Некоторые морские огурцы выглядели настолько большими, что каждый занимал отдельную большую банку, другие были законсервированы вместе и потому становились похожими на гроздья гусениц.
На один из видов мне было особенно интересно взглянуть, после того как я увидела фотографии этого удивительного существа, сделанные в его родной стихии. Этот морской огурец длиной пятнадцать сантиметров, прозванный мармеладной белкой [84] (научное название – Psychropotes longicauda), имеет полупрозрачное лимонно-желтое тело с необычным отростком, торчащим вверх и похожим на беличий хвост. «Не думаю, что вам это понравится», – сказал Джонс, доставая с полки банку и показывая мне бледный бесформенный сгусток. Животное в банке, конечно, уже нельзя было назвать красивым, но его тело все еще могло приносить пользу. ДНК, взятая из фрагментов законсервированных образцов, помогла понять, что на самом деле существует множество видов, которые выглядят довольно схожими, но генетически они отличаются.
В кабинете Джонса я увидела расставленные вдоль книжного шкафа черные камни – тоже гости из бездны. Один из них размером и текстурой напоминал большой кочан капусты-брокколи, некоторые выглядели, как куски угля, другие представляли собой гальку плоской формы. Джонс передал мне камень размером с кулак, и мне сразу показалось, что с ним что-то не так. Он был слишком тяжелым для своего размера, как тот камень, который давным-давно моя бабушка нашла у себя в саду. Моя семья всегда считала, что это метеорит. Но камни Джонса не упали с неба, а выросли, лежа на своем месте – глубоком морском дне. В сердцевине каждого такого камня находится либо зуб, оброненный акулой миллионы лет назад, либо обломок ушной кости кита, либо еще какой-нибудь небольшой твердый предмет. С течением веков минералы и металлы, содержащиеся в воде, слоями оседали на твердом ядре, подобно тому, как образуется жемчужина, и камни постепенно становились все больше и тяжелее.
Помню, как на уроках естествознания в средней школе нам рассказывали об этих каменистых конкрециях на абиссальных равнинах и о том, что когда-нибудь из них будут добывать металлы. Тогда в моем воображении возник образ голой равнины, состоящей из вязкого ила и камней, а не места, где живут удивительные существа, такие как ярко-желтые морские огурцы с беличьими хвостами.
Впервые эти глубоководные камни подняли тралом с океанского дна британские ученые в середине XIX века во время кругосветной научной экспедиции на борту корабля «Челленджер». Абиссальные конкреции выставили на всеобщее обозрение, как экзотические диковинки, словно они прибыли из космоса. Лишь много позже люди стали задумываться о том, что внутри конкреций находятся металлы и что, возможно, стоит собрать таких камней побольше. Сейчас, когда я пишу эти строки, в середине 2020 года, в морских глубинах не работает ни один коммерческий карьер. Но есть вероятность, что к тому времени, когда вы будете читать эти строки, первые карьеры уже появятся или, по крайней мере, получат одобрение.
Последние несколько лет горнодобывающие корпорации строят планы по добыче конкреций на глубине нескольких километров и на площадях в тысячи квадратных километров. Их цель – металлы, которые находятся в этих породах. Хотя конкреции состоят примерно на 30 % из марганца, который не пользуется большим спросом, они также содержат следы других, более востребованных элементов, таких как никель, медь и кобальт.
Помимо абиссальных конкреций, в поле зрения начинающих глубоководных рудокопов попали еще две цели. Некоторые компании планируют добычу полезных ископаемых на подводных горах. Подобно тому как образуются слои конкреций, на вершинах и склонах подводных гор формируется корка, богатая металлами. На образование слоя толщиной в палец уходят миллионы лет, но, чтобы пробурить и соскоблить эти отложения и отправить их на поверхность, вероятно, потребуется всего несколько часов. Горнодобывающие компании также планируют сносить жерла гидротермальных источников. Когда горячая гидротермальная смесь сталкивается с холодной морской водой, она мгновенно охлаждается и выпадает в осадок, состоящий из таких металлов, как железо, свинец, цинк, серебро и золото[85].
Планы по глубоководной разработке имеют признаки экстрактивизма – многовековой экономической модели, обычно ассоциирующейся с колониализмом, а в последнее время – с транснациональными корпорациями, которые извлекают природное сырье для экспорта. Их стратегия – исчерпать весь ресурс за один раз и переместиться на новое место, чтобы все повторить. Обычно они так добывают золото и драгоценные камни, взрывают горы для добычи угля и вырубают реликтовые леса. Центральное место в этой модели занимают так называемые зоны жертвоприношения – места, которые неизбежно будут уничтожены ради экономической выгоды. На очереди огромные участки морских глубин – сотни квадратных километров карьера в год. Несомненно, на глубине скрыты минеральные богатства, и многие люди выступают за то, чтобы воспользоваться ими сейчас, но авторы многочисленных аналитических научных работ предупреждают об опасностях такой добычи. На данный момент наука громко и однозначно заявляет, что глубоководная добыча полезных ископаемых сопряжена с опасными рисками для биоразнообразия и окружающей среды, которые по своим временным масштабам и интенсивности пока не поддаются точной оценке, однако вероятность того, что они могут стать катастрофическими и необратимыми, весьма высока. Итак, нам предстоит сделать судьбоносный выбор на этом поворотном этапе наших отношений с океанскими глубинами, а вместе с ними и со всей планетой. История, приведшая нас к нынешнему положению, полна правды и лжи, неподкупности и алчности, ошибок и бедствий. Интерес к глубоководной добыче то возрастал, то падал – в соответствии с изменением цен на металлы, и все это время он был обусловлен растущими потребностями человечества. Это не внезапно возникшее влечение к океанским глубинам, а кульминация наблюдений, длящихся уже более пятидесяти лет.
* * *
1 ноября 1967 года в штаб-квартире Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке Генеральная Ассамблея слушала длинную и пылкую речь об океане. «Темная океанская бездна была чревом жизни, – говорил представитель Мальты Арвид Пардо. – Жизнь зародилась под защитой океана. И мы все еще носим в наших телах – в нашей крови, в соленой горечи наших слез – следы этого далекого прошлого». Ученый констатировал, что сейчас люди начали возвращаться к океану и заглядывать в него все глубже, надеясь извлечь для себя выгоду из этого огромного водного царства. По мнению Пардо, это может стать либо началом конца жизни на Земле, либо шансом заложить основы «мирного и все более процветающего будущего для всех народов».
В повестке дня этого утра в ООН были запланированы дебаты, но в итоге выступил только Пардо. В течение трех часов он не столько речь произносил, сколько читал подробную лекцию о морях и о том, как люди их используют. Он говорил о проблемах химического