Страшно до паники — вновь быть лишь ведомой, понимая, что моя жизнь опять ускользает из моих рук, и теперь зависит еще от кого-то, но не меня.
Это страшно и… невыносимо. Это просто НЕВЫНОСИМО! Я отказываюсь вновь быть жертвой. Жертвой собственного брака — в том числе. Я уже знаю, что хищник в лице Костаса умеет и… желает подчиняться. Он доказал мне это и мою власть вчера в том пустующем кабинете. Что же, выбор у меня небольшой: раз не могу обрести контроль над собственной жизнью, у меня не остается выбора, кроме, как играть другими.
Приободрившись, я смогла улыбнуться супругу на его очередной комплимент, а после более осмысленно окинула гостей за столом взглядом. Взгляд наткнулся сначала на Уллсона, который, словно почувствовав мой взгляд, посмотрел на меня, а затем прищурился, но приподнял бокал и отсалютовал им в мою сторону. Расплылась в восторженной улыбке и бодро отсалютовала названному «отцу». Как он на это отреагировал — не знаю, а вот Костаса это умилило.
— Я пообщался с лордом Улссоном сегодня утром, Виктория, — сообщил Костас, что заставило меня более внимательно посмотреть в лицо супруга. — Поразительного ума мужчина, — довольно прищурился супруг, имея в виду моего опекуна. — Пообщавшись с ним, я больше понимаю, почему вы стали такой…
— «Такой»? — переспросила я. Мужчина дернул губами в слабой улыбке, а после, с видом, словно проговорился, признался:
— Я не мог не разузнать о своей невесте, с кем меня обручили еще в детстве, — пожал он плечами, словно это все объясняло. Мне — Тони, которую заставили занять место настоящей принцессы — все вполне очевидно. Судя по тому, что я знала о настоящей Виктории — назвать ее взрослой и благоразумной было сложно. Но Костас не знает о том, что перед ним не его настоящая невеста, а теперь и жена. Потому я вздернула бровь, требуя пояснений и конкретики. — Вы сильно изменились с тех пор, Виктория. Практически стали другим человеком. Полагаю, на вас так повлияла смерть ваших родных, но глупо сомневаться и во вкладе лорда Улссона.
— О, без него не обошлось, — поддакнула я с готовностью. — В этом можете не сомневаться, сударь, — спрятала я мрачную улыбку в бокале с разбавленным вином. Стараясь справиться с внутренним волнением, вновь окинула гостей взглядом и внимание привлекло отсутствие одного действующего лица. Нет, я сейчас не про Ванессу, которая вновь была вынуждена сидеть с моей стороны, но все равно слишком далеко от Костаса, что ее явно печалило, как и откровенные знаки внимания ко мне Костаса. Теперь ее посадили даже дальше, чем прежде. Видимо, для того, чтобы гости точно не заметили их отношений. Но, черт с ними, я о другом! — А где лорд Блеквуд? — понизила я голос и слегка подалась к супругу, который с готовностью наклонился ко мне. Даже ближе, чем следовало.
Хитро усмехнувшись, за которым я все равно разглядела скрытый жесткий оскал хищника, король ответил:
— Я проанализировал ваши вчерашние слова относительно лорда и его методов управления и предпринял меры.
— О чем вы? — напряглась я, посмотрев в ледяные голубые глаза, которые смотрели пристально и требовательно.
— Сейчас не время и не место, сударыня, для подобных разговоров, — бескомпромиссным тоном произнес Костас, хоть и с вежливой улыбкой на открытом и безупречном лице. — Но будьте спокойны, я уже обсудил данный вопрос с вашим опекуном и только уверился в своих мыслях и правоте.
Предполагая, что мог посоветовать Паук… старика Блеквуда вдруг стало почти жаль. Акция жалости была разовой и кратковременной, но все же…
Вскоре меня стали одолевать уже совсем другие мысли. Еще более печальные, чем прежде. Такие, как, например, моя несостоятельность, как советчик и друг. Костас уже более заинтересован в том, что у меня под юбкой. А теперь, если место верного советчика займет и упрочниться за ним Улссоном, от меня не останется никакого толку для Паука. Единственное, что сможет меня уберечь, это призрачная возможность выведать у Костаса то, где же эта чертова фамильная сокровищница. Но как это сделать, когда рычагов давления становится с каждым днем все меньше?!
