становилась все более неровной, по мере того как дома оставались позади. Они повернули налево, к парку. Топот копыт, стук колес, выкрики и громкие голоса прохожих создавали защитный колпак. Джемайма не просила Мэри опустить шторы на окошках. Ей нравилось смотреть на окружающий мир через стекло и вуаль.
– Я не хочу ехать в парк, – неожиданно заявила она. – Я передумала. Вели Халу повернуть назад.
– Сказать, чтобы он отвез нас домой, миледи? – спросила Мэри дрожащим от слез голосом.
– Нет.
Мэри постучала по крыше. Карета замедлила ход, и грум, который ехал позади верхом, поравнялся с окошком, чтобы выслушать приказ хозяйки.
– Мы поедем на Феттер-лейн, – сказала Джемайма. Мэри резко повернула голову и взглянула на нее. – Скажи им, я хочу посмотреть, где недавно нашли тело той шлюхи. Вели подъехать как можно ближе к тому месту.
– Надо ли? – прошептала Мэри.
– Делай, как велят.
Джемайма отвернулась к противоположному окну, пока Мэри передавала новые распоряжения слугам. Она чувствовала трепет возбуждения от собственной смелости. Она тщательно спланировала эту вылазку еще тогда, когда было подтверждено, что женщиной, найденной мертвой в руинах, была Селия Хэмпни. Она сразу решила поехать на Феттер-лейн, но не хотела никому об этом говорить, пока они не отъедут подальше от дома, на случай, если Филип пронюхает об этом. Он бы попытался остановить ее.
Пикадилли была запружена транспортом, и на то, чтобы развернуть карету и поехать на восток, ушла вечность. Чтобы избежать давки у Темпл-Бар, они поехали по направлению к улице Холборн и свернули на Феттер-лейн с севера.
Когда они приближались к Флит-стрит, Джемайма глянула из левого окошка на руины, которые простирались вниз до Флит-Дич, а потом поднимались вверх до почерневшей городской стены с мрачными останками собора Святого Павла за ней.
Кучер Хал остановился, чтобы узнать дорогу, и подмастерье направил их к узкому проезду с левой стороны. Карета затряслась по переулку, стараясь не угодить колесами в канаву, идущую по центру, со скоростью, уступающей пешеходу. Когда экипаж остановился, их окружили с полдюжины нищих, все дети. Джемайма смотрела во все глаза на веснушчатое лицо уличного оборвыша.
Грум отогнал мальчишку прочь и склонился над окошком:
– Прошу прощения, ваша светлость, Хал не сможет подъехать ближе. – Он замолчал и облизнул губы. – Не соблаговолит ли ваша светлость пройтись пешком? Здесь шагов двадцать – может, даже меньше.
Джемайма затаила дыхание. Она не хотела покидать экипаж. Но ей хотелось посмотреть, где лежало тело шлюхи. То самое место, где она нашла свою последнюю наземную постель.
– Пусть все разойдутся. Мэри, дай ему несколько пенни, пусть раздаст нищим.
Грум дал монету самому большому из мальчиков, чтобы тот показал точное место, где было найдено тело, и отогнал остальных от кареты. Маленькая девочка заплакала, когда Хал стегнул ее хлыстом по голой руке. Когда попрошайки поняли, что лучше держаться подальше, грум повел Джемайму и Мэри по дорожке, которая шла от переулка, размахивая дубинкой достаточно грозно, чтобы другие нищие не подходили слишком близко.
Они подошли ко двору, окруженному останками небольших, жавшихся друг к другу домов. Грум указал на один из обнажившихся погребов:
– Вот там, миледи.
Их нагнал один из нищих.
– Ее закопали, – сказал мальчик, нервно поглядывая на дубинку в руке грума. – Под строительным мусором. Я ее видел. Но закапали не очень хорошо. Лисы и крысы ее покусали.
Джемайма рассмеялась.
– Дай мальчику пенни, – велела она. – Быстро.
Грум протянул монетку. Мальчик схватил ее.
И решил испытать удачу еще раз:
– И птица выклевала ей глаз.
– Дай еще одну, – велела Джемайма. – И пусть проваливает.
– Видите там, – сказал мальчик, указывая пальцем. – Это ее кровь.
Джемайма стояла и смотрела на погреб, в котором нашли Селию. В углу на куче земли было видно темное пятно. Возможно, кровь; возможно, мальчишка просто надеялся получить третью монету.
Поскольку Джемайма промолчала, грум дал мальчишке подзатыльник, и тот отошел на безопасное расстояние.
Двор был накрыт навесом. Несмотря на плащ и вуаль, Джемайма чувствовала тепло солнца. Да, оно того стоило – приехать сюда. Мертвые не чувствуют солнца. Все, что им осталось, холод могилы и интерес червей.
Селия Хэмпни. Владелица одного из арендованных участков в Драгон-Ярде. Это многое объясняет. Любовница Громвеля, если муж Джемаймы сказал правду. Но сказал ли Филип правду? Она пыталась отогнать эту мысль, но ее пронзила боль в боку, острая, как игла.
– Скажи им, что мы едем домой, – обратилась она к Мэри. – Длинным путем. По Шу-лейн, через Холборн.
Они ехали молча, пока карета не свернула на Пэлл-Мэлл. Она бросила взгляд на Мэри. Служанка беззвучно плакала. Почему? Отчего ей плакать? Кто их поймет, этих слуг!
Джемайма наклонилась и погладила Мэри по щеке.
– Хорошая девочка, – сказала она. – Ты хорошо мне служишь.
Она знала цену вовремя сказанному доброму слову.
Глава 26
Во рту у меня страшно пересохло, язык ощущался как лоскут кожи, обожженный огнем. Какое-то время я лежал и не мог понять, почему я здесь и где я вообще. Потом, обрадовавшись, что справился с задачей, я понял, что нахожусь в своей спальне в Савое.
Сначала я подумал, что было раннее утро, поскольку я бы не лежал в постели, когда за окнами светло. Позже, однако, я понял, что ставни на окнах открыты, а полог кровати подвязан. К тому же у света не было утренней свежести. Еще я слышал звуки, которых обычно не бывает по утрам. Внизу громыхали сковородками. Мужчина пел балладу в переулке перед нашим домом. Кричали дети, кто-то что-то забивал молотком.
Постепенно я обнаружил, что лежу на спине, слегка повернутый вправо с помощью валика, который располагался с левой стороны моего тела. Странное и неудобное положение, но у меня не было сил, чтобы как-то это исправить.
Я чувствовал, что кожа на лице натянута и горит. Я потрогал пальцем левую ногу и был вознагражден резкой болью, которая на миг рассеяла туман у меня в голове и быстро прошла.
Я попытался сосредоточиться, но голова не слушалась. Я плыл по течению, как лодка без весел и паруса. Я поймал себя на мысли о давно умершей матери, вспомнил прикосновение ее прохладных пальцев, когда я маленьким лежал в постели с лихорадкой.
В мое сознание прорвался еще один звук: кто-то стучал внизу. Почему люди создают столько шума? Послышались шаги и возбужденные голоса. Кто-то поднимался по лестнице. Дверь в мою комнату распахнулась с такой силой, что ударилась о бок шкафа.
– Так нельзя, госпожа. – Голос Маргарет, громкий и расстроенный. – Я велю Сэму