прогнал.
Тощий еще долго, скрестив руки на груди, осмысливал мой демарш. После бесстрастно произнес:
– Я не уполномочен решить этот вопрос. Но за поставленную задачу ты в ответе.
Когда он, не прощаясь, выходил, я позвал:
– Трофим, уговори Казанцева. Мне нужно время…
Он прикрыл за собой дверь, не оборачиваясь, и не ответив…
Глава XXIII
Длинный, вытащив сигарету, закурил. Видно было, нуждался в передышке. Арзуман положил на его блюдо запеченную перепелку и наполнил рюмку. Тот благодарно кивнул, но к еде не притронулся.
– Вы собирались сдаться? – это тихо спросил Прилизанный. – Или хотели соскочить?
– Куда? – вяло переспросил рассказчик. – Они перебили бы всех моих родных. Не пожалели бы и ребенка, чтобы больнее было…
– Вы рассказываете о них, как об идейных людях. Восстановление империи. За своими стоят… Вот, даже цыган освобождают, как я понял, просто из-за того, что свои. Как могут такие люди расправляться с семьями – женщинами и детьми? Не понимаю…
Прилизанный тяжело поднялся, привычно сутулясь, прошелся к окну. Видимо, засиделся.
– Вы действительно не врубаетесь.
– Чему?
– Очень простой действительности. Организации подобного рода управляются, по существу, криминальными законами. Проще, по понятиям. Пока ты преданный индивид сообщества, за тобой будут стоять. И защитят, и помогут в беде. Если погибнешь, семью поддержат, детей поднимут, да хоть кефир к твоей двери в старости поднесут.
Но стоит хоть в чем-то отступиться, тебе конец. Та сила, которая до этого была опорой, сделает все, чтобы уничтожить тебя нередко самым изощренным способом. И это в обязательном порядке, чтобы и другим неповадно было. Раз предал, то будь готов, что в один “прекрасный” день найдешь жену расчлененной. А ребенка твоего на пешеходной дороге собьет грузовая…
– Хватит!.. – заплакала Аталай. – Вы садист!..
Гюля быстро налила в бокал минеральную и подала ей. Мы смотрели, как она жадными глотками, захлебываясь, выпила.
– А чтоб понятнее было! – отрезал Длинный
– Действительно, будьте мужчиной… – буркнул под нос Прилизанный.
– Извините… – опомнившись, также пробурчал Длинный. – Я опять сорвался…
Про встречу с Никитиным я расскажу коротко, чтобы не повторяться. Добавлю лишь, что Катя меня более благосклонно приняла и уже не бросалась с расовыми выпадами. Видимо, Никитин ей кое-что объяснил. Сам он внимательно меня выслушал.
– Зачем вы цепляетесь за этих голодранцев, – спросил он, подразумевая цыган.
– А как по-другому рассчитывать на преданность? – я пожал плечами. – Это наши голодранцы.
– Это непрофессионально. Цыгане – это не предмет торга.
– Серега, если твоя контора рассчитывает через них перехватить наркотрафик, то это впустую. Цыгане на это не пойдут. Что творится сейчас в Баку, ты тоже знаешь. Этот трафик уже паленый. Прошу, просто отпустите ребят. Пусть за нами числится должок.
– Скажи, Рома, только честно, это тебе надо или твоим? Может, ты банально делаешь деньги?
– Все скрытое рано-поздно становится явью. И как ты думаешь, долго я протяну в этом случае?
– Думаю, нет… – он улыбнулся. – Я наслышан о ваших нравах.
– Вот и прекрасно. Но личные мотивы у меня все-таки есть.
– …
– Цыгане воспитывают дочь Мансура. Мама у нее цыганка, умерла при родах. Теперь это мой ребенок. Таково было завещание покойного. Следовательно, цыгане отныне и моя семья.
– Теперь понятно… – Никитин вздохнул. – Ты знаешь, ведь Смирнову тоже я вырастил, после того как ее отца, нашего сотрудника и моего друга кавказцы застрелили около “Березки”. Мы накрыли тогда крупную партию левака. Это еще в советское время. Поэтому и Катя вас… извини, ненавидит.
Пуля могла бы и в меня попасть, рядом стояли, но выбрала его. Я постараюсь помочь… – Никитин сделал упреждающий жест Кате, которая, наверное, уловив свое имя, бесшумно появилась на пороге. Дверь кухни вновь закрылась. – Теперь по теме. Со смертником все понятно, этот сюжет нас устроит. А по поводу встречи… – он немного замялся. – Ты понимаешь, на что меня подписываешь?
– Если оставить все как есть, Куцеба вновь возвратится и, возможно, однажды возглавит вашу службу. Подумай о последствиях. Вы его упустили.
– Да, хитер как лис… – Никитин с досадой. – После ваших акций он ни разу не появился в Конторе. Все было готово для его тихой ликвидации.
– Если Куцебе предоставить возможность почетной капитуляции, он этим воспользуется. Обсуди и это с руководством. Надо разработать единую позицию и остановить кровопролитие.
– …
– Наши люди пасут его семью в Германии. Фотографии дома и прочее убедят его принять нужное для нас решение. Ты же не рискнул тогда семьей, так ведь?
– А как ты поступил бы? – огрызнулся Никитин.
– Так же… – я примирительно. – И Куцеба так поступит. Противник – это тоже люди. А на счет встречи… Сам решай…
Следующие несколько минут я просто глотал холодный чай и с интересом наблюдал за борьбой мыслей на лице опера.
“Теперь все будет зависеть насколько ты, Серега Никитин, дерзкий и авантюрный…”
– Когда нужен ответ?
– Да хоть щас.
– Мне что, опять оставить тебя с Катей? Не боишься? – он задумчиво пошутил, но, видно было, мысли далеко.
Я вздохнул с облегчением…
Во время его отсутствия Катя меня накормила. И за столом рассказала свою непростую историю. Когда при исполнении погиб отец, ей было всего 12. Мама недолго горевала, вышла замуж. Появление в доме чужого “папы”, у которого была еще и привычка противно ухмыляться при малейших неудачах девочки, угнетающе отозвалась на ее психике и, соответственно, на успеваемости в школе. А также на общении со сверстниками. Она просто замкнулась в себе, стараясь лишний раз не общаться ни с “предательницей”-мамой, ни с “врагом”-отчимом. Свою злобу и обиду Катя вымещала на тренировках в секции карате, куда устроил ее дядя Сергей – их сосед и друг отца. Наконец, отчим уговорил маму, которая была уже в интересном положении, сдать ее в интернат, так как девочка не вписывалась в их новую жизнь. Катя, скрипя зубами, молча, согласилась. Она уже не в силах была сдерживать ненависть к ним обоим и боялась однажды натворить непоправимое.
Но тут вмешалась судьба в образе Сергея Никитина, который, узнав об этом, просто пригрозил непутевой паре расправой с помощью своего всесильного ведомства. Договорились на мировую. Катю с согласия “родителей” удочерила чета Никитиных. Жена Сергея решительно поддержала мужа.
Катя переехала в соседний блок. Она старалась не сталкиваться с “родней” во дворе, где они часто гуляли под ручку. Беременной нужны были регулярные прогулки и свежий воздух. Катя со слезами на глазах наблюдала за счастливой мамой, поглядывая с балкона с названным братиком – старшим сыном Сергея. Младший тогда ползал на четвереньках.