Теперь они уставились друг на друга.
— Обсудим позже, — твердо заявил Ендрек и вновь занялся Китти. — Итак. Вы напишете нашу историю, мисс Логан?
Китти оглянулась на Тома-фотографа. Тот закинул в рот вишневый пирожок и высматривал, что бы еще ухватить. Он вообще слышал, о чем тут идет речь?
— Давайте уточним, — предложила Китти. — Вы двое — инженеры по самолетным двигателям, три года назад вы лишились работы, другой найти не смогли, и теперь вы пытаетесь попасть в Книгу Гиннесса, установив рекорд в гонках на сто метров на педальной лодке?
— Все верно, — торжественно подтвердил Ендрек.
Китти расхохоталась.
— Я так и знал, что она будет смеяться! — в гневе поднялся Ачар.
— Нет! Погодите! Простите, что я засмеялась. Вы меня неправильно поняли. Я смеюсь потому, что счастлива, взволнованна, мне хорошо! — Улыбка расплылась по лицу Китти. — Я очень хочу написать о вас.
— Правда? — недоверчиво переспросил Ачар.
— И я считаю, вам нужно сделать попытку на этой неделе, в Корке.
— Я же тебе говорил! — Ачар глянул на Ендрека, но тот не разделял его энтузиазма. — В чем дело, Ендрек? Ведь ты на это рассчитывал?
Ендрек, сощурившись, всматривался в Китти:
— Мисс Логан сказала, что не получала наш пресс-релиз и сюда приехала по другому поводу. Прежде чем я разрешу ей писать о нас, я должен знать, что привело ее сюда.
Ендрек занял свое место в лодке и оглянулся на ту журналистку. Всего двое представителей прессы соизволили явиться на их конференцию, а они-то разослали приглашение по всем журналам, газетам и радиостанциям Ирландии. Теперь эта журналистка стоит на берегу устья реки Бродмедоу в Малахайде, и лебеди донимают ее, требуя угощения. Она отмахивается от длинношеих и что-то говорит в мобильный телефон.
— Ну как? — спросил Ачар друга. — Вроде бы она заинтересовалась нами?
— Да, — рассеянно ответил Ендрек. С кем-то она там спорит, похоже, со своим редактором, и, по мнению Ендрека, это плохой знак, хотя Ачара лучше сейчас не волновать. Она твердит, что все расскажет в пятницу, и ни днем раньше. Хорошо, что она так отважно борется за них, думал Ендрек. Пора бы уже удаче повернуться к ним с Ачаром лицом. Но эта леди борется еще за что-то, это уж он видит.
Ачар с тревогой посмотрел на Ендрека:
— Она хочет, чтобы мы управились до конца недели. Мы сможем подготовиться за три дня?
— Ачар, мы давно готовы. Сколько мы уже тренируемся, друг мой?
— Девять месяцев.
— Сколько тренировок в неделю?
— Не меньше пяти.
— Вот именно. И разве мы пропустили хоть одну тренировку — в дождь или ветер, под снегом или градом?
— Нет, Ендрек.
— И даже во время болезни. Помню, как мы с тобой сидим в лодке, у обоих грипп, кашель, температура. Каждую свободную минуту мы тренировались. Наши родные, друзья, ребята из паба, и из клуба, и из яхт-клуба — все за нас. Мы готовы, Ачар.
— Да, Ендрек! — Ачар выпрямил спину, развернул плечи, казалось, древнее искусство левитации приподняло его на полметра над землей.
Ачара настроить нетрудно, а Ендрек — мастер пламенных речей, он согревался собственным красноречием длинной холодной зимой, когда друзья усомнились в своем призвании, а гады-подростки поломали им лодку и не было надежды ее отремонтировать, — тогда Ендрек устроил сбор средств и отремонтировал лодку, и они продолжили тренировки. Три недели потеряли, но от своего не отступились.
Многим, как догадывался Ендрек, их затея казалась пустой и нелепой, но для двух друзей это не просто забава. У Ендрека уже три года нет нормальной работы. Дипломированный инженер, он привык честно зарабатывать деньги для семьи — у него трое детей. Он любил свою работу, дружил с коллегами и был доволен своим жизненным предназначением — обеспечивать семью. Работа для него была не только долгом, но и радостью, и, лишившись ее, Ендрек пал духом, утратил смысл жизни. Он чувствовал себя обузой для близких, он разочаровался в самом себе, неделю за неделей обивая пороги в поисках работы. В профессиональной сфере ему ничего не светило, но Ендрек далеко не сразу это осознал. Он впал в депрессию — теперь-то он и сам это понимал, но тогда стоило кому-нибудь намекнуть на его состояние, и депрессия сменялась яростью. С ним стало невозможно иметь дело — постоянные перепады настроения, раздражительность, он только и высматривал, с кем бы подраться, весь мир был против него, любое замечание выводило его из себя. И все-таки он продолжал искать свое место в жизни, пытался вернуть себе привычную роль отца и опоры семейства.
Кто-то из соседей посоветовал ему — не со зла, искренне — вернуться на родину, раз в Ирландии перспектив нет. Этот человек не понимал: здесь его родина. Ендрек прожил в Ирландии четырнадцать лет, все трое его детей родились здесь, у них ирландские паспорта, они даже по-польски говорят с акцентом. Дети учатся в школе, обзавелись друзьями, не мыслят себе жизни вне Дублина. Никто из них не считает своей родиной Польшу. Да и другие родственники поразъехались: брат в Париже, сестра в Нью-Йорке, родители умерли, домашний очаг угас, не осталось ничего, кроме их с Аленкой воспоминаний, и эти воспоминания они старались передать детям, оживить их, регулярно проводя летние каникулы в Польше. Однако старшенький, тринадцатилетний, уже бунтовал против навязанного паломничества в места, которые не хранили для него никаких воспоминаний, никакого смысла и чувства. Впрочем, в последние три года и денег на поездки не было. С семейным отпуском покончено, покончено с поиском корней.
Вскоре после того как Ендрек лишился работы, он устроился под Рождество в супермаркет — раскладывать по ночам товары. Ему было стыдно, он никому не говорил об этой работе, но вскоре, к своему облегчению, обнаружил среди товарищей довольно известного архитектора — и этот человек забыл о гордости и видел смысл своей работы не в ее престижности, а в том, что таким образом кормит семью. Это знакомство помогло Ендреку лучше понять свое положение, но, когда жена устроилась на работу в несколько богатых домов — уборщицей, прачкой, — чувство вины едва не убило Ендрека и чуть не разрушило его брак. Жена была само терпение. Им не раз приходилось переживать тяжелые времена, и часто выходило, что, когда у одного из супругов дела не ладились, у другого начинался подъем. Такой вот брак-качели: все время кто-нибудь висит в воздухе.
За подработкой в супермаркете последовали другие временные занятия — Ендрек водил грузовик, перевозил мебель, но не было ни постоянной работы, ни возможности применить свои знания и опыт или хотя бы вздохнуть с облегчением: все, семья обеспечена. Девять месяцев назад что-то в нем повернулось. Девять месяцев назад Ендрек встретился со своим другом Ачаром в клубе на Эринайл, и давно угасшая в нем искра вдруг вновь ярко разгорелась.