Она не утихала, как бы я ни ворочалась и какую бы позу ни принимала. Наконец, пот выступил у меня на лбу; приподнявшись и опираясь на одно заледеневшее от тревоги запястье, я дрожащими пальцами отбросила плед, приподняла полы пеньюара. Ужас пронзил меня. Кровь! Кровотечение, и несомненно, что-то нехорошее творится с ребенком… Вероятно, я была слишком расстроена, а Франсуа своим проклятым появлением только помог всему этому. Я вдруг ощутила яростную, самую настоящую ненависть. Нет, ребенка мне нельзя потерять, ни за что…
Я попыталась встать, чтобы дотянуться до звонка, но в этот миг на пороге появилась Маргарита в своем ночном одеянии. Я была так испугана, что даже не удивилась, увидев ее в такой час.
– Я услышала шаги на лестнице и решила поглядеть, что тут происходит… Скверно все это, мадам! Ваш муж лежит обутый на постели, как какой-нибудь сапожник пьяный, и поза у него самая что ни на есть неприличная… А вы? Что это вы оттуда ушли?
Она увидела мое искаженное болью лицо и враз осеклась, прервав свои обвинительные речи.
– Маргарита, я… я больна… течет кровь… возможно, я теряю ребенка.
Лицо ее побагровело. Она всплеснула руками.
– Господи! Да вам же врач нужен!
Как пушечное ядро, она выскочила из комнаты, и через мгновение, подобно грому, звенели все звонки в доме. Вся дрожа, я откинулась на подушки. Боже, Маргарита – просто золото… Мне даже как-то стало легче оттого, что все заботы переложены на ее плечи. Мне сейчас же окажут помощь, сейчас же сюда приедет Лассон… И как странно, что опять же она обо мне заботится, а не Франсуа!
– Арсен, бегом за доктором! – громовым голосом командовала Маргарита. – Колетта, неси горячую воду, она может понадобиться! Да пошевеливайся, ленивая девка!
От одного ее голоса боль, казалось, отступала. Я легла свободнее, смогла даже отнять руки от живота, и, когда Маргарита появилась вновь, я могла бы ручаться, что лицо у меня было уже не такое отчаявшееся.
– Ну, мадам? Похоже, вам лучше?
– Пожалуй, что да, – сказала я, пытаясь улыбнуться. – Надеюсь, это не выкидыш…
– Фи! Выкидыш! Это у вас-то – такой молодой и сильной? У дамы из семейства де ла Тремуйль? Да такого отродясь не бывало.
Говоря, она ни на минуту не прекращала действовать: поудобнее сложила мои подушки, зажгла свечи, распахнула окно, ибо в комнате было душно, а потом положила мне на лоб холодный компресс.
– Ты позвала Лассона? – шепнула я.
– А то как же? Вас никакие другие доктора пока не лечили.
Она болтала и дальше о всяких пустяках, ее болтовня успокаивала меня и заставляла улыбаться, но больше всего я была благодарна Маргарите за то, что она не задает мне ни одного вопроса, не интересуется тем, что произошло. А между тем не могло быть сомнения, чтобы эта проницательная старая дама не заметила, что Франсуа был пьян.
Эсташ Лассон, разбуженный среди ночи и все-таки явившийся на зов, был не в духе, но осматривал меня долго и тщательно.
– Ну, так в чем же дело? – спросила я дрожащим голосом. Он щелкнул пальцами, подзывая к себе Денизу, что стояла с кувшином в руках, и долго, ужасно долго мыл пальцы в серебряном тазу. Перебросив тонкую салфетку через плечо и вытирая руки, он наконец-то обернулся ко мне лицом и усмехнулся.
– Моя прелестная пациентка, совет может быть только один. Избегайте волнений и станьте на те несколько месяцев, что вам остались, монахиней. Это вам поможет.
– Вы… вы думаете, все дело в этом?
– Да. Держите супруга на расстоянии. Не может быть и речи о бурных ночах.
– А ребенок? Я не потеряю его?
– После сегодняшнего кровотечения я сомневаюсь, что вы способны доносить ребенка до положенного срока. Но если вы станете вести более спокойную жизнь, он может родиться вполне жизнеспособным.
Он посоветовал мне не вставать целые сутки с постели и только потом понемногу начать ходить. Никаких танцев, высоких каблуков или верховой езды… Успокоенная его словами и зная, что Лассон разбирается в своем деле, я уже перед рассветом уснула.
Проснулась я от прикосновения Франсуа. Было уже поздно – десять часов утра, и я поняла, что в Собрание он сегодня опоздает.
– Я уже знаю, что было ночью, Сюз… Мне очень жаль.
– Вам жаль? – переспросила я медленно.
Возможно, он говорил правду. Но ему не было так жаль, как мне, и он не понимал, что я пережила ночью.
– Вы были пьяны. Вы помните это, сударь? Он сделал нетерпеливый жест.
– Да, после нашей с вами ссоры я напился. Но в конце концов, это не причина, чтобы два дня подряд дуться на меня.
– Причина в другом, – прошептала я.
Он выпустил мою руку, лицо его стало каменным. Я знала, что ему неприятно все это слышать, но молчать больше не хотела. Целый год я молчала – это не исправило положения. Мои ложь и скрытность не пошли во спасение. Может быть, настала пора использовать правду.
– Видите ли, Франсуа, причина в том, что вас никогда нет рядом… Когда мне трудно и когда я, ваша жена, нуждаюсь в вас, моем муже, мне на помощь приходит кто угодно, только не вы. Помните, как вы бросили меня в Пале-Рояль? Мне помог Клавьер. А нападение ваших революционеров на Версаль, когда я была на волосок от смерти, – где были вы тогда? Меня спас Лафайет. А сегодня ночью, Франсуа, сегодня ночью нашему ребенку было плохо. Это была слегка и ваша вина, но вы спали, даже не задумываясь над этим. Все это повторяется настолько часто, что превращается в правило.
Франсуа сжал челюсти. Я смотрела на него устало, печально: он был уже не пьян, но с похмелья выглядел не слишком хорошо. Трезвый и спокойный, он уже не вызывал у меня неприязни, но какую тоску я ощущала, читая на этом лице выражение непреклонности и сухости. А может быть, даже черствости, которую ничто не сможет пробить. Он не умел чувствовать глубоко и тонко, и я была вынуждена это признать.
– Я люблю вас, – прошептала я уныло, – но я несчастлива с вами, Франсуа.
– Несчастливы! – повторил он. – Вы начитались романов и просто не можете жить обыденно! Мне, если хотите знать, тоже надоела вся эта чепуха. Я не прекрасный принц, и мне нужна обыкновенная жена – такая, которая не заливалась бы слезами о былом блеске, следила бы за хозяйством, создавала в доме уют, а меня… меня не пыталась бы перекроить по своему образцу!
– Я? Я пытаюсь вас перекроить?
– Разумеется! Разве я не вижу, что вы хотите, чтобы я стал похож на тех… тех ваших версальских проходимцев!
Он вскочил на ноги, заложив руки за спину, прошелся по комнате, потом резко повернулся ко мне.
– Я женился на вас. Чего же вы еще хотите?
Я почувствовала, что от подобного заявления у меня голова идет кругом и немеет язык.
– Я хочу любви. Просто любви! Я лишь хочу, чтобы вы не вваливались ко мне в два часа ночи, пьяный как сапожник, не насиловали меня как первую попавшуюся шлюху! Чтобы вы имели ко мне хоть самую малость уважения! И вообще… вы… вы заботитесь только о себе, используете меня… за два года знакомства с вами я была удовлетворена только один раз!