сначала старался понять, о чем думает, насколько сильно переживает случившееся, но признаков какого бы то ни было расстройства