— Ваш долг уплачен, — рявкнул, вогнав его в смятение. — Мой брат мёртв! Больше некому платить!
Марселу, оборванный столь жестоко и нагло, сдвинул брови и метнул взор на своих головорезов. Те, осознавая, что невольно являются свидетелями сцены, которая недопустима для чужих глаз и ушей, сделали едва уловимые шаги к дверям.
Краснеющее негодованием и обидой лицо старого мексиканца снова в упор смотрело на меня. Будь я тем же прежним сопляком, то бы умер от страха, но сейчас. Штиль! Ничего!
— Этот нрав, — Лима попытался смягчиться и улыбнуться, чтоб слегка сгладить углы. — Сейчас я его помню. Потому в деле брата ни черта из тебя не вышло. Как это там? — он глянул на бугая слева от себя, ища какой-то подсказки. — Размазня! Точно! — он встал, но изо стола не вышел. Смешок. — Ты, вроде, тогда лягушек освежёвывал да крыс. Точней изучал. Этакий ботаник. И, видимо, пригодилось. И Сэмми туда же ушёл, но тот покруче тебя будет. Даже сейчас вот, он меня нашёл, а не ты.
Я пожалел, что не убил Льюиса, ещё тогда, когда сообщил ему о содеянном в заброшенном доме. Когда был уверен, что всё кончено и можно сдаться полиции. Пожалел, что поддался ему, что начал скрываться. Снова слабак! Где мои силы и воля, чтобы заткнуть вас всех, уничтожить.
Убивая Джилл, я подводил черту, но теперь моя расплата закручивается в ещё большуший клубок с дерьмом.
— Я никогда не хотел иметь с вами ничего общего, — постарался произнести это, как можно, спокойнее.
— Это я понимал, потому и отеческих чувств к тебе не развивал, но сейчас появились изменения. Хулио мёртв, но ещё жив ты. А его кровь требует возмездия, — с этими словами он бросил на стол фото, которое, подобно пёрышку, спларировало на столешницу. Джилл…
Я уставился в до боли знакомые черты лица и понял, что не могу произнести ни словечка, словно это выдаст её.
— Убить эту тварь у тебя не вышло, потому за дело теперь берусь я. За время издевательств над ней в клинике, ты достаточно узнал её, поэтому мне нужна информация о ней. Любая.
В груди забилась агония.
— Зачем ОНА тебе? — надрывно и низко уронил я, понимая, что земля поплыла под ногами и суть вопроса невероятно глупа.
Лима улыбнулся и смотрел на меня, как на идиота.
— Чейз, ты серьёзно не понимаешь? Или жизнь в бегах подплавила тебе мозги? Эта тварь убила ТВОЕГО брата! Думаешь, ей это должно сойти с рук?
Мной одолела паника. Нет, всё не так! Да, я мучал её, но это делал Я, всегда зная предел и точки давления. А у этого человека их попросту НЕТ, и движет им лишь месть. Я не могу ему отдать её! Вернуть снова Diablo, но в разы хуже! Уж лучше ей было умереть в той хижине. Это было бы куда гуманней.
— Не надо, — уронил я, понимая, что он сейчас видит во мне снова того мальчишку, потерявшего опору. — Она не убивала Хулио… он сам… сам, правда…
— Да, — Лима спокойно кивнул, — сам. Только вот из-за неё. А ещё она всё-таки, как не оспаривай, пришила его ребят, в том числе и моих, и брата Сэма.
Боже, мне кажется, что земля разверзлась подо мной, и я вешу над пропастью, а огонь из неё, обжигает с ног до головы. Хочется кричать. Этого всего нельзя допустить. Нельзя!
— Нет, прошу, Марселу… Не надо. Я сам разберусь. Не трогай её!
— Это не тебе решать…
Умопомешательство. Я видимо отключился в эти секунды паники. Гнев и страх за Джилл перекрыли мой рассудок. Очнулся только, когда мои руки сорвали с шеи Марселу, а после бесчисленное количество ударов ногами по рёбрам, и конечный прикладом автомата в голову.
Пришёл в себя всё в том же кабинете, лишь смена зрительского состава в лице Сэма и женщины с каре. Попытался шелохнуться, но понял, что связан.
— Суки, — буркнул я, но открыв рот, сплюнул густую кровь.
— Чейз, — Лима разочарованно покачал головой. — Я хотел лишь помочь тебе… Вам! — кинул взгляд на женщину. При чём тут она? — Познакомься, — Марселу по-отечески приобнял её за плечи. — Сисилия — твоя племянница и дочь Хулио.
