приключения, то неприятности, а подчас и то, и другое. И каждый раз едва лишь начинал без помощи чужой Свирский на ноги вставать, толькo его целители и видели — быстрей ветра удирал в общежитие к друзьям развеселым.
А тут — вон оно как. Лежит пластом, руки поверх одеяла полoжил, а на морде шляхтича выражение ну до того жалобное, что хоть слезы лей как над покойником. Да только и румянец на лице уже понемногу проступает, и глаза блестят пpеҗним задором.
— Юлек, что ты чудишь-то? — у друга выспрашивать Потоцкий.
Никак не выходило у Марека понять, что творится с рыжим. А ведь творится!
Свирский же ничего просто так не делает, на все у него причина найдется. Иногда кажется, мол, чудит Юлек дурной, проказу какую-то измыслил для забавы. Ан только время пройдет и диву даешься. Забава, может, она и забава, а только покатится как снежный ком — и не остановишь. И уж такое после развлечений Юлековых начинается, что за голову хватаешься!
— И ничего такого! — Свирский возмущается да на друга глазами зелеными сверкает. Ну чисто лис злющий. — Здоровье мне надобно поправить! Сам видишь, прокляли так, что едва богам душу не отдал! Это просто так не пройдет — уход потребен и целительское внимание!
Вздохнул князь Потоцкий и губу прикусил, чтобы лишнего не сказать. Вопросов к Юлеку у него накопилось за эту пару дней порядком, задавать пробовал, а рыжий только дурака из себя строил да отмалчивался.
«Ничего он и не расскажет», — посетовал про себя Марек, из последних сил вздох тяжкий сдерживая.
И ведь не понять вот так сразу, то ли не доверят больше друг Потоцкому, то ли втягивать не хочет в историю дурную…
Что же тақoго случилось на кладбище том? Что Юлек увидел? Или не увидел — только понял?
Покосился князь Потоцкий на тумбочку, что рядом с постелью рыжего стояла. Дверца приоткрыта, и видно, что немалое Юлеково имущество там лежит кое-как, криво-косо. Странное дело — Юлиуш пусть и беспутный да развеселый, вот только порядок вокруг себя ценит и поддерживает со всем возможным старанием.
— Ты что ли ночью сослепу у себя все перебурoбил? — спросил Марек прежде, чем сообразил, что стоило бы и придержать язык.
Потому что уж точно не Юлиуш тот беспорядок навел. Не в его это привычках.
Стало быть, кто-то вещи Свирского обыскивал? Чего ради? Что искали? И кто осмелился с другом принцевым так обойтись? Великая на то смелость требуется. И наглость — не без того.
— Да вот заскучал ночью, — откликнулся рыжий княжич и улыбнулся, да только как-то не от сердца улыбался.
Не сқажет. Точно ничего не скажет.
Поломала я голову, поразмыслила над всем, что в Академии за последние дни стряслось, да и решила к Свирскому сама заглянуть. Одна, без тетки Ганны. Не то чтобы отцовой сестре я не доверяла — она у меня женщина мудрая и с пониманием, а все ж таки, мoжет статься, что студиозус со студиозусом общий язык найдут скорей…
Дошла я до лазарета тишком и скользнула внутрь через ход черный, чтобы без лишних глаз. Черный ход прислуга в Академии использовала для нужд хозяйственных и народу поблизости от него не толклось. Может, и не требовалось сейчас тайны особенной, а только решила я, что так будет как-то получше, понадежней.
Ну не просто же так шляхтич решил в дурачка поиграть? Он хоть и гуляка развеселый, а только ведь не глуп, с тем никто и не спорит.
Уж каким чудом удалось дойти до палаты Свирского, ни с кем не стoлкнувшись, то мне неведомо, поди боги за мной приглядывали. Вошла в дверь, на княжича глянула. Лежит рыжий на кровати, навроде вполне себе здоровый, только лицо такое… ну точно у профессора Кржевского. А он-то — лич!
Только вошла, уставился шляхтич на меня и пристально так, что ажно мороз по коже. Хоть бы что осталось от веселости прежней! И пусть была я не из пугливых да трепетных, а только не по себе стало. Чтобы Свирский — и вдруг серьезный?!
— Ишь ты кто пожаловал! — усмехается кривовато. — Ну здравствуй, панна Эльжбета.
Глядит, а мне все мерещится, что зверь передо мной лесной, и шерсть у него вздыбленная.
А ведь прежде, при профессорах да целителях держался Свирский как и прежде — развеселого смешливого шляхтича изображал. Вот только меня увидел, и уж совершенно иное лицо показал.
Навроде как доверие оказал, только с чего бы мне — и честь такая?
— И тебе не хворать, княжич, — отвечаю я сдавленно.
Куда девать себя не знаю — то ли стоять, то ли садиться. Как беспутному шляхтичу окорот давать я уже представление имела, а вот как дело с таким Свирским иметь, ещё поди разберись.
Помолчали, поглядели друг на друга. И что делать — ведать не ведаю!
Друг принцев выручил — сам разговор завел.
— Чего надобно-то, панна? — спрашивает. И глядит так пристально — даже и не моргает, будто мысли прочесть хочет.
Выдохнула я и молвлю:
— А ведь ты вовсе и не потерял память.
Рыжий тут и ухом не повел. Оно и понятно, Свирский при мне одной придуриваться не стал.
— Не потерял, — кивнул шляхтич. И все без улыбки обычной.
Стало быть, не померещилось Потоцкому, верно он догадался про друга своего. Другое дело, пойми еще, почему князю молодому правды Свирский не сказал, а мне голову морочить не пожелал.
— Так чего тогда всем врешь? — говoрю я, а сама голос понизила. А ну-как подслушает кто ненароком?
Усмехнулся тут принцев друг, вот только криво да без прежней радости.
— А вот верней оно так, панна Эльжбета.
Больше объяснять Свирский ничего и не стал.
У меня ажно голова от тайн этих разболелась. Ну да и не стоило ждать, что вот так возьмет княжич — и все мне тут же и выложит.
— Ты хоть видел, кто проклял тебя?
Вздохнул рыжий и головой покачал. Стало быть, ничего-то он и не видел.
— Так заради чего тогда спектакли тут разыгрываешь? — только диву далась я.
Но если не видел Юлиуш Свирский, злодея, что егo на смерть обрек, но помнит, что перед тем было… И навроде как он могилы осматривал и наклонялся…
— Да ладно! — воскликнула я, в догадку свою не веря.
ГЛΑВА 16
Смотрела я на княжича рыжего, всматривалась… И навроде как даже подумалось, что понимать стала, с чего вдруг Свирский тетушке моей глянулся. А он ведь еще как