Не имея дальнейших планов, Эд поехал на съемную квартиру.
«Хорошо, что заплатил за полгода вперед», - радовался он, топчась на пыльном коврике перед своей дверью и гремя ключами на весь коридор.
Слева скрипнула дверь. В робко приоткрытую щель на него испуганно смотрел сосед.
Вдруг вспомнилось, как он последний раз встретился с этим добродушным толстяком - ночью на лестничной клетке, когда тот вышел покурить, а Эд решил, что нет времени лучше для того, чтобы выбросить все собравшиеся за последний месяц пустые бутылки. Глаза соседа в лунном свете тогда показались ему двумя блестящими пивными крышками - такие же бессмысленные и полные сдержанной зависти к другим, у кого жизнь удалась.
Скважина со скрежетом поддалась, пропуская блудного хозяина внутрь.
Сосед сильно ошибался - на самом деле в те времена Эд был призраком, выползавшим из своего убежища только по жизненной необходимости. Теперь же это место больше всего напоминало ему безнадежный корабль, покинутый даже крысами.
Он прошелся по комнатам. Распахнул окна, чтобы избавиться от спертого воздуха с еле ощутимым приторно-синтетическим привкусом. Он напоминал о чем-то… Но вот о чем?
Толстый слой пыли, полная вонючая пепельница, намертво засохшая черная гуща на дне чашки возле клавиатуры (даже отражение в зеркале!) - все эти приметы его недавней пустой жизни выглядели жалкими и чужими в пронзительном свете из немытых стекол.
И только небо за окнами - огромное яркое небо - казалось реальным в этом заброшенном грязном мирке…
Эд сбежал оттуда спустя полчаса, сделав десяток звонков и забрав последние деньги из нетронутого тайника, удивляясь, как ему вообще удавалось тут жить целых два года.
Весна распространялась по городу, как не вполне приличная заразная болезнь.
Деревья были еще голыми, но неопределенный зеленый оттенок их спутанных крон намекал: скоро, уже скоро…
Коты, молчавшие весь год, взялись наверстывать упущенное. Из ночи в ночь Эд терпел их вытье и ворчание, заткнув уши, притворяясь изо всех сил, что взрослого мужчину такие мелочи не могут вывести из себя. Но в конце концов, конечно, срывался с постели в ярости и как был - голышом мчался на улицу разгонять орущих тварей. Ватага воздыхателей какой-то местной киски встречала его радостным визгом и бросалась врассыпную. Чтобы пару минут спустя вернуться точно на те же позиции и затянуть старую песню с новым воодушевлением!…
С ними вместе зазвучал и дом - старческими вздохами, стонами, скрипами.
А однажды утром, едва проснувшись, растягивая блаженные моменты перехода от волшебно-ленивого «может быть» до скучно-обыденного «пора», Эд лежал в кровати, бездумно уставившись в потолок. Когда его внимание привлекла одна из вертикальных деревянных балок.
Расположенная позади кровати почти посередине стены, она слегка косила к северу, вызывая смутное подозрение, что этот обрубок ствола на самом деле надеется когда-нибудь улизнуть из дома через неплотно прикрытое окно и потому тихонько, отчаянно изображая полную невинность, приближается к торцевой стене.
Впрочем, Эд давно разгадал назначение этой псевдодорической колонны - крыша начала проседать, и ее, недолго думая, просто подперли, глубоко врыв балку в грунт под домом. Позже он нашел подобные опоры еще на веранде и в коридоре. И потерял интерес.
Однако теперь, глядя на привычную растрескавшуюся поверхность, Эд не мог поверить своим глазам: кое-где в коричневатых углублениях над обрубками веток зеленели беззащитные… почки?
Чем дольше он их рассматривал, тем более выпуклыми и яркими они казались.
Наконец, Эд вскочил и, приблизив глаза к самой коре, застыл в потрясении: с приходом весны сам дом, исполнившийся романтических ожиданий и сумасбродных надежд, включался в круговерть жизни - наперекор здравому смыслу и законам природы пускал почки! А может быть (чем черт не шутит?), и собирался цвести!…
Спустя пару недель почки нахально выстрелили первым клейким листом.
Не выдержав, Эд попытался выяснить у Ники, впервые ли это. Она посмотрела вверх, непонимающе нахмурила брови и ответила, что да - потолок, кажется, чуть-чуть накренился к окну за зиму.
Тогда Эд встал в полный рост в постели и указал на сочные листики, резко выделявшиеся на фоне темной древесины.
- Ну вот же они, видишь?
- Угу, вижу. Очень любопытно, - пробормотала она весьма заинтересованно где-то в районе его талии, добавила сдавленно: - Я тоже… сейчас кое-что тебе покажу, - и показала!
Эд охнул, вцепившись одной рукой в ее волосы, а другой - в балку… Обдирая бедные листья. А спустя миг - забывая о них навсегда!…
После недавнего оглушительного взрыва страстей аппетиты Ники приводили его в немое изумление.
Но еще больше удивляло то, как в этой девочке хрустальная, ребяческая чистота сочеталась с темными глубинами самого откровенного порока.
Прикасаться к ней было нельзя - почти святотатственно!
А не прикасаться - невозможно в принципе.
Она была его идеальной, недостижимой мечтой, очутившейся здесь, на земле, исключительно по недосмотру.
Эд снова работал.
Как ни смешно, Костя все-таки пригодился - нашел ему ряд серьезных клиентов, стянув контакты под самым носом у шефа.
На его осторожное прощупывание («где пропадал?») Эд усмехнулся, вспомнив огромную кошку с мохнатыми лапами и безнадежно отключенный телефон. И тут же без зазрения совести наплел что-то типичное об ужасно тяжелой болезни своей троюродной тети, которая живет ну очень далеко.
В первый раз после долгого перерыва сев за экран, Эд очнулся, только когда солнце заглянуло в окна дома напротив, ударив лучами прямо в лицо. И с удивлением понял, что не заметил, как прошло время. Как же он смог так долго обходиться без этого странного ощущения красоты и власти, скрытого в частых строчках кода?!.
Но в приоткрытое окно дохнул упоительно сладкий весенний ветерок. А стрелки часов, как оказалось, уже вплотную приблизились к тому волшебному часу, когда Ника, звеня своим заливисто-юным колокольчиком смеха, покинет стены своей альма-матер и снова поступит в его полное распоряжение!…
Немедленно (на недописанной строчке) компьютер был выключен. И забыт.
Эд запирал квартиру, ощущая, как ворочается и нарастает что-то внутри - совершенно незнакомое, наполненное щемящей нежностью и всеми оттенками ее улыбки.
Обычно люди называют это счастьем.
Тепло вступало в свои права.
Дом наполнялся им и острым запахом развороченной земли, в которой теперь постоянно копалась Ника. А еще - ароматами трав, свежезаваренного кофе и маленьких румяных булочек с корицей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});