нацепил браслет себе на запястье.
— Это... это... невозможно, — пролепетал Валерий.
— Какие будут приказы, Ваше Императорское Высочество? — не поднимая головы раболепно произнесла Василиса.
Ни единого звука не смели издать склоненные молодые головы позади нее.
— Рядовой Князь готов отдать свою жизнь, Ваше Императорское Высочество, — чуть не пробив себе грудь от удара кулаком выпалил Костя.
— Ты переборщил, — меланхолично сказал Коновницын.
Мда. Сделал себе заметку научиться не бить голосом Императора по площади, а то так и целую союзную армию можно парализовать. Они ведь даже не оглядываются на угрозу позади. Словно зомби.
— Не, так не пойдет, — вздохнул я и снял перстень.
Незримая подавляющая сила исчезла и все кроме боярина начали жадно глотать ртом воздух, будто только сейчас им разрешили дышать. Или действительно...?
Я окинул взглядом поле боя: капли истинного Хаоса, разбросанные вокруг, со змеиным шипением медленно сплетались друг с другом по земле, черные хлопья мертвой энергии вытягивались из разлома в земле и соединялись в парящее по воздуху облако. В тридцати метрах впереди мелькал однорукий Зеркальный, что ценой одной конечности и полуметра роста смог укротить уже третью волну Хаоса и организовать новую ловушку. Чуть ближе и слева темная трещина в пространстве разрослась еще на полтора метра и вязкий истинный Хаос просачивался сквозь нее уже со скоростью ручья.
Вытекающий Хаос теперь не несся безудержной волной по воздуху, а методично впитывался в землю, разъедал деревья, отравлял воздух, обращал в черную пыль все до чего мог дотянуться и продолжал расти вокруг Прорыва.
— Этак он за десять минут и озерцом станет, — потер я виски, — пора с этим кончать.
План действий вырисовывался довольно четко.
Все мои фигуры на доске, учитывая целителей Майю и Агату, что за поваленной почерневшей сосной, где мы оставили Апельсина, устроили полевой госпиталь и отчаянно пытаются помочь оранжевому не умереть.
А вражеский ферзь загнал в угол. Осталось покончить с ним и наконец поставить мат королю.
— Вика, на тебе облако, Костя, змеи. По команде, отвлечь на себя, задержать. Вася, эвакуируй Валеру к девочкам, обеспечь прикрытие. Сема, Олег, локализовать протечку.
Ребят все еще потряхивало, а голос их не слушался. Подавленная воля возвращалась не сразу.
Но и без слов я увидел в ответ горящие решимостью глаза, осознанный кивок с ощутимой доля страха. Остаточный эффект голоса Императора. Пройдет. Главное думают своей головой.
— Конь, закрыть Прорыв сможешь?
— Пока жив Страж нет, — тут же отозвался боярин.
— Я смогу, — уверенным тоном донеслось позади, и я обернулся на знакомый голос.
Насмешливый, игривый и в то же время искренний и твердый. Стоит поддаться его опасному очарованию, и его обладательница выпотрошит тебя без остатка, глазом моргнуть не успеешь. Я искренне завидовал тем смертникам, по чью душу приходила Розовая Ведьма в хорошем настроении.
Умереть от ее рук, это словно закрыть глаза на теплом песке под морской бриз и запах луговых цветов. Закрыть и уйти мирно и спокойно, словно в прекрасном сне.
За все годы я так и не научился убивать столь элегантно. Так, чтобы враги на том свете тебя не проклинали, а кланялись и искренне говорили спасибо.
Однако, не дай дед жертве или кому бы то ни было еще испортить настроение Розовой Ведьме и сказочная смерть обернется самым страшным кошмаром, по сравнению с которым мои пытки это детские забавы.
Третьего было не дано. Две крайности одной ведьмы. Оттого Катю и боялся весь мир. Ведь до самого последнего момента ты и знать не знаешь в каком настроении она пришла по твою душу.
Так и сейчас, игривый и искренний голос Розовой Ведьмы очаровывал меня и вселял ужас одновременно.
Больше вселял ужас, конечно, потому что в этом мире Катя Богданова так говорить не умела.
Глава 27
— Как это возможно... — сглотнул я ком в горле, когда между ребят грациозно выпорхнула Катя, которую мы оставили на секретном аэродроме-бункере Коня в Подмосковье.
Во время сражения с боярским советом младшая Богданова дважды была при смерти, и я не собирался рисковать ее жизнью еще больше и брать в Карелию.
О местоположении бункера никто не знал. Его невозможно было взломать, а сама Катя на момент нашего отлета находилась без сознания под защитой сильнейшего статичного барьера в империи.
Но проблема не в этом, и даже не в идеальном физическом состоянии, черной обтягивающей форме или серебристом браслете, как на всех остальных.
Проблема в пугающе знакомой изящной пульсации нежно-розовых потоков.
Проблема во всепроникающем остром взгляде обманчиво игривых глаз, способном поглотить тебя словно бездонный океан.
Проблема в прическе из оголенной левой стороны до самого виска, переходящей в три тонко плетеные косички и спадающую вправо розово-черной волной волос.
Проблема в пульсирующем на этой оголенной части цветке розы, плавно уходящем к плечу и вниз по телу. Цветке, что идеально повторяет уникальное плетение верхних энергоканалов Розовой Ведьмы и проступает сквозь кожу в виде мерцающей татуировки.
Проблема в украшающих оголенное ушко Богдановой семи кольцах из лирия и розового золота и пятилистном артефакте-цветке, сделанном тремя лучшими мастерами рода Фаберже под заказ.
Мой заказ.
Мой подарок на двадцатипятилетие Кати.
Нет, не так.
На двадцатипятилетие Розовой Ведьмы.
Этого татуировки не должно быть в этом мире. Как артефакта-цветка, и каждого из семнадцати остальных украшений, что я успел подарить Кате за свои тридцать лет жизни.
— Сама пытаюсь разобраться, — облизнула розовые губки младшая Богданова и бросила короткий взгляд на неприлично веселого Коновницына, — но разве для дяди Бори существует что-то невозможное?
— Заставить тебя надеть мои подарки — это чересчур даже для него, — убежденно заявил я, — да еще и все разом.
— Я прощала проступки тысяч людей, — не согласилась Катя, и с едва уловимой искоркой тепла провела кончиком указательного пальца по сережке-артефакту в виде пятилистного золотого цветка.
— Посмертно, — посчитал я нужным уточнить.
— Так ты и умер, — грустно улыбнулась младшая Богданова и встретилась глазами с матерью.
Василису все еще трясло от последствий голоса Императора, перегруженный мозг отказывался работать над чем-то кроме выполнения приказа, мысли с огромным трудом собирались в слова, но природное упрямство Богдановых справлялось и не с таким.
— Дядя... Боря? Подарки? Тысячи... людей? Что это значит... Катенька? Что он с тобой сделал?!
— Ничего, мам, все хорошо, — тепло отозвалась Катя, обняла дрожащую женщину, что