– Мы здесь, – сказал Йенс. – И давайте не удивляться тому, что видим. Смотрите, нас ждут…
…Из пяти присутствующих я не смог узнать только одну – диковатого вида смуглую синеглазую девушку в овчинной безрукавке, за широким вышитым поясом у которой торчали пара выложенных серебром пистолетов и турецкий ятаган. Они с Зоркой улыбнулись друг другу одинаковыми гордыми улыбками, и я подумал, что это, наверное, сербская юначка, героиня легенд и песен… а может, образ, целиком созданный фантазией Зорки. Девушка сидела на балюстраде, прямо над пропастью, скрестив ноги.
Арагорн тоже сидел на своем обычном месте и в обычной позе. Но рядом с ним, поставив одну ногу на скамью и опираясь на колено локтем, стоял белокурый молодой атлет с лицом, словно вырубленным из гранита, но в то же время красивым и юным, на котором горели ярко-синие глаза. Одетый в кожу и мех, он из всего оружия имел только крылатый шлем на светлых волосах и длинный тяжелый меч с простой рукоятью – на поясе. «Зигфрид, советник Йенса», – понял я. Привалившись к одной из угловых колонн, на нас весело смотрел русокудрый плечистый молодец в белоснежной рубахе с вышитым воротом, падающий с одного плеча алый плащ оттопыривал меч, на другом боку висели гусли. Сперва мне показалось, что я вижу артиста Столярова, но потом я сообразил, что это не Столяров, конечно, а Садко, которого Столяров играл в старом кино – и, как ни странно, это советник Басса. И наконец, сидела отдельно ото всех на скамье, широко расставив ноги и положив ладони в латных перчатках на размашистую крестовину меча, одетая в поддоспешную кожу девушка с коротко и неровно подстриженными каштановыми волосами и пристальным, неприятным даже взглядом светло-серых глаз.
«Барабана тугой ударБудит утренние туманы, —
вспомнил я, —
Это скачет Жанна а’АркК осажденному Орлеану…» —
и, изумленно посмотрев в сторону Танюшки, наткнулся на ее улыбку и кивок. Несколько секунд я уважительно-удивленно смотрел на свою девчонку…
– Чем вызвана эта коллективная встреча? – поинтересовался Йенс, поднимая руку вверх в ответ на приветствие Зигфрида.
– Вы вступаете на опасный путь, – сказал Арагорн.
– На путь великого подвига, – возразил Зигфрид.
– Почему ты решил идти через эту долину? – довольно резко спросил Арагорн, не обратив внимания на эту реплику и глядя мне прямо в лицо. Вопрос, как всегда, помог мне самому разобраться в своих желаниях:
– Я хочу приключений, король. Хочу, чтобы о нас пели: «Вот, они прошли долину, где жил Вендихо, – и тот отступил перед ними!»
– Это их orlogs, – сказал Зигфрид, – их судьба. Они не могут иначе, и это хорошо.
– А вы знаете, что есть Вендихо? – спросила Святая Жанна. Я заметил, что советники говорят обо всех, но обращаются прямо только к своим подопечным.
– Он что? – Танюшка быстро облизнула губы. – Он не кто?
– Нет, – усмехнулся Садко. – Вендихо – вся эта долина, и у него много лиц. Даже ваши лица есть среди них. А есть и такие, в которые лучше не глядеть вовсе, чтобы сохранить рассудок.
– Они не повернут, к чему уговаривать? – пожала плечами юначка, вновь улыбнувшись Зорке. – Пусть идут. За славой и честью.
– Кто-нибудь проходил эту долину? – тихо спросил Басс, до сих пор молчавший.
– Проходили, – кивнул Садко. – Но это было давно. Очень давно. Когда люди даже ваших лет гнули волей стальные столбы, вышибали ворота городов своим именем и рвали цепи на куски приказом…
– Они шли с запада на восток, – сказала Жанна. – Вы видели оставленный ими камень.
– Ого, – сказал я. – А с тех пор больше никто не пробовал?
– Пробовали, – кивнул Арагорн. – Они погибли.
– Неплохо, – заметил Йенс.
– Всегда можно повернуть, – сказал Арагорн. – Только потом не стоит корить себя за то, что отступил.
– Король, – напрямую спросил я. – Ты советуешь мне идти? И вести за собой остальных?
– Ты говорил о приключениях, – напомнил Арагорн. – Хотя я никогда не был сторонником приключений ради приключений.
– Да ему просто хочется делать все назло, – вдруг сказал Йенс. Я повернулся к нему – немец нахально улыбался, а Зигфрид качал головой в крылатом шлеме. – Что нельзя, то и можно. Куда не надо, туда и нужно. Где никто не ходит, там и пойдем. Хорошая, между прочим, жизненная философия.
– В целом – это правда, – признался я. – Примерно такой философией я и руководствуюсь.
Арагорн засмеялся – я даже вздрогнул, никогда раньше такого не слышал – и уставился на него изумленно, потому что это был настоящий веселый смех.
Гори, моя душа, пускай огонь сжигаетМосты ко временам, где жил, собой греша.Пока светла моя звезда и воздуха хватает,И разум злом не помрачен, гори, моя душа!
Пока еще любить и жить хватает страсти,И драться до конца, собой не дорожа,Пока свободен мой язык и страху неподвластен,Пока надежда в сердце есть, гори, моя душа!
Когда же тьма и тьма тоску посеют в сердце,И ночь падет на мир, безумием страша,Спаси меня от этих бед, пускай ценою смерти,Да не угаснет твой огонь, гори, моя душа!
Так дай нам Бог понять на нашей страшной тризне,Что все, в чем нет огня, не стоит ни гроша.Нет родины иной, чем жизнь, но свет твой выше жизни,Веди меня на свой огонь, гори, моя душа!
М. Володин
Андрей,
Йенс и я,
Олег, Танька, Лена, Игорь;
Фергюс, Лена и Зорка, Димка;
Видов, Ингрид и Линде, Мило;
Сергей, Анри, Ян и Раде.
Примерно таким порядком мы и двигались с самого утра, с того момента, как спустились в долину. Я строго-настрого запретил кому-либо отходить в сторону дальше видимости. Прежде чем спуститься, мы довольно долго готовились – чисто морально в основном, но не только. Мы внимательно разглядывали долину, насколько хватал глаз.
Ничего необычного не было видно, если исключить то, что в этих местах – явно благодатных! – нигде не поднималось ни дымка. Вообще не было видно признаков человеческого присутствия.
Я еще раз спросил всех, не скрывая ничего в плане опасности, нет ли желающих «пойти другим путем». И испытал гордость за то, что ко мне прибились такие кретины…
Надо сказать – пока что неведомый Вендихо никак себя не проявлял. Было тепло, но дул довольно сильный ветер (с деревьев то тут, то там уже летели листья), а на солнце время от времени набегали раздерганные клочья облаков. Зверья тут было полно, мы то и дело пересекали хорошо натоптанные тропинки, слышали, а то и видели животных и птиц.
Как писал Гайдар в «Мальчише-Кибальчише»: «И все бы хорошо, да что-то нехорошо». Я видел, что многим из наших не по себе. И сам понял, что имел в виду Джанни, когда впадал в истерику. Меня давило.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});