признаешь ли свою вину перед стаей? Сознаешься ли в убийстве своего отца, обмане и подстрекательстве собратьев?
Вместо ответа Егор сплюнул в ноги и яростно выпалил:
— Тебя не похоронят. Оглянись вокруг — на этой поляне ты будешь гнить, пока твоя плоть не осыплется прахом, а кости не растащат животные. — С этими словами он развернулся и пошел к противоположному краю, на ходу сбрасывая с себя мантию, с треском срывая рубашку, забыв о пуговицах.
35
Дан еще какое-то время смотрел ему вслед, мне показалось, что он хотел окликнуть его, что желал что-то сказать. Но люди смотрели на него с явным ожиданием.
Собравшись с мыслями Дан также направился к нам. Неотвратимость и крайняя сосредоточенность были написаны на его лице… и мне показалось, что он избегает смотреть мне в глаза. Двигаясь прямо в нашу сторону, он так же, как и Егор стал стаскивать с себя вещи.
— Что они делают? — Спросила я, с ужасом наблюдая за происходящим.
Михаэлас усмехнулся и сказал, наклонившись к самому моему уху:
— Полнолуние давно на исходе, но для решения подобных конфликтов есть ритуал воззвания к призрачной луне. Оба выпьют зелье, которое на время вернет им их звериный облик. Этот ритуал не для людской половины оборотня, только зверь может решить судьбу стаи.
Я обернулась к нему, надеясь, что старик шутит, но садистская ухмылка Лупуля не имела ничего общего с весельем.
— Да, милая, все так. — Довольно усмехнулся он. — Еще до восхода солнца мы узнаем, кто из двоих сыновей старого волка более прочих достоин занять место своего отца. А также станет ясно, кто же из них на самом деле отцеубийца.
Но это было нечестно! Совершенно нечестно! Как меряясь волчьей силой можно было открыть правду? Дан говорил, что из-за связи с избранной Егор сильнее его, но если так… то это будет просто очередное убийство! Кровавая и беспощадная расправа одного брата над другим… неужели мало им смерти собственного отца? А что же, если они оба не имеют к ней никакого отношения?
Дан подошел к самому краю круга и замер, словно в молитве. Из одежды на нем остались лишь брюки. Этот мужчина был явно крупнее Егора и теперь, в свете луны, казался мне больше похожим на отца, чем брат.
Я сжимала и разжимала кулаки, больно впиваясь ногтями в кожу, силясь подобрать нужные слова или хоть немного унять охватившую меня панику. Я хотела просить, умолять его не делать этого. Я знала, что просто не перенесу вида крови и даже звуков этой беспощадной схватки.
Один из людей в черных маниях выступил из толпы и протянул Дану маленький серебристый сосуд, сказал что-то на их непонятном языке, и мужчина принял подношение двумя руками, также сказав что-то тому в ответ.
По лицу Дана было видно, насколько тяжело ему давалось решение выпить содержимое склянки. Выдохнув, точно перед прыжком с высоты, он опрокинул в себя ее содержимое залпом и замер, воздев лицо к небу, словно ожидая немедленного воздействия или приходя в себя.
Мое внимание привлекли события разворачивавшиеся на другом конце белого круга. Я увидела, как Егор согнулся пополам, точно от страшной боли и упал на землю, часто дыша. В свете луны его тело начало быстро претерпевать трансформацию — в начале стали шире плечи, затем по ногам треснули брюки и опали вниз бесформенной грудой тряпья. Когда тело Егора начала покрывать густая серая шерсть, Дан, в двух шагах от меня, вдруг сделал громкий вдох и согнулся пополам, схватившись за грудь, будто его собственное сердце пыталось вырваться из нее, прорвав к чертям плоть и кости.
Я просто не могла смотреть на это… было слишком жутко наблюдать за тем, как их тела будто ломались, суставы выворачивались изнутри, а кожа синела и облезала клочьями, обнажая густую шерсть.
С другой стороны поляны раздался крик боли, переросший в сиплое рычание — Егор обратился первым и обернулся в нашу сторону. В ярких глазах зверя не было больше ничего от человека, которого я знала. Лишь ярость и дикая, разрушительная сила.
Я неосознанно сделала шаг назад, но Михаэлас удержал меня на месте.
— Тише… не бойся, девочка. Вот посмотри. — Он указал на белый круг впереди нас, — Это каменная соль, смешанная с рябиновой золой. Ни один оборотень, обратившись, не сможет переступить за такую черту. Тебе нечего бояться. Разве того, что правда не на стороне твоего возлюбленного.
Его мерзкий кашляющий смех прервался, едва начавшись — Егор, в обличии серого зверя в несколько прыжков преодолел расстояние между собой и Даном, сцепился с ним еще до того, как тот успел обратиться окончательно.
Его брат, почти полностью покрывшийся черной шерстью, взревел, оскалив жуткую пасть с рядами острых желтых клыков и клацнув ей возле самой шеи противника, со всей силы оттолкнулся задними лапами от земли, скидывая его с себя. Серый оборотень откатился в сторону, взметая пыль, а черный тут же бросился за ним следом. Наотмашь полоснул огромной лапой с острыми, точно обсидиановые стилеты, когтями, оставив красный след на светлой шкуре.
Я вскрикнула от неожиданности и страха — мне показалось, что я, точно эхо, словно далекий отголосок в конце длинного туннеля, ощутила ее на своей спине и то место теперь пекло, как после свежего пореза. Я схватилась за руку, удерживавшую меня на месте и попыталась вырваться, но Михаэлас хоть и был немолод, явно не растерял физическую мощь. Он перехватил меня под ребрами и сжал так, что я теперь едва могла дышать.
— Не дергайся… — прошипел он мне в ухо, обдав кожу горячим дурно пахнущим дыханием, — лучше смотри и не упускай деталей. Хочу, чтобы тебе в кошмарах являлось то, что сделают с этим упрямым ублюдком, раз уж боги тебе самой отмерили долгую жизнь…
Серый оборотень рассверепел от полученных ран и взревел, выпрямившись во весь свой немалый рост. Мгновение — и он перешел в нападение, тесня черного зверя к краю круга, не давая и шанса ответить на выпады и прыжки, следовавшие один за другим. Наконец они сцепились и кубарем прокалились по самому краю белой черты. Со скулежом и рычанием взметали пыль вокруг себя, так, что было не разобрать на чьей стороне преимущество.
У меня подкосились ноги, и я практически повисла на руках своего мучителя. Беззвучные слезы туманили мой взгляд и раскаленным градинами катились по щекам.
— Пожалуйста… — шептала я, не Михаэласу — самой себе, Егору и Дану… а может быть