страху все на месте застыли, сам Истол в полной растерянности на мгновенье встал, как вкопанный. Винтовка из рук упала. Он бросился, прижал к себе окровавленную голову друга и зарыдал, как сумасшедший, на весь дом.
Хабибил Мухама был мёртв, не было никаких признаков жизни. На этот выстрел и крик прибежали все тохотинцы с нижнего и верхнего села. Наступил вечер, тело Хабибил Мухамы омыли и положили в мечети аула. И всю ночь старики-тохотинцы обсуждали вопрос, как поступить дальше. Кто пойдёт с этой трагической вестью к чородинцам? Кто поверит, зная конфликтный и буйный характер Хабибил Мухамы, что всё было случайно, и это несчастье случайно, по ошибке пришло в дом его близкого друга? Некоторые советовали Истолу уйти в Цор, пока все успокоятся, отправить на маслихат людей и объяснить, что и как случилось, иначе брат убитого, Хабиб, не заставить ждать кровной мести. Он очень быстро отомстит. Таков закон гор — кровь только кровью смывается. Но один мудрый старик сказал: «Если Истол убежит в Цор, это точно будет расцениваться как убийство, и его непременно убьют. Убьют, если даже брат убитого будет знать, что он невиновен. Люди будут это толковать по-своему. Он, чтобы смыть позор, вынужден будет убить». На следующее утро весь тлебелалский джамаат направился с телом убитого в Чороду, и Хабибил Мухаму предали земле. Поверил ли их объяснениям брат убитого Хабиб или нет, никому не было известно. Он молчал. Это ещё больше беспокоило сторону Истола. В один пятничный день пришли исламские учёные и все участники этого несчастного случая в мечеть в Чороду и сказали, что они готовы поклясться на Коране, что это не было умышленным убийством. Когда один набожный человек взял Коран для клятвы, Хабиб остановил его и сказал, что верит и не намерен мстить. Решили на следующий день представители всех трёх обществ верхней части Антратля — Джурмут, Тлебел и Тляналал — собраться у слияния рек трёх ущелий на перемирие. Собрались в назначенный час. Пришёл туда к Хабибу из Тад Чороды сам Истол. На шее у него был саван, сам встал на четвереньки перед братом убитого. Это означало, что он готов принять смерть от кровника в доказательство своей невиновности. Хабиб тоже, как и брат его, был грубоватым человеком:
— Ты почему, как корова, на четвереньках, если невиноват? Встань и дай руку. Шариат с тебя дийат берёт за халатность и убийство, если даже неумышленно убил. Я с тебя это не беру и мстить не стану. Иди к себе. Истол с опущенной головой со своим саваном направился к себе в Тохоту. Джамааты трёх обществ загудели с одобрением, алимы сделали проповеди, прочитали дуа для защиты от несчастных случаев и разошлись по аулам. А история эта пришла к потомкам сквозь века, и её передают друг другу. У этого Хабиба был ещё сын по имени Рамазан. Хабибил Рамазан звали его. Человек непростой судьбы, отчаянной дерзости и с умением метко стрелять. В 30‑е годы он был репрессирован. Удивительным образом выжил и вернулся оттуда. Есть ещё один занимательный случай, как он убил милиционера, который забрал у его отца лошадь. Но это уже другая история…
История одной смерти в Джурмуте
— Был в Чороде некий Алил Омар. Он часто спускался в Цор через перевал Большого Кавказского хребта, что между Джурмутом и Белоканами, — говорит отец, перебирая чётки, и замолкает на минуту. Досчитал, отложил, придвинул к себе чашку с чаем и продолжил:
— Мы с ним были в приятельских отношениях, несмотря на разницу в возрасте. Алил Омар последним возвращался из Цора, а весной первым открывал дорогу туда. Хорошо знал дорогу, умел переждать бурю и непогоду и успешно добирался всегда туда и обратно. Однажды мы с моим другом Муртазали из Бетельда направились на водораздел, что между Цором и Джурмутом.
Был ясный солнечный день, разгар лета. На перевале наткнулись на наших чабанов из Джурмута, работников геологоразведки и нескольких знакомых из Белоканов. Они разожгли костёр, сварили много мяса, из Цора привезли фрукты да овощи, кахетинское лилось ручьём. Мы с Муртазали тоже не были с пустыми руками. Цорские приехали на отдых, а чабаны наши зарезали барана и устроили пир. Нашему приходу все обрадовались и сразу посадили на почётное место. После обмена приветствиями я посмотрел на противоположную сторону горы. Там человек отвязывал и седлал коня, по видимости, собираясь спуститься к речке.
— Это кто? — спрашиваю я у знакомого чабана.
— Это Алил Омар… Вчера вечером приехал из Цора, кажется, в Чорода собирается…
— У Алил Омара вся жизнь в пути. Или в Цор, или из Цора в Джурмут. Постоянного места жительства нет у него, — говорит один из чабанов, и все хохочут. Тем временем Алил Омар, уже оседлав коня, скакал в нашу сторону, лихой всадник на гнедом жеребце. Изредка ветер доносил до нас его голос. Он пел. Это была удивительно печальная, трогательная мелодия и слова, которые нигде ни до, ни после я не слышал.
Гьадиндай хутIила, хвелдай бачIина,
Я мугIрул щобазда щапундай ккела?..
(Останусь ли я в живых или уйду из жизни,
Может, настигнет смерть в горах или теснинах?..)
Он приблизился к нам, слез с коня, поздоровался, а увидев меня, приветливо улыбнулся. Мы чуточку посидели, и я его проводил в село, где мы и распрощались.
Больше я Алил Омара не видел. После этого прошёл год. Была поздняя осень. Зима подступала к Джурмуту, хотя ещё не было снегов, кроме как на вершинах гор и на перевале в сторону Цора. Пришёл гонец из Чорода и сказал, что Алил Омар ушёл из Цора в Джурмут, третий день, как его нет, и джамаат отправился на поиски. Мы тоже всем селом направились туда. Наткнулись на обледеневшее тело Алил Омара возле небольшого ручейка по дороге из Цора в Джурмут. Знаешь, что за место? Именно то место, где он седлал коня год назад и пел ту печальную песню: «Гьадиндай хутIила, хвелдай бачIина, я мугIрул щобазда щапундай ккела?».
Когда чородинцы накинули на покойного бурку и подняли его, чтобы отнести в село, в моей памяти прорезались те слова и всю дорогу не покидали меня. Передо мной, словно кадры из фильма, прокручивались опять и опять. Снова скакал к нашему костру тот красивый человек на гнедом коне, снова пел печальную песню, будто спрашивая кого-то: «доживу ли, или останусь в теснинах гор умершим?». Это — было? Предчувствие, вещий сон или то, что наши называют «кIалул пал» — гадание языком, где произнесённое слово сбывается? У меня нет ответа на этот вопрос, но всю жизнь я об этом думаю, — закончил отец свой рассказ.
Вероотступники Цора