— Ну, — сказала она, — выглядишь ты очень мило. Селера будет ревновать.
Она улыбнулась, и несмотря на записку, нож и дорогу, которая никогда меня отсюда не уведет, я улыбнулась в ответ.
Глава 22
Иногда я смотрю на бумаги перед собой и удивляюсь. Я должна к ним привыкнуть, привыкнуть к руке, которая держит перо и чертит формы — отражения моих мыслей. Слова, тысячи слов, и ни одного лживого. Каждое «Телдару» намеренное.
Интересно, что желание произносить правдивые слова значительно слабее, чем желание писать их. После той первой попытки я никогда ничего не писала, кроме уроков, но речь изливалась из меня каждый раз, когда об этом кто-то просил. Я страшно устала себя слушать.
А теперь? В камине разгорелся огонь, я только что поела, не устала, животные и младенец спят — что дальше?
Полагаю, то, что кажется смешным и пугающим одновременно.
Я привыкла.
* * *
Я привыкла почти ко всем сторонам своего заключения. Отчасти потому, что Телдару (к моему большому удивлению) был далеко, вел себя отстраненно, и я начала наслаждаться жизнью. А кроме того, вы можете привыкнуть ко всему, если у вас нет выбора.
Шли годы. В обществе Телдару держал меня рядом, но почти никогда не приходил один, и мне было так легко, что я не задавала вопросов.
— Не думай, что я о тебе забыл, — сказал он мне однажды. Мы прогуливались вокруг пруда; как обычно, я чувствовала на себе взгляды учеников, открытые или косые, любопытные, злобные или восхищенные. Привыкнуть к этому было нетрудно. — Я не забыл, что мы должны сделать. Просто есть вещи, которые я сперва должен попробовать один. Планы надо строить внимательно и осторожно.
— А ты не можешь быть внимательным и осторожным, если рядом я? — Тогда мне было около семнадцати. О пышных кудрях Селеры я могла только мечтать, но отрастила такие же длинные волосы — густые, рыже-золотистые, они рождали в ней ревность.
— Нет, госпожа Чаровница, не могу. — С улыбкой он наклонился ко мне.
Грасни, должно быть, сказала Селере: «Наверняка он так повернулся, чтобы лучше тебя видеть. Точно, Лера: его пальцы шевельнулись! Он шлет тебе тайное послание!»
— Скоро твое время придет, — сказал он мне. — Не сейчас, но скоро.
Я привыкла это слышать, но не верила. В конце концов, шли годы. Какие бы отвратительные опыты он не ставил, возможно, они ему не удавались; возможно, он понял, что его мечты несбыточны, и просто не хотел в этом признаться.
Мне было хорошо. Люди мне завидовали. Страх, отвращение и злость остались в воспоминаниях. Я дружила с Грасни. Бутылочки и игрушки Ченн, даже записка Бардрема — я смотрела на них, но не думала. Короля Халдрина я видела редко, но когда он приходил в школу, то всегда обращал на меня особое внимание. Обо мне спрашивает король Сарсеная! В его королевстве был мир, мир и процветание. Возможно, Телдару забыл. Наверняка.
Я умудрилась привыкнуть к прорицанию, измененному проклятием, и он редко просил меня его использовать. Я боялась, что он заставит меня прорицать при дворе, но мои опасения не оправдались. Он велел обучать новичков (со временем их становилось все больше), а иногда приводил стражника или посудомойку, и восторг от прорицания уменьшал горечь от лживых слов. Это были невинные слова — так я себе говорила. Слова триумфа, когда я видела поражение; слова печали, когда видела радость. Мелочи, думала я, если вообще об этом думала. Ничего, что могло бы изменить глобальный Узор.
Но однажды весенним вечером ко мне пришла Грасни и попросила прорицать для нее.
Селера делала это годами. Это была игра, в которую она играла, не понимая правил, потому что ей нравилось, как в тот первый раз, когда я была безумной девочкой, рассказавшей ей о светловолосых детях с черными глазами. Она никогда не предупреждала о своем приходе — просто появлялась у дверей. Если со мной кто-то был (что случалось редко), она прогоняла их властным словом и взмахом красивой руки.
Она не сразу просила меня прорицать. Нет, сперва она должна была поговорить о Телдару.
— Вчера он меня поцеловал. На кухне. Расплел мои волосы, обернул ими ладони и понюхал.
— Как мило, Селера.
— Вчера вечером он уложил меня на траву, развязал лиф и целовал грудь.
— И она ему понравилась?
— Наконец, наконец-то, Нола! Он разбудил меня нежным поцелуем и был во мне; он двигался так медленно…
— Да, да, это замечательно, только не надо подробностей.
В тот последний раз я быстро потеряла терпение, но в других случаях все происходило дольше. Это была часть игры: Селера болтала о том, как именно он ее любил — в каком кресле, у какого дерева, — и ждала, когда я начну огрызаться. Я всегда это делала, вопреки решению, которое принимала, когда она входила в комнату. Я говорила себе, что огрызаюсь, потому что она невыносима, но за гневными словами было нечто другое, другие слои. Однажды я швырнула в нее бутылку, и она расхохоталась. Когда она ушла, я расплакалась и порезала пальцы о синие осколки, собирая их с пола.
После того, как она добивалась желаемого, огорчив или разозлив меня, Селера прислонялась к спинке стула (она всегда садилась на стул) и открывала крышку стола, где лежали мои восковые палочки и банки с зерном. Она мило улыбалась, пока я на нее смотрела, и мы обе не двигались, зная, что будет дальше.
— А теперь, Нола, прорицай для меня. Скажи, что меня ждет.
Она понятия не имела, почему я не могла ей отказать. Возможно, она думала, что я попросту на это не способна. А может, она вообще об этом не думала. Важно было лишь то, что она получала желаемое.
К этому я не могла привыкнуть. Каждый раз, когда я брала банку с зерном или воск, все внутри меня сжималось. Иногда мои руки дрожали, и она никогда не упускала возможности обратить на это внимание.
— Приятно видеть, что тебя так и переполняет желание прорицать.
— Переполняет старая свинина, которой мы ужинали.
Единственным утешением было то, что хотя слова, которые я ей говорила, были светлыми и приятными, видела я только тьму. Игранзи и Телдару учили меня рассказывать о самых сильных образах, если их было много, и я не знала, какой подходит больше. Но в видениях о Селере не было разницы — как я могла выбирать? Череп, огонь, наводнение, глаза с кровавыми слезами…
В них не было ни младенцев, ни музыкальных шкатулок, ни лебедей, но именно об этом я рассказывала своим проклятым голосом и внутренне улыбалась, думая о своих истинных видениях. Улыбалась, хотя сейчас меня передергивает от этих воспоминаний.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});