Глаза Жан-Поля вспыхнули от гнева.
– У вас острый язык, миледи.
– Да, а кинжал еще острее. Запомните это хорошенько и, если вы здесь дотронетесь до какой-нибудь женщины, пеняйте на себя, любезный.
– Хватит. – Люк встал между ними. Он приказал обоим разойтись, а брату добавил: – Встретимся утром после завтрака. Тогда и обсудим будущее.
Взяв Кору за локоть, Люк повел ее в комнату, из которой только что вышел. Она попыталась выдернуть руку, но он лишь крепче перехватил ее.
– Наш ужин остывает, миледи. Приведите волчицу.
Она бросила на него быстрый взгляд и пожала плечами.
– Шеба, ко мне.
Волчица попятилась от Жан-Поля, вздыбив шерсть. Свирепое выражение на ее морде заставило Люка засомневаться, что эта волчица ручная, и он недоверчиво поглядел на Шебу, которая подошла наконец к своей хозяйке.
Словно прочтя его мысли, Кора тихо сказала:
– Она очень привязана ко мне и всегда защищает меня, милорд.
Люк захлопнул за ними дверь комнаты.
– Думаю, что, похоже, ей придется частенько заниматься этим, если ты будешь расхаживать по замку в подобных нарядах. Кое-кто из мужчин может подумать, что ты нарочно их завлекаешь.
– Я и не собиралась появляться в таком виде в коридоре. Рудд принес мне теплой воды для мытья. Я уже забралась было в ванну, но тут вспомнила, что он забыл про мыло. Я кинулась за ним – и тут-то столкнулась с этим наглецом. Неужели и в своей комнате я не имею права носить, что хочу?
– Но ты же была не в своей комнате. – Люк скрестил руки на груди и, нахмурясь, посмотрел на нее. – Ты больше не дочь сакского барона, Кора, а супруга графа.
– А мне какая разница? Я что, стала другой? – Во взгляде ее и в тоне сквозила угроза, а руки сжались в кулаки.
Раздраженный строптивостью жены, Люк покачал головой.
– Я имею в виду только то, что, если ты одеваешься как служанка, с тобой и будут обращаться соответственно.
– Ага, понятно. Только нормандки такие нравственные. А саксонки сплошь все распутницы и всегда готовы к заигрываниям. Не так ли, милорд?
– Нет. Ты извратила мои слова.
– Неужели? Тем не менее именно меня обвиняют во всех грехах, а тот, кто приставал ко мне, свободно уходит, пробормотав лишь неискренние извинения.
– Подумай о моем положении, Кора. Если кто-то из мужчин коснется тебя, ему придется отвечать передо мной самым суровым образом. А я не могу допустить, чтобы по отношению к моим людям была допущена жестокость или несправедливость. Чтобы не было повода жаловаться, не подвергай себя опасности, искушая мужчин поступать так, как только что сделал мой брат.
Нельзя было этого говорить. Люк понял это сразу же, но слова были сказаны, и он не мог уже взять их обратно. Щеки Коры стали пунцовыми от гнева, а голубые глаза засверкали от ярости.
– Ты нормандский захватчик, – прошипела она так злобно, что у волчицы шерсть поднялась на загривке. – Как ты осмеливаешься разговаривать со мной так, словно я неразумный ребенок? Я объяснила тебе, почему так получилось, но послушай и еще кое-что… Когда этот замок принадлежал лорду Бэльфуру, ни один мужчина не смел коснуться меня, неважно, была ли я закутана с головы до пят или на мне ничего не было, кроме улыбки. Если ты не можешь оградить от посягательств свою жену, то как же ты сможешь отстоять Вулфридж против тех, кто захочет вырвать его у тебя?
– А это уже не твоя забота.
– Неужели? Когда-то мой отец сказал почти те же самые слова, и вот он умер, а мне пришлось отстаивать эти земли. Ты можешь поклясться, что такое не случится снова, милорд? Ты можешь гарантировать, что Вулфридж никогда не станет снова моей заботой?
Теперь уже рассердившись по-настоящему, Люк прошел к столу и плеснул себе вина в кубок. Вертя его между пальцами, он взглянул на жену. Ее короткая мокрая туника местами липла к телу, словно она в самом деле только что вылезла из воды. Воинственная женщина, что и говорить! А эти золотистые волосы, что рассыпались по плечам, и настороженная волчица возле ее ног… В самом деле, Кора производила более сильное впечатление, чем могла себе представить. И все же, как ей удалось некоторое время выстоять, когда умер ее отец? Ведь даже и для закаленного воина это была бы нелегкая задача. А с ее более чем скромной дружиной тут и вовсе шансы на успех были ничтожны, и все же она продержалась почти три месяца.
Гнев его испарился, и Люк поставил нетронутый кубок на стол. Сам себе удивляясь, он покачал головой.
– Нет, я обещаю тебе, что ты никогда не встретишься больше с такой угрозой, Кора. Могу поклясться, что я обеспечу безопасность Вулфриджа, пока я жив. В своей жизни я тоже изведал поражение, и мне было так же горько и больно, как и тебе. Я не намерен терпеть это снова и не позволю, чтобы мою собственность постигла такая же судьба.
– Так я твоя собственность? – с саркастической улыбкой спросила она.
– Да, ты моя собственность, Кора де Бэльфур. В тот день, когда ты дала мне свою клятву перед алтарем, ты стала моей. Никогда больше ты не будешь знать нужды, пока я жив. И даже когда я умру. Даже если это будет стоить мне жизни, ты будешь в безопасности.
С широко раскрытыми от удивления глазами Кора уставилась на него. Губы ее слегка дрогнули, и, когда она подняла руку, чтобы отвести волосы с глаз, пальцы ее дрожали.
– Будь осторожен, милорд, или я подумаю, что ты говоришь серьезно, что ты в самом деле имеешь это в виду.
– Я говорю серьезно. – Голос его слегка сел от волнения. – Я говорю это самым искренним образом. Я всегда храню то, что мне принадлежит, и никто не отнимет у меня то, что мне дорого.
Долгое молчание воцарилось в комнате. Волчица лежала у ног Коры, положив свою большую голову на лапы. Пламя свечи колебалось от легкого сквозняка.
Наконец Кора шевельнулась, и в голосе ее прозвучала странная нотка, когда она сказала:
– Давно Вулфриджу недоставало мужчины твоей силы, твоей твердости и решительности. – Взяв со стола кубок с вином, она протянула его Люку и, глядя поверх него, тихо произнесла: – Если моей земле все равно суждено было быть завоеванной нормандцами, хорошо, что она досталась именно тебе.
Впервые она так честно призналась в своем поражении и выказала доброе расположение к нему. Люк взял кубок, обхватив пальцами и руку Коры, сжимающую его. Помедлив немного, он поднес вино к губам.
Глубоко заглянув в ее глаза и ощущая себя так, словно он тонет в их синих глубинах, Люк, почти не чувствуя вкуса, выпил вино. Теперь между ними появилась какая-то новая близость, некие узы, связавшие их. Он и сам не заметил, как это произошло. Это было неожиданно и настолько хрупко, что он не поручился бы, что она продлится долго, и все же эта связь была.