Она вновь просыпалась ни свет ни заря. Снова регулярно бывала в институте. Снова много рисовала.
Ее волосы опять наполнились светом и лучились, играли, волнуя Эда - доводя его до сладкого нетерпеливого зуда в кончиках пальцев.
- Знаешь, я, сколько помню себя, всегда рисовала, - рассказывала Ника, стремительно заполняя все полотно оттенками зелени. (Эд никогда бы не подумал, что их бывает так много.) - И когда меня спрашивали, кем я хочу стать, отвечала только одно - художницей! Я почему-то была уверена, что художники - особенные люди: они почти не спят, не едят и вообще ничем другим не занимаются - только рисуют все, что захочется. И я так мечтала об этом! Чтобы никто не трогал и чтобы рисовать, - смешно сморщив носик, она просила взглядом быть снисходительней к ее детской мечте. - А в то лето, когда я поступила, у нас тут недалеко - на соседней улице открыли цветочные теплицы. И ты знаешь, я так увлеклась! - ее глаза внезапно полыхнули огнем - ярким и самозабвенным, который тут же перекочевал на картину - россыпью тюльпанов.
«Трудно не заметить», - усмехнулся про себя Эд.
- Похоже на рисование - тоже очень спокойно. Я обожала это место! Мне разрешали приходить туда в любое время, копаться с цветами, рисовать, разговаривать с ними. Хозяйка почти не проверяла - говорила, что у меня дар. Мол, даже лучше, чем у нее самой растут! Врала, наверное, - Ника застенчиво повела плечом, вытирая рубашкой кисточку в рассеянности.
«Вряд ли», - мысленно не согласился Эд.
Исключительность Ники у него никогда не вызывала сомнений.
Ночные песни обрели драматизм - стали хриплыми, надрывными и недобрыми…
Как-то раз после полуночи, возвратившись после очередной бесполезной попытки унять проклятых тварей, Эд сделал последний шаг к кровати и…взвыл громче котов!
Его ступня угодила во что-то острое. Мелькнула мысль: это, должно быть, месть «мышиного» блюдца за то, что он косился на него каждый раз, ложась спать… Но пренебрежительное фырканье и тихий цокот когтей рядом в темноте предлагали иные версии. Одна больнее другой.
Ника подскочила в постели, еще наполовину во сне.
- Свет включи! - прошипел Эд.
- Что…
- Свет!!! - волны боли не позволяли поймать равновесие. Он слепо шарил в поисках опоры, пока Ника искала выключатель, и боялся ступить на пострадавшую ногу. Чуть передвинулся в сторону…и, опять угодив в тот же капкан, растянулся на полу с громогласными проклятиями!
Наконец ночник зажегся. Масляно-желтый свет очертил его на удивление целую ногу, перепуганную Нику с растрепанными волосами и…
Эд не знал, смеяться ему или плакать, так что решил поинтересоваться у Ники:
- Ты тоже это видишь?
- Что? - шепнула она, округлив глаза от страха.
- Ежа!
Ника глянула вниз на щетинистый шар. Потом на Эда. Моргнула.
- Да вот же он! - указала растерянно рукой.
Вдруг Эд затрясся от нездорового, взрывоопасного смеха. Ника следила за ним с удивлением, а еж - с опаской, подрагивая мягкой пуговкой носа и потихоньку отступая.
- А откуда тут еж? - через пару минут сумел выдавить Эд между судорогами.
- В смысле «откуда»? - пожала плечами. - Он тут живет.
Эда согнуло пополам.
- Как же… Как же я сам не догадался! - он ударил ладонью, заставив зверька нервно подпрыгнуть и шмыгнуть под самую стену. - Конечно, просто живет… под кроватью…
- Ну почему под кроватью? - оскорбилась Ника. - В кухне под полом.
Эд завыл.
Остановиться было уже невозможно. Ослабевший от смеха, он прилег на пол и только отирал слезы, вздрагивая… Сверху, с постели, Ника смотрела на него с нежной улыбкой, явно не понимая причины этого безумства.
Потом хихикнула.
- Знаешь, а он ведь проспал! На месяц, как минимум!
Эда скрутил очередной приступ. Но в этот раз к нему присоединилась Ника, которую тоже начало разбирать…
Спустя долгое время, когда хохот сменился усталыми сонными стонами, а судороги веселья - болью во всем теле, они улеглись спать. И только тогда самым краем сознания Эд отметил, что в саду воцарилась блаженная тишина.
Тепло подступало в неуверенном танце - шаг вперед, два назад. Пауза.
Но все равно оттенок крон, который вначале можно было уловить лишь краем глаза, стал неопровержимо-зеленым. Из земли наперегонки полезли драгоценные питомцы Ники: лакированные листики, пучки свежих травинок, стыдливо краснеющие клювики тюльпанов…
Вынося утренний кофе к скамейке, Эд теперь то и дело вдруг останавливался и спрашивал себя: а был ли вчера на этом месте куст?
«Вроде не было… Точно. Но… не мог же за ночь вымахать с нуля!» - он замирал, забывая о стынущей в руке чашке, и рассматривал злополучный куст с подозрением, пока его не осеняла догадка: притащила девчонка! Ну конечно!
Уродливая школьница опять начала появляться в доме. Как и осенью - пару раз в неделю, не чаще. Впрочем, хватало и этого.
Эд не мог уловить момент, когда она приходила - Ника внезапно поднимала глаза от книги, к чему-то прислушивалась. Найдя непонятное подтверждение своим мыслям, с улыбкой извинялась:
- Я ненадолго… - и покидала его.
В первый раз Эд не находил себе места. Он услышал, как она кого-то приветствует, и пошел за ней посмотреть. Но входная дверь была плотно прикрыта. В тихих звуках, доносившихся из-за нее, угадывался голос Ники. Однако, сколько ни топтался Эд, припадая ухом к доскам, ответов различить не получалось. Тогда он со все возрастающей тревогой и колотящимся сердцем стал носиться из комнаты в комнату, надолго застревая у каждого окна в пустой надежде подглядеть за Никой и ее неизвестным гостем… Пока румянец стыда не затопил его лицо.
Эд взял себя в руки и почти спокойным шагом отправился на веранду - пить чай. В конце концов, это - его законное место!
Именно оттуда он и увидел как на ладони, что в глубине лужайки рядом с Никой в слепяще-желтой блузке стоял кто-то бесформенный, серый, кошмарно нелепый… Белое (как блин у скупой хозяйки) лицо с водянистыми глазами повернулось в его сторону…
Эд сразу же вспомнил их неприятное, влажное прикосновение.
Как и в первый раз (но… разве он был?), девчонка смотрела прямо на него - сквозь грязное стекло веранды, мимо своей волшебной соседки. И Эду показалось: она узнала его - так многозначительно дернулись ее губы, то ли собираясь что-то сказать, то ли просто отмечая его нежеланное присутствие.
По спине пробежали мурашки (хотя, разумеется, бояться было нечего - не могла же она, в самом деле, разглядеть его тогда!…)
И тут обладательница самых жидких косичек и самой отвратительной рожи среди школьниц наклонилась к Нике и что-то сказала, указывая подбородком на него.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});