из крестьян подошли пожелать им доброго пути. Большинство либо отворачивались от покидающих деревню странников, либо злобно глядели им вслед из развалин своих домов. Похоже, их отъезд огорчил одного лишь Флетчера.
– Прошу прощения за поведение остальных, – сказал он. – Им следовало проявить больше благодарности за то, что вы сделали.
– Они винят нас в том, что случилось с деревней, – ответил Роланд. – За что же им благодарить тех, кто лишил их крыши над головой?
Флетчер выглядел смущенным.
– Кое-кто болтает, будто Бестия явилась за вами, а потому вас с самого начала не надо было пускать в деревню. – Он мельком взглянул на Дэвида, так, чтобы не встречаться с ним глазами. – Некоторые говорят о мальчике, о том, как Бестия бросилась за ним. Они считают, что он проклят и нам нужно побыстрее избавиться от него.
– Они злятся на вас за то, что вы привели нас сюда? – спросил Дэвид, и Флетчера, похоже, смутила тревога мальчика.
– Если и так, все скоро забудется. Мы уже собираемся послать людей рубить деревья. Мы восстановим наши дома. С южной и западной стороны ветер пощадил большинство построек, и живущие там потеснятся, пока все мы не отстроимся. Со временем они поймут, что если б не вы, от деревни могло вовсе ничего не остаться и куда больше народа погибло бы в пасти Бестии или ее потомства.
Флетчер протянул Роланду мешок с провизией.
– Я не могу это взять, – сказал Роланд. – Вам самим не хватает.
– Теперь, когда Бестия мертва, звери вернутся в лес и мы снова будем возвращаться с добычей.
Роланд поблагодарил его и уже собрался направить Сциллу на восток.
– Ты храбрый парень, – обратился Флетчер к Дэвиду. – Желаю тебе большего, чем я могу дать, но это все, что мне удалось найти.
В руке он держал какой-то черный крюк. Протянул его Дэвиду. Крюк оказался тяжелым и костяным на ощупь.
– Это коготь Бестии, – сказал Флетчер. – Если кто-то усомнится в твоей отваге или ты почувствуешь, как мужество покидает тебя, возьми его и вспомни, что совершил.
Дэвид поблагодарил его и положил коготь в мешок. Роланд пришпорил Сциллу, и развалины деревни остались у них за спиной.
* * *
Они молча скакали по сумеречному миру, еще более призрачному из-за падающего снега. Все вокруг как будто озарилось голубым сиянием, от чего этот край стал казаться и более светлым, и более чужим. Было очень холодно, и дыхание путников тяжелыми клубами повисало в воздухе. Дэвид ощущал замерзшие волоски у себя в носу и пар, оседающий кристалликами льда на ресницах. Роланд ехал медленно, стараясь уберечь Сциллу от занесенных сугробами ухабов и рытвин.
– Роланд, – наконец сказал Дэвид. – Я вот о чем все время думаю. Вы говорили, что были простым солдатом, но мне кажется, что это не так.
– Почему ты так считаешь? – спросил Роланд.
– Я видел, как вы отдавали приказы крестьянам и как они подчинялись, даже те, которым не нравились ни вы, ни ваши приказы. Я разглядывал ваш меч и ваши доспехи. Сначала я думал, что украшения на них бронзовые или раскрашенные, но пригляделся и понял, что это золото. Символы солнца на вашей кирасе и щите золотые. Ножны и рукоятка меча тоже украшены золотом. Как же это может быть, если вы простой солдат?
Роланд помолчал, а потом заговорил:
– Когда-то я был больше чем солдат. Мой отец владел большим имением, а я был его старшим сыном и наследником. Но он не одобрял моего образа жизни. Мы поспорили, и в приступе ярости отец изгнал меня из своих земель. Вскоре после нашей стычки я отправился на поиски Рафаэля.
Дэвид хотел продолжить расспросы, но почувствовал, что узы, связывающие Роланда и Рафаэля, очень личные и не подлежат обсуждению. Было бы грубо и невежливо добиваться от него большего.
– Теперь твоя очередь, – сказал Роланд. – Расскажи мне побольше о себе и твоем доме.
И Дэвид рассказал. Он попытался объяснить Роланду кое-что из чудес своего мира. Рассказал о самолетах и радио, о кинотеатрах и автомобилях. Дэвид говорил о войне, о покорении народов и бомбардировке городов. Если Роланду что-то и показалось невероятным, он не выразил этого вслух. Он слушал так, как взрослые внимают детским фантазиям, поражаясь богатству воображения ребенка, но не слишком-то доверяя ему. Куда больше его заинтересовало то, что Лесник рассказывал Дэвиду о короле и о книге его секретов.
– Я тоже слышал, что король прочитал уйму книг и знает кучу историй, – сказал Роланд. – Королевство распадается на части, а он предпочитает говорить в основном о сказках. Возможно, Лесник правильно сделал, направив тебя к нему.
– Если король слаб, как вы говорите, что же будет с королевством, когда он умрет? – спросил Дэвид. – Есть у него сын или дочь, чтобы унаследовать власть?
– Детей у короля нет, – ответил Роланд. – Он правит давным-давно, сколько я себя помню, но никогда не был женат.
– А до него? – Дэвида всегда интересовали короли и королевы, королевства и рыцари. – Его отец тоже был королем?
Роланд задумался.
– Кажется, до него правила королева. Она была очень-очень старая. Однажды она объявила, что вскоре явится юноша, которого никто никогда прежде не видел, и он будет править королевством. Так и случилось, если верить старикам. Через несколько дней после прибытия юноша стал королем, а королева легла спать и больше уже не проснулась. Старики говорят, будто она чуть ли не радовалась смерти.
Они подъехали к замерзшему ручью и решили немного отдохнуть. Роланд рукоятью меча разбил лед, чтобы Сцилла могла напиться. Пока рыцарь ел, Дэвид бродил по берегу. Сам он не был голоден. Жена Флетчера дала ему на завтрак большущую краюху домашнего хлеба с вареньем, и Дэвид наелся до отвала. Он сел на валун и стал копать яму в снегу, чтобы добраться до камешков и побросать их на лед. Снег был глубоким, и рука у него зарылась по локоть. Он нащупал несколько камешков… Вдруг рядом с ним из снега выскочила рука и ухватила его повыше локтя. Рука была белой и тонкой, с длинными обкусанными ногтями. Она с нечеловеческой силой потащила Дэвида в снег. Он хотел позвать на помощь, но тут показалась вторая рука и зажала ему рот. Его тащило глубоко в сугроб, макушку засыпало снегом, так что он уже не видел над собой деревьев и неба. Руки вцепились в него мертвой хваткой. Дэвид уперся спиной в твердую землю и стал задыхаться, а потом земля тоже обрушилась, и он оказался в каменистой земляной норе. Руки отпустили его, и темноту