кормишь девочку сухой смесью?
— А что такого? Это хорошая смесь.
— Для большинства женщин ничего. Но ты — тигрица. Если кто-нибудь на этого ребенка косо посмотрит, ты ему глотку порвешь.
Она согласно кивнула.
— Ты не из тех, кто станет кормить ребенка сухой смесью, зная, что материнское молоко намного полезнее.
Она закатила глаза.
— А может…
— К тому же ребенок — ты только не обижайся — на тебя совсем не похож. И на него тоже.
Дре встал с дивана.
— Чувак, тебе пора.
— Нет. — Я покачал головой. — Не пора. Сядь. — Я посмотрел на него: — Чувак.
Аманда сказала:
— Клер — моя.
— Мы в этом не сомневаемся, — сказала Энджи. — Но родила ее не ты. Так?
— Дре, сядь. — Аманда прижала малышку к груди и поправила бутылочку у нее во рту. Посмотрела на Энджи, затем на меня. — И что, по-вашему, тут происходит?
Дре уселся на диван. Еще раз глотнул из фляжки, и Аманда бросила на него еще один недовольный взгляд.
— Отмороженные русские висят у вас на хвосте не просто так, — сказала Энджи.
— A-а, — сказала Аманда. — Вы с ними уже встречались?
— Я столкнулся с парой из них.
— Сейчас угадаю с кем. Ефим и Павел.
Я кивнул. У Дре напряглись мышцы лица. Аманда хранила невозмутимое спокойствие.
— И вы знаете, на кого они работают.
— На Кирилла Борзакова.
— По кличке Мясник, — сказала Аманда и снова провела пальцами по щеке Клер.
— Тебе сколько лет? — спросил я.
— А вы слышали про жену Кирилла?
— Про Виолету? Слышали.
— Ее отец — глава мексиканского наркокартеля. Она исповедует религию, в которой принято приносить в жертву животных. Если не чего похуже. В Мексике ей поставили серьезный психический диагноз. Родственники отреагировали на это тем, что убили доктора. Она замужем за Кириллом не только потому, что обоим это выгодно — ее папаша обеспечивает его поставками наркотиков, — но и потому, что единственный на свете человек, у которого с головой еще хуже, чем у нее, — это Кирилл. Они оба законченные психи. И потому обожают друг друга.
— И ты украла у них ребенка? — спросила Энджи. Не успела еще она договорить, как мы оба поняли: это чистая правда.
Бутылочка выскользнула у Клер изо рта.
— Я… Что?
— За тобой охотится русская мафия. И вовсе не потому, что ты настолько виртуозно подделываешь документы, что им не хочется тебя терять. Ефим забрал Софи.
— Что он сделал?
— Забрал ее с собой. И сказал, что, может, они заставят ее сделать еще одну. — Я наклонил голову и присмотрелся к личику Клер. Теперь мне стало окончательно ясно, где я раньше видел эти губы и эти волосы. — Это не твой ребенок, Аманда. Это ребенок Софи.
— Она моя, — сказала Аманда. — Софи она была не нужна. Она хотела ее отдать.
Я повернулся к Дре:
— И нашла единственного человека, который мог тебе помочь.
— Все лучше, чем аборт, — сказал Дре.
— Ну да, я уверен, что у всех спасенных тобой детишек жизнь — просто зашибись. У Клер она точно начинается восхитительно. Вы двое в бегах. Куча бандитов дышит вам в спину. А все ваши деньги добыты подделкой документов и производством наркотиков. Ах да, еще нелегальная торговля детьми. Рискну предположить. Так, Дре? Это и есть конфиденциальная часть твоей работы? Готов спорить, ты специализируешься на матерях, не состоящих в браке? Тепло?
Он смущенно ухмыльнулся:
— Обжечься можно.
— Вы думаете, что у вас все схвачено.
— А чем я отличаюсь от любого законного агентства по усыновлению? Я нахожу родителей для детей, от которых отказываются собственные матери.
— Безо всякого дальнейшего контроля, — уточнила Энджи. — Или ты хочешь сказать, что можешь поднять всю документацию на детей, которыми торгует русская мафия? Неужели ты серьезно?
— Конечно, не всегда, но…
— Аманда, — сказала Энджи. — Почему из всех младенцев, которых ты могла украсть, ты украла именно того, который позарез нужен двум самым отмороженным преступникам в городе?
— Сама понимаешь почему. — Клер спала у нее на руках. Она поставила бутылочку на журнальный столик и встала. — Я могу только предполагать, где в конечном итоге оказываются дети, которых пристраивает Дре. И, — она пристально взглянула на Дре, — я вовсе не считаю, что у них все хорошо. — Она положила Клер в плетеную колыбельку, стоявшую возле камина. — В данном случае я точно знала, что ничего хорошего ее не ждет. Софи — наркоманка. Она соскочила на время беременности. В основном потому, что я заставила ее переехать ко мне и глаз с нее не спускала. Но она родила Клер и опять заторчала.
— У нее были на то причины, — сказал Дре.
— Заткнись, Дре. — Аманда снова повернулась ко мне. — Софи в любом случае не собиралась растить Клер. Этим должны были заниматься Кирилл и его сумасшедшая жена. — Она подошла ко мне и села на краешек журнального столика так, что наши колени почти касались друг друга. — Им нужен этот ребенок. Легче всего было бы просто отдать ее. Я даже думать не хочу, что произойдет, если окажусь наедине с Ефимом и Павлом. У Ефима в кузове грузовика всегда лежит ацетиленовая горелка. Знаешь, какие на стройках используют? С маской? И прочими прибамбасами? — Она кивнула. — Вот кто такой Ефим. А он из них из всех самый уравновешенный. Хочешь спросить, боюсь я или нет? Да я просто в ужасе. Ты скажешь, что, забирая Клер, я подписала себе смертный приговор? Возможно. Но у вас есть дочь. Вы бы хотели, чтобы она росла с Кириллом и Виолетой Борзаковыми?
— Конечно нет, — сказала Энджи.
— И что мне оставалось делать?
— Надо было найти другие варианты. Кроме того, чтобы оставлять ребенка у Борзаковых или устраивать его похищение.
— Нет, — сказала она, — других вариантов не было.
— Почему?
— Побывал бы у них, не спрашивал бы.
— Где — у них?
Она покачала головой, отошла к колыбели и встала рядом, скрестив руки на груди.
— Энджи, можешь взглянуть?
— Конечно.
Энджи поднялась с дивана и приблизилась к колыбели.
— Видишь, у нее на ножке какие-то красные точки? Это ее кто-то накусал?
Энджи наклонилась над колыбелью и вгляделась в малышку.
— Не думаю. По-моему, просто диатез. А почему ты не спросишь у Дре? Он же все-таки врач.
— Не слишком хороший, — сказала Аманда.
Дре прикрыл глаза и склонил голову набок.
— Диатез?
— Ну да,