— Но я всегда открыт для диалога, Виктория, — заверил меня Костас, сменив тон, и сместился, чтобы, непозволительно близко от моего лица закончить свою мысль, с соблазнительной улыбкой: — Только скажите, и наше общение я сделаю приоритетным в любое время дня… и ночи.
Я пораженно выдохнула, ощущая, как краснеет лицо, то ли от возмущения, то ли досады, то ли злости от того, что в этот момент даже мои колени предательски задрожали. Это отлично понимал и Костас, отстраняясь демонстративно медленно и не спуская с моего лица взгляда, словно мы одни во всем дворце, и нет сотен глаз, что сейчас неотрывно и жадно взирают на нас.
— Кстати о ночи, — заметил Костас тихо, лениво улыбнувшись, что могло свести с ума разом не одну наивную девственницу, к коим я теперь себя вот вообще никак приписать не могла ни по каким пунктам. Что порадовало в данный момент. — Надеюсь, недомогания мучат вас не слишком долго?
От подобного вопроса я, кажется, побледнела, но взяла себя в руки и смогла улыбнуться:
— Благодарю за заботу, сударь. Поверьте, предостаточно, — поведала я спокойно, заметив его насмешливый и снисходительный взгляд, говорящий, что он прекрасно осведомлен о женской анатомии, и в то, что «недомогания» длятся неделями, а то и месяцами — не поверит. Печально и досадно. Вот, прямо, очень!
Кажется, у меня осталось в запасе всего несколько дней, а после придется думать о более серьезной обороне… И как теперь быть с другим действующим лицом, который сегодня четко дал понять, что обосновался в моей постели, кажется, прочно и надолго?
После обеда все гости сместились на улицу в дворцовый парк. Для женщин в планах мероприятий была прогулка по живому лабиринту и у живописного пруда, для мужчин — спортивная стрельба из ружей. Естественно, главными «клоунами» были мы с Костасом. Я бы позавидовала мужской доле, но эта нудная прогулка была необходимой отдушиной, где король, Улссон или еще черт его знает кто, меня не достанут и не нужно думать о способах выживания. А с не прекращающими трещать выряженными бабами, я, как-нибудь, справлюсь!
Уверенность в своих силах стала меркнуть примерно через час. От вереницы надушенных, напомаженных и напудренных сплетниц всех возрастов и подобий, у меня рябило в глазах, сбивалось дыхание, накатывала тошнота и головокружение. Уже после десятой по счету «почетной гостьи», которая после поздравлений со свадьбой и потрясающей партией, стала выливать на меня поток сплетен, коварных планов, грязных слухов, на своих же подруг, с кем еще пять минут назад целовались едва ли не в засос, в надежде развести на подробности и меня, или, хотя бы, заручиться моей поддержкой, я стала неосознанно двигаться в сторону дворца, понимая, что сдерживаться становится все сложнее и сложнее.
Унылую Ванессу, которая, по идее, должна была меня прикрывать и перекидывать внимание на себя, надежды не было. Девчонка была обижена и подавлена, забывая про все вокруг, кроме своих сердечных терзаний. На меня она смотрела, как на врага народа, что я бы ей простила в других обстоятельствах, сейчас же, когда сама находилась на грани, терпеть не хотела. После короткого морального тычка, она с фальшивой улыбкой на смазливой физиономии, все же, опомнилась, но мне помогло это мало.
— Прошу прощения, дамы, вы могли бы оставить меня ненадолго с моей фрейлиной? — с милейшей, обворожительной улыбкой, от которых у меня уже скулы сводило, окинула я свою свиту взглядом, с ужасом понимая, что это еще не все прибывшие гости и впереди еще, как минимум, неделя подобной пытки.
— Конечно, ваше величество, — с приторной улыбкой отозвалась самая милая на вид и услужливая герцогиня, которая совсем недавно вылила на меня яду за семерых предшественниц. Вот оно коварство и лицемерие! Куда уж мне с такими тягаться? Надо бы ее Яну показать — он будет в восторге.
Показавшаяся забавной, в начале, мысль, отдалась во мне недовольством и кольнула чем-то неприятным, с твердой уверенностью, что намеренно магу никаких баб показывать не стану…