выставить вас.
– Угомонись, женщина, – сказал я. Или намеревался сказать. Получилось тихое бормотание, которое я сам едва слышал. Я закрыл глаза.
– Я не причиню ему вреда. Мистер Марвуд, вы не спите?
Я узнал голос. Кэтрин Ловетт. На меня нахлынули воспоминания и впечатления. Кэт. Мегера Хэксби. Давным-давно она укусила меня за руку, и рана не заживала много дней. Наполовину женщина, наполовину ребенок – и совершенно грандиозная. У нее столько талантов, что жизни не хватит, чтобы ее понять.
– В этом нет толку. – Судя по голосу, Маргарет смирилась. – Он спит со вчерашнего утра. Или бредит. Ночью он разговаривал со своим отцом. Будто старик сидел рядом.
– Лауданум?
– Это благословение. – Из голоса Маргарет исчез гнев, остались только усталость и тревога. – Бог знает, что бы мы без него делали. И салфетки – вы были правы насчет них.
Я попытался поднять правую руку над покрывалом, на котором она лежала. Только пальцы дрогнули. После этого мною овладела усталость.
– Смотрите, – сказала Кэт. – Он не спит.
Я открыл глаза. Обе женщины стояли у кровати так близко, что почти касались друг друга, и смотрели на меня. Кэт прикрыла рот ладонью, будто удерживала слова, которые хотели сорваться с ее уст.
– Хозяин! – сказала Маргарет, склонившись надо мной, ее красное лицо сморщилось от беспокойства. – Хозяин!
– Маргарет, – сказал я. – О, Маргарет, я видел такие сны…
– Я пыталась ее не впустить, – сказала Маргарет. – Но она взбежала по ступенькам.
Я хотел ей объяснить, что это не имеет значения, что ничто не имеет значения. Вместо этого я потрогал левую сторону своего лица. Какая-то ткань покрывала кожу. Но даже это легкое прикосновение пальцев заставило меня сморщиться. И вот это имело значение.
– Помогите мне его поднять, – сказала Маргарет. – Раз уж вы здесь, сделайте что-то полезное. Только, ради бога, осторожно.
Кэт обошла кровать и встала с другой стороны. Вдвоем они приподняли меня так, чтобы моя голова и плечи покоились на подушках. Процесс был исключительно болезненным. Я вскрикнул. Глаза наполнились слезами.
– Ш-ш-ш, – сказала Маргарет, словно я был хнычущим ребенком.
Она отвернулась и наполнила кружку из кувшина, стоящего на прикроватном столике. Поднесла к моим губам. Я стал жадно пить. Легкое пиво потекло по моему подбородку. Но не все – часть его попало в мой иссушенный, как пустыня, рот и протекло в горло. В жизни не пробовал ничего вкуснее.
Когда кружка опустела, она отерла мне лицо и шею.
– Хвала Господу, – сказала она. – Я уж думала, вы будете спать вечность.
В голове закружились мысли, они так спешили, что наталкивались друг на друга. Во мне, как рвота, поднимался страх. Во рту появился кислый привкус. «Вечер пятницы, – подумал я. – Утром надо ехать в Шотландию».
– Какой сегодня день? – спросил я с тревогой. – Суббота? Воскресенье?
– Среда, – сказала Маргарет.
Я сделал подсчеты.
– Это означает…
– Вы пролежали здесь в постели пять дней.
Я перевел взгляд с Маргарет на Кэт.
– Пожар. Я помню пожар. – И еще я вспомнил шар пламени у постели Челлинга, как кто-то сбегал вниз по лестнице, боль в голове. Я поднял руку и нащупал шишку от ушиба над правым ухом. – Да, но тогда?.. С ним все в порядке?
Я увидел, как они переглянулись. Кэт затараторила:
– Да, вы пошли к Челлингу. Помните? До этого пили вино с мистером Хэксби и со мной в «Барашке». Вы рассказали нам, почему вас интересует Пожарный суд. Вы были злы потому, что вас посылали в Шотландию с пустяковым поручением. Потом вы еще больше разозлились из-за того, что мы решили, что лучше в это дело не вмешиваться.
– Вас принесли к порогу той ночью, – мрачно сказала Маргарет. – Вы кричали как оглашенный.
– А что Челлинг? – спросил я.
– Он устроил пожар, – сказала Кэт. – Напился и, наверное, опрокинул свечу. Полог кровати загорелся. Вы пытались его вытащить, но было слишком поздно. Верхняя часть его лестницы сгорела. Ее придется восстанавливать.
Она замолкла. Я вспомнил, каким мертвым грузом был Челлинг, несмотря на свой малый рост. Я вспомнил, как ломал запертую снаружи входную дверь. Но дверь не была заперта, когда я пришел в комнаты Челлинга, – иначе как бы я попал внутрь. И я ее оставил открытой. Я вспомнил боль в голове. И злобно сияющий огненный шар у кровати. Сквозняк из открытого окна подпитывал растущее пламя. И я вспомнил, как кто-то сбегал вниз по лестнице.
Кэт продолжила, но без прежней уверенности:
– Вы принимали опий от боли. От него люди видят сны иногда. Очень правдоподобные. Как видения.
– Но это я видел не во сне. Челлинга убили. – Я смотрел на их потрясенные лица. – Как и Селию Хэмпни.
Я утомился и закрыл глаза. Слышал, как женщины переговаривались шепотом. Я понял, что они решили, что я потерял разум, что опий так уверил меня в снах, что они казались мне реальнее, чем этот живой, дышащий мир с его неровными краями и твердыми углами. Но я знал, что ничего не выдумал, а видел. Опий вызывает сны и видения, но он также может придавать ясность памяти и точность мыслям. Если ангелы способны мыслить, то они должны мыслить именно так, всегда.
Что-то от меня ускользало. Что-то, что я видел. Но когда?
Я открыл глаза:
– Насколько серьезно я пострадал?
Надо мной возникло лицо Маргарет.
– Есть рана на голове, господин. Она заживает. Хвала Господу. Но огонь затронул… левую сторону.
– Насколько серьезно?
Маргарет сморщилась и отвела глаза. Потом на ее месте появилась Кэт.
– Вы обгорели от лица до колен. Доктор говорит, что останутся рубцы. Сэм тоже так считает.
Я нахмурился, пытаясь постичь этот странный мир, в котором Кэтрин Ловетт так запросто говорит о моем слуге.
Маргарет неправильно поняла причину моего хмурого взгляда, решив, что я не считаю мнение Сэма заслуживающим внимания. Она взорвалась в буквальном смысле слова, так как ее лицо покраснело еще больше.
– Он знает, о чем говорит, господин, и лучше, чем многие. Когда он служил на флоте, его фрегат был настигнут датским брандером. Он видел, чтó огонь может сделать с человеком.
Она еще что-то сказала. Потом Кэт тоже что-то сказала. Но их слова потеряли свою остроту и смешивались друг с другом. Потом они слились и стали тихим монотонным гудением, похожим на жужжание пчел, спешащих по своим делам. Звуки то усиливались, то утихали, к ним ладно пристроился стук молотка и выкрики детей. Потом я уснул.
– Что вы здесь делаете? – спросил я.
Спальня была наполнена резким белым светом. Я уже понял, что еще одна ночь незаметно