Мы остались с флотом, хотя я не смог бы сказать зачем, поскольку ни один корабль не бросил нам вызов. Армия Этельстана шла вперед, а флот продвигался вдоль северного побережья земель Константина. Мы резали скот, жгли рыбацкие лодки, отнимали жалкие припасы зерна и ломали убогие хижины с покрытыми дерном крышами. Там, где земля кончалась зазубренными утёсами, Этельстан провозгласил победу. Я сошел на берег у края земель, и Этельстан пригласил меня на то, что он назвал празднеством, но на самом деле это было сборище двух десятков человек, которые ели жилистую говядину и пили кислый эль в продуваемом ветром шатре. Мой сын был среди гостей.
— Жалкая страна, — сказал он мне, — холодная, сырая и бедная.
— Они не сражались с вами?
— Несколько стычек, ничего больше, — презрительно ответил он.
Этельстан услышал его слова.
— Я предлагал им битву, — крикнул он через стол. — Я втыкал ореховые колья.
— Я думал, так делают только норманны, мой король.
— Разведчики Константина видели, как мы это делаем. Они знают, что это значит! Но Константин не посмел показаться.
Этот старинный обычай принесли в Британию люди с драккаров. Воткнуть ореховый кол означало выбрать поле битвы и пригласить врага прийти и сражаться. Но Константин слишком умен, чтобы принять приглашение. Он знал, что армия Этельстана превосходит его числом, и так он даст саксам легкую победу, а потому придерживал свои силы для другого дня. Поле между ореховыми кольями осталось пустым.
А мы отправились на юг.
Я позволил Спирхафоку лететь вперёд, оставив флот Этельстана ковылять далеко позади, и холодным осенним днём наступил долгожданный час, когда мой корабль обогнул пески Линдисфарены и скользнул домой, в беббанбургскую гавань. Бенедетта ждала меня, а в очаге, согревая зал, пылала куча пла́вника. Я вернулся домой.
Три недели спустя мимо крепости прошла армия Этельстана. Битвы не было, но когда я встретил его за воротами Черепа, он был всё таким же разгоряченным. По его словам, скотты были посрамлены.
— Они вывели своё войско из Камбрии! Жалкий Эохайд бежал прочь, олдермен Альфгар вернулся в Кайр Лигвалид.
Альфгар был одним из двух олдерменов, посланных усмирять Камбрию.
— Хорошо, мой король, — сказал я, потому что любые другие слова лишь разозлили бы Этельстана. Эохайд вполне мог и вернуться в Шотландию, но норвежцы Камбрии, без сомнения, ждали защиты с севера, и хотя Альфгар и его гарнизон вернулись в Кайр Лигвалид, их по-прежнему окружали противники, враждебные и недовольные. — Ты разделишь с нами наш ужин, мой король?
— С удовольствием, лорд Утред, с удовольствием!
Он привёл с собой в крепость пару десятков человек. Ингилмундр, который был среди них, шатался по бастионам и, видимо, прикидывал, как лучше напасть. Но епископу Оде я обрадовался и выбрал момент, чтобы поговорить с ним наедине. Мы вдвоем сидели и смотрели на бурлящее под ветром море, освещенное холодным светом луны.
— Я встречался с Анлафом, — сказал я ему.
— Король знает?
— Я ему не говорил. Он и так подозрителен по отношению ко мне.
— Он узнает!
— От тебя?
— Нет, господин.
— До него, несомненно, дойдут слухи, но я буду все отрицать.
— Например, как убийство Гутфрита?
— Без Гутфрита мир стал лучше, — резко ответил я.
— Я заметил новый череп на воротах, — хитро сказал Ода, я не ответил, и он усмехнулся. — Так скажи мне, чего хочет Анлаф?
— Нортумбрию.
— Ничего удивительного.
— И он думает, что Константин ему ее даст.
Ода провел пальцами по кресту на груди.
— Зачем Константину норвежский король-язычник на южной границе?
— Чтобы унизить Этельстана, конечно же. И он знает, что Этельстан никогда не позволит скоттам править в Эофервике.
— Но с чего Этельстан позволит править там Анлафу?
— Он не позволит. Но если у Анлафа будут в союзниках скотты? Страт-Клота? Люди с островов Судрейяр? Все северные язычники?