Презрительно всмотрелся её черты лица. Да, похожа. Надо же, брательник, успел всё же наплодить своих выродков, но кидаться к ней с объятиями, я абсолютно не расположен. Да и руки заняты.
— Мне плевать кто она. У моего братца все детки были от проституток и рабынь. Знаться с каждой его шавкой не намерен.
Один шаг, и эта оскорблённая деваха оказалась возле меня и смачно заехала в челюсть.
— Эта, как ты смел выразиться, шавка, теперь владеет всеми его деньгами и этим местом в том числе. Эта же самая шавка умоляла меня найти тебя, — видимо, сейчас меня пытаются засовестить.
— Мне срать кто она! Мне срать на вашу благодетель! Вы не притронитесь к Джилл, иначе, клянусь, сам лично грохну вас всех!
— Закрой пасть, щенок! — Лима громыхнул так, что все вокруг всколыхнулись. Только вот у меня опять всё мертво. — Выкиньте эту неблагодарную тварь в рабочий амбар! А перед этим отделайте как следует, чтобы больше не зарывался.
И меня прямо со стулом вытащили в коридор…
Два месяца спустя
Глаза жгло от солёных ручьёв пота. Тело тихо и мирно ныло от натруженных рук и ног. Дневная жара стала спадать, свидетельствуя о том, что скоро отбой и нас напоят долгожданной водой, а после отправять прислуживать — женщин в доме, мужчин рабочей силой в цехах по гонке наркоты.
Раз в неделю из жилого амбара забирали по паре пленных… и мы их больше не видели. Что могли сотворить с ними приходилось только гадать, но я знакомый с политикой наркокартелей, знал для чего Хулио их тушки.
За эти два месяца, может даже больше, я стал привыкать к происходящему вокруг себя. Я понимал главное — меня не убьют, лишь только потому что просто воспитывают и ждут. Ждут, когда раскаюсь и покорюсь им. Когда осознаю всю их чёртову благодетель и воссоединюсь со своей пришлой семейкой.
Моей настоящей семьёй всегда была только МАТЬ, но вы её убили.
Они ведь абсолютно не понимают, что хуже мне уже не сделать. Глупо испытывать человека, который давно просит смерти у судьбы. Хотя, признаться, так было в начале.
Я понимал и другое — они ищут её, и скоро Джилл окажется здесь, поэтому считал своим долгом встретить девушку и… помочь. Чем смогу. Хоть самую малость. Я очень боялся, что она может не дойти до меня, погибнуть где-то там, в руках Марселу Лима и моей новоиспеченной родственницы.
Два далёких звонка. Отбой. Мы зашевелились к забору, ожидая воды. Как всегда, выставили бочку посреди пустыря. Первые, что по-сильнее, вторые чуть слабее. Детям вообще остатки. За эту неделю умер уже четвёртый ребёнок.
Металлическая жестянка, которую я перемастерил в полусферу, подобно, черпаку, блистала лужицей живительной влаги. Поднёс к губам и жадно хлебнул, пока в запрокинутой голове, не увидел девчушку, лет десяти. Карие пуговицы глаз с тоской и страхом смотрели на мою жестянку. Она даже не пыталась пробраться к бочке. Её худенькое тельце едва могло сидеть. Грязь и фиолетово-синюшные разводы мешали определить её точный возраст и уровень сил.
Горло отказалось глотать. Я спрятал жестянку за спину и резким движением нагнулся к ней, схватил под руки и быстро увёл в сторону от других, опасаясь нападения жаждущих мародёров.
— Пей, — сунул воду ей под нос.
С радостью, осознав мою доброту, девочка впилась в жестянку чуть ли не зубами. Засопела, жадные и громкие глотки взахлёб. Поперхнулась, начала кашлять.
— Нет, — быстро отнял черпак и зажал ей рот, глуша кашель. — Нельзя… Тише…
Если кто-то из пленных увидит мою добродетель, стопроцентов накинется на меня с целью отнять жестянку с водой. А уж там, как получится, вплоть даже до убийства, и не факт, что это не пройдёт мимо ребёнка.
Девчушка, тем временем, тяжело и гортано дышала, капельки слёз выступили из глаз. Отнял руку, вновь сунул остатки.
— Спокойней, — тихо предупредил, стараясь не пугать голосом. — Допивай.
Отдал черпак и прикрыл её от свидетелей.