От стола, где сидели советники, к нам метнулся Рахотеп.
— Госпожа Исет нездорова. Я отведу ее к ней в покои.
— Я совершенно здорова! — взвизгнула Исет. — Я здорова!
Платье у нее на груди промокло, и она заметалась взглядом по залу.
Рамсес положил руку ей на плечо.
— Иди отдохни. Пенра будет показывать нам план храма. Как только мы закончим, я приду к тебе.
Исет глубоко дышала, колыхались ее тяжелые от молока груди. Она не двинулась с места.
— Придешь, хотя теперь очередь Нефертари? — с вызовом спросила она.
Прежде чем ответить, Рамсес помедлил.
— Да.
Исет метнула взгляд на меня, и я увидела в ее глазах боязнь. Она и вправду думает, что я похитила ка ее ребенка, что я убийца! Потом она успокоилась, изящно поднялась и вышла. Кто-то из придворных пробормотал:
— Это ведь только первый ребенок, у нее будут и другие.
Двери захлопнулись. Придворные смотрели на меня и шептались.
— Давай позовем Пенра, — сказала я, стараясь, чтобы не дрожал голос.
Мы ждали в полной тишине, пока наконец глашатай не объявил:
— Зодчий Пенра, сын Ирсу, начальник строительных работ.
Пенра вошел в зал с торжествующим видом. Он загадочно улыбался. За один месяц устройство, созданное им по рисункам из гробницы Мерира, распространилось по всей реке. К концу сезона шему будет первый за четыре года урожай, и в житницы достроенного луксорского храма засыплют зерно. Теперь зодчий приступал к возведению величайшего в Египте заупокойного храма.
За Пенра следовали два писца, неся на широкой доске глиняный макет, накрытый полотном. Пенра почтительно воздел руки.
— Государь! — провозгласил он. — Вот Рамессеум!
Зодчий сдернул покрывало, и придворные восхищенно забормотали.
— Вот самый большой заупокойный храм в Фивах, — начал объяснять Пенра. — Он будет стоять рядом с храмом Сети. Здесь, — показал он, — два пилона, высоких, как пилоны луксорского храма.
По каменному полу заскрипели ножки кресел: придворные подались вперед, чтобы лучше видеть.
— За вторым двором будет крытая галерея с сорока восемью колоннами, примыкающая к внутреннему святилищу.
У стола визирей раздался изумленный шепот.
Пенра снял крышу, показав расписной потолок: синее небо с рассеянными по нему золотыми звездами.
— В храме три зала: гробница Рамсеса Великого, которая простоит миллион лет.
Все присутствующие онемели. Никто не смеет давать фараону прозвище, фараон избирает его сам. Все смотрели на Рамсеса, ждали его ответа.
— Рамсес Великий, — повторил он, — и его Рамессеум, который простоит миллион лет…
Пенра гордо расправил плечи.
— К северу от галереи будет заупокойный храм самых прекрасных цариц Египта.
Я увидела две статуи — свою и Исет, причем одного роста. Наверное, это должно было мне польстить, но я забеспокоилась. Ведь строительство заупокойного храма длится много лет и требует много средств.
В ту ночь, перед тем как идти к Исет, Рамсес зашел ко мне.
— Откуда же возьмутся деньги на строительство? — спросила я.
— Мой отец получает дань от десятков стран. Я видел подсчеты. Денег хватит на три Рамессеума. Пусть наши потомки о нас помнят. — Рамсес посмотрел на мой живот и притянул меня к себе. — Наш маленький фараон, — с любовью сказал он.
Глава пятнадцатая
АХМОС ХАЛДЕЙСКИЙ
Вот уже два месяца, как к воротам Малькаты беспрестанно приносили цветы; каждый раз, когда мы выезжали посмотреть на строительство Рамессеума, стражникам приходилось расчищать дорогу. Исет всякий раз сходила с колесницы, и все ждали, пока она выберет самые лучшие цветы и украсит ими волосы — в знак того, что она родила и потеряла первенца фараона.
Расхаживая по комнате Пасера, Уосерит возмущалась:
— Когда это кончится? Ворота завалены цветами, в храме Хатор рыдают женщины. Можно подумать, умер не младенец, а двое восемнадцатилетних царевичей-близнецов.
— Говорят, Исет опять понесла, — заметила я. — Мерит слышала в бане.
Уосерит повернулась к Пасеру.
— До того как она родит, нужно убедить всех, что из Нефертари получится лучшая царица. О чем только люди думают? Нефертари знает восемь языков, все посланники ею очарованы — от ассирийских до родосских.
— Никак не забудут фараона-еретика, — объяснил Пасер. — Их деды твердят о тех днях, когда из Египта изгнали всех богов, Амон от нас отвернулся и наслал мор. Я недавно перехватил донесение из Нубии, в котором говорится, что грядет новый мятеж. Если фараон встанет во главе войска, править вместо него будет Нефертари.
— У тебя появится возможность показать людям, как ты будешь править, если станешь главной женой.
— Нет!
Мои собеседники уставились на меня.
— Рамсес обещал взять меня с собой! На кого ему лучше положиться — на нубийского переводчика или на меня?
— Ты носишь его ребенка, — напомнила Уосерит. — К чему рисковать наследником? Носилок там нет. Придется все время ехать в колеснице, воды будет мало. Этот мятеж — твоя единственная возможность доказать всем, что ты не такая, как Отступница.
Я посмотрела на свой едва наметившийся живот. Если Рамсес оставит меня в Фивах, смогу ли я завоевать сердца людей, или же народ возненавидит не только меня, но и мое дитя?
Пасер, сидевший в резном деревянном кресле, подался вперед.
— Не проси его взять тебя на войну. Нет ничего важнее ребенка.
— А как же Исет? Если Рамсес не выберет главную жену, нам придется сидеть в тронном зале вдвоем!
Уосерит подняла четко очерченные брови.
— Именно! И это будет интереснейшее зрелище.
В ту ночь Рамсес потихоньку оставил Исет и принес мне свитки, найденные у схваченного нубийского купца. Мы уселись на балконе, и я переводила одно письмо за другим. Написаны они были весьма неосторожно, в них подробно говорилось о планах восстания в первый день месоре, то есть в самую жару, когда египетское войско не сможет проходить большие расстояния. Если фараон уедет, неизвестно, когда он вернется и что может случиться в его отсутствие.
— У них больше тысячи человек, — заключила я, — готовых захватить дворец и убить наместника.
— Значит, Пасер был прав. — Рамсес поднялся и посмотрел с балкона вниз. Летний ветерок доносил из парка запах лаванды и стрекот насекомых. — Я должен написать отцу и посоветоваться с военачальниками. Через месяц отправлюсь с войском в Напату — напомнить нубийцам, кому они должны подчиняться. — Рамсес увидел выражение моего лица и понизил голос: — Ты тоже могла бы поехать…