— Все северные язычники? — с нажимом повторил Ода, глядя на мой молот.
Я невесело рассмеялся.
— Не я. Я останусь здесь и построю стены повыше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ода улыбнулся.
— Потому что ты стар? Я припоминаю, что Беовульф был в твоем возрасте, когда сражался с драконом, господин. И убил его.
А я сидел на том самом месте у стен зала, где впервые услышал об огромном драконе, летящем на юг, покоряя своими серебряными крыльями море.
— Беовульф — герой, — возразил я, — да, он убил дракона, но и сам погиб.
— Он исполнил свой долг, друг мой, — сказал Ода и замолчал, слушая доносившееся из зала пение. Этельстан привел своего арфиста, который сейчас играл знаменитую песнь об Этандуне — о том, как Альфред победил Гутрума и его великое войско. Воины стучали по столам и хором ревели слова, особенно строки, где Утред Северянин сразил врага. «Могуч был его меч и велик его голод, — ревели они, — и многие даны пожалели о том дне». Неужели я единственный из ныне живущих, кто сражался при Этандуне?
— Стеапа еще жив? — спросил я Оду.
— Жив! Стар, как и ты, но еще крепок. Он хотел идти с нами в Шотландию, но король повелел ему остаться дома.
— Потому что он стар?
— Напротив! Потому что королю требовался сильный воин, чтобы защищать побережье, если придут корабли северян.
Стеапа, могучий воин огромного роста, сражался при Этандуне, как и я, он остался в числе немногих живых свидетелей того великого сражения. Сначала мы с ним оказались врагами, но в итоге стали друзьями. Начинал свою жизнь Стеапа рабом, но дорос до командующего личной охраны Альфреда. Когда-то его прозвали Стеапа Снотор — Стеапа-Умник, поскольку считали тупоголовым. Тем не менее, Стеапа был искусным и яростным воином.
— Хотел бы я снова с ним повидаться, — произнёс я.
— Тогда поехали с нами на юг!
Я покачал головой.
— Я чую беду на севере и останусь здесь.
Ода улыбнулся и тронул мою руку.
— Ты слишком много беспокоишься, друг мой.
— Неужели?
— Не будет большой войны. У Анлафа есть враги-норвежцы в Ирландии. Если он поведет армию через море, эти враги заберут его землю, а если он приведет лишь половину армии, ее не хватит, чтобы захватить Нортумбрию даже с помощью Константина. Страт-Клота говорит, что между ними мир, но, увидев слабость Константина, почему бы им снова не напасть? И ты действительно веришь, что языческий север может объединиться вокруг одного человека? Такого никогда не бывало, почему это должно произойти сейчас? Нет, друг мой. На севере много шума, потому что там живут шумные люди, но скоттов принудили к покорности, норвежцы скорее будут драться друг с другом, чем с нами, и уверяю тебя, будет мир. Этельстана коронуют в Эофервике, и, хвала Господу, Инглаланд наконец-то воплотится.
— Хвала Господу? — едко спросил я.
— Один народ, одна нация, один Бог.
Это заявление заставило меня почувствовать себя обреченным. Может, потому что оно предвещало конец Нортумбрии? Я тронул рукоятку маленького ножа на поясе. Из уважения к присутствию Этельстана мы не разрешали носить в зале мечи, но рукоятки ножа будет достаточно, чтобы обеспечить мне место в Вальхалле. Я видел внезапные смерти в залах, когда человек валился со скамьи, хватаясь за грудь, и хоть я чувствовал себя хорошо, но знал, что смерть придет. И придет скоро, думал я, и сожаления пронеслись в моей голове, как тень облака скользит по поверхности моря. Я могу так и не узнать, что случится, станет ли Константин искать возмездия, приведет ли Анлаф свой флот и сможет ли мой сын защитить Беббанбург от всего, что этот мир против него бросит.
— Пойдем внутрь, господин, — сказал Ода. — Холодает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Этельстан до сих пор хочет получить Беббанбург? — внезапно спросил я.
— Думаю, нет, господин. Эта страсть умерла вместе с Элдредом.
— Значит, я должен поблагодарить его убийцу, кем бы он ни был.
— Многие согласятся с тобой, господин, — спокойно отозвался Ода, — поскольку он давал королю дурные советы.