стоящим вне закона, или изгнан, или каким-либо (иным) способом обездолен, и мы не пойдем на него и не пошлем на него иначе, как по законному приговору равных его (его пэров) и по закону страны.
Никому не будем продавать права и справедливости, никому не будем отказывать в них или замедлять их»[105].
Вопросы, касательно власти военных и свободы прессы были очень похожи. В каждом городе Севера действовал свой ежедневник, который, скрываясь под тонкой вуалью лояльности, усердно трудился для мятежников. Солдаты не могли не реагировать на эти предательские писания. В некоторых случаях местные командиры прикрывали их, но Президент тотчас восстанавливал их деятельность. Таким образом, у людей возникла вполне резонное убеждение, что если редакторов и издателей лояльного Севера нельзя привлечь к гражданскому суду, тогда их вообще не следует беспокоить.
Преемник Фримонта генерал Хантер покинул юго-западный Миссури. Перед отъездом из осажденного заявлениями о беглых рабах Спрингфилда, он отдал приказ всех их отправить обратно, но солдаты и офицеры так хорошо спрятали их в своих лагерях, что их хозяева не смогли их найти.
Правление Хантера просуществовало недолго — всего пятнадцать дней — на его место пришел генерал Халлек — толстый, коренастый, с глуповатым выражением лица офицер, который ходил в штатском и был более похож на состоятельного торговца. 20-го ноября появился его позорный Приказ № 3:
«Есть веские основания думать, что важная информация, касающаяся численности и состояния наших сил, передается врагу с помощью беглых рабов, которые были допущены в наши ряды. Таким образом, чтобы искоренить это зло, запрещаю впредь таким лицам вход на территорию любого лагеря или на марше, также немедленно в настоящее время убрать их из мест расположения войсковых подразделений».
Такая бесчеловечность наносила тяжелый удар по нравственности, а ложь — если здраво подумать — и по стране. Негры были верными друзьями наших солдат. Ни один из моих знакомых офицеров не смог рассказать мне ни об одном случае измены. Мало того, что Халлек весьма жестоко приказал выгнать всех рабов, он еще и оклеветал их.
Когда Чарльз Джеймс Фокс вербовал своих сторонников в Парламенте, один из присутствующих сказал ему:
— Сэр, я восхищаюсь вашими талантами, но не вашей дур… политикой!
На что Фокс ответил:
— Сэр, я восхищаюсь вашей откровенностью, но не вашими дур… манерами!
Многие из тех, кто сотрудничал с Халлеком, произносили подобные проклятия. Со своими посетителями он был груб и подозрителен. В большой степени д-р Холмс прав, сказав, что все люди зануды, когда мы в них не нуждаемся. Как и все публичные люди, Халлек тоже пребывал в тяжких оковах, но генерал, под контролем которого находится половина континента, должен же, по крайней мере, вести себя как джентльмен, но иногда он бывал так груб, что и спускал своего посетителя с лестницы. Ни один из наших высших чиновников не сравним по своей грубости с ним, разве что только Военный Министр м-р Стэнтон.
В январе, когда правительственный пароход приблизился к причалу Коммерса, штат Миссури, две женщины на берегу кричали капитану:
— Не причаливай, Джефф! Томпсон и его солдаты уже ждут тебя.
В тот момент доблестный партизан со своими пятьюдесятью людьми внезапно выскочил из небольшой рощи, и они все выстрелили одновременно. Двадцать шесть пуль вонзились в стены рубки отходящего парохода, но благодаря этим женщинам, ни один человек не был убит и не попал в плен.
Однажды в комнату Халлека в «Planter's House» зашел облаченный в немыслимо изорванный и истрепанный серый мундир какой-то человек. Отсалютовав по-военному, он так обратился к нему:
— Сэр, я офицер армии генерала Прайса и будучи под защитой белого флага, привез вам письмо.
— Ну, и где же ваш белый флаг? — проворчал Халлек.
— Вот он, — последовал быстрый ответ, и мятежник извлек из своего кармана невероятно грязную белую тряпку!
Он вошел в расположение наших войск и незамеченным проехал 150 миль — мимо пикетов, часовых, охранников и прово. Халлек, считавший себя великим организатором и знатоком полицейских правил, нисколько не огорчился. Он отправил назад этого уникального посланника с письмом, в котором уверил Прайса, что любого, кто сунется к нему, он просто пристрелит как шпиона.
Глава XVII
«Ты, как изменник, развратил молодежь нашего королевства тем, что завел школы»[106].
«Ужасный рев! Он мог бы испугать
И великана… Сотряслась земля,
Как будто сотня львов взревела сразу»[107].
В январе полковник Лоусон, командующий федеральными войсками Миссури, дюжиной мятежников был взят в плен, которые после нескольких обещаний его повесить, все же решили отпустить его под честное слово. Никто из них не умел ни читать, ни писать. Лоусон, которому они предложили самому письменно подтвердить свое слово, составил и подписал соглашение, согласно которому он обещал никогда ни сражаться против Соединенных Штатов Америки, ни оказывать помощь и поддержку их врагам! И вот по этому, во всех смыслах, новому обещанию, он получил свободу.
3-го февраля мой друг-журналист, телеграфировал мне из Кейро:
«Если вы не можете прибыть моментально, садитесь на первый же поезд».
Немедленно подчинившись этому посланию, я узнал, что коммодор Фут со своими новыми канонерками поднялся вверх по Теннесси-Ривер. Сопровождающие их сухопутные войска находились под командованием генерала из Иллинойса по имени Грант, о котором страна знала лишь следующее:
Во время разведывательного рейда у Белмонта, штат Миссури, что напротив Колумбуса, Кентукки, он зашел слишком далеко и был обнаружен. Поддавшись боевому азарту, он оказал сопротивление и сражался до тех пор, пока ему не пришлось отступить, побросав своих убитых и раненых. Джефферсон Дэвис официально объявил об огромном успехе Конфедерации, а газеты мятежников смеялись над полководческой бездарностью генерала Гранта и выражали пожелание, чтобы он как можно дольше возглавлял армию янки!
«Зачастую молим
О том, что нам во вред. Тогда отказ
Бывает лишь на пользу. Боги мудры»[108].
Поскольку эти канонерки еще ни разу не бывали в бою, в их успехе никто не сомневался. Приблизившись к Форт-Генри, три из них пошли на разведку. Пролетев две с половиною мили, 24-х фунтовый снаряд ворвался в каюту капитана Портера — командиру «Эссекса», пронеслось под столом, а затем срезало часть свисавших с потолка пары чулок так же аккуратно, как их могли бы разрезать ножницы.
— Неплохой выстрел! — сказал Портер. — А теперь наша очередь.
И он запустил девятидюймовый дальгреновский снаряд прямо в форт.
На следующий день со