февраля 1930 г.). Дано задание: 60 тысяч кулаков – в лагеря, 150 тыс. – на поселение в Сибирь, Урал и т. п. (постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 г.).
Имущество прочих? Сдать в колхоз всё – землю в пользовании, лошадей, инвентарь и скот (ВЦИК, СНК СССР, постановление от 16 января 1930 г.). Оставить дом, участок при нем и корову – и обложить их налогами. А церкви закрыть (постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 г.). «Покончить с противогосударственной и противоколхозной практикой попустительства в отношении единоличника» (СНК СССР, ЦК ВКП(б), постановление от 19 апреля 1938 г.). А его имущество загнать в колхоз.
Кстати, а колхозное – чье это? «Приравнять по своему значению имущество колхозов…к имуществу государственному… Применять… за хищение (воровство) колхозного… имущества высшую меру социальной защиты – расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией всего имущества» (ЦИК СССР, СНК СССР, постановление от 7 августа 1932 г.).
Что имеем? Конфискованная деревня. Времянки, люди без имущества. Что еще? Наемные рабы («палочки»), без паспортов, то, что производят для себя, на участке, еще и обложено налогом. Любым способом – в город, человеческое опустынивание.
Нам же остается приезжать в пустынные места, в пустынные дома – или следы домов – и проклинать все то, что оставило большинство без наследства. И погубило сотни тысяч семей.
Это – не мы. Не мы это делали. Рабы – не мы. Но можем – это носится в воздухе – стать рабами.
Или становимся – кто радостно, кто тягуче, кто проклиная всё, – но ими.
Или всё же нет? Не становимся?
Здесь нужно поставить знак вопроса, оставляя будущую историю тому чувству меры и предосторожности, которое должно было возникнуть у нас из прошлого.
Или просто сказать: «Увидим!»
Узнаем. Сами, на своей шкуре.
Сила доноса
Тише. Ни откровенности, ни ясности, ни слова в порыве страсти. Почему? Донос. Как часть существования, как то, что сеялось, как пыль, как ветер – повсеместно. «Не донеси» – как заповедь неисполняемая.
Когда-то – не сейчас? Сейчас – не то?
Нет, это вечный, всеобщий, всенепременный поток конвертов, писем, публичных заверений, в которых вы выставлены инопланетным существом.
Донос был. Донос есть. Донос будет жить.
И риск доноса – ваш.
Так сказала темная книга, которую я ласково погладил по бокам.
1930-е: несколько миллионов доносов. «Более 90 % арестов были инициированы доносами “снизу”».[375] «Общее количество осведомителей в целом по Союзу будет примерно 500 тыс. человек».[376]
Статья в «Ленинградской правде» (1937): «Ты видишь – твой сосед живет не по средствам. Что сделает в таком случае обыватель? Посудачит с женой и забудет об этом. Но не так должен поступать советский человек: он должен немедленно сообщить об этом органам. Вот недавно мы получили заявление от одного рабочего, что ему подозрительна (хотя он и не имеет фактов) бухгалтер – дочь попа. Проверили: оказалось, что она враг народа. Поэтому не следует смущаться отсутствием фактов; наши органы проверят любое заявление, выяснят, разберутся». «Доносили враги, доносили друзья, доносили жены. Доносили из мести, из желания выслужиться, были и… принимавшие всю эту газетную чепуху всерьез».[377]
Письмо анонимных авторов Молотову (1937): «…Всю свою жизнь честно и безупречно проработали, отдали в труде все свои силы и здоровье и ничего, совершенно ничего преступного не совершили, а их арестовали по доносу, по злоумышленной клевете подлеца-карьериста, который, желая показать свою “бдительность”, губит человека, и не одного, а сотни, тысячи… Страданиям людей нет и не видно конца. Все построено на лжи, на подлости, на устройстве собственного благополучия кляузами и доносами. Из арестованных почти никого не выпускают… Все придумано для того только, чтобы люди гнили заживо и умирали ужасной смертью. Совершенно верно, что места заключения теперь зовутся кладбищем живых… Если Вы не поможете, то все погибнут! Умоляем Вас, спасите!».[378]
А вот и сам донос. Один из миллионов. Получен Молотовым 10 октября 1937 г. «Письмо члена ВКП(б) И. Николаева в Свердловский РК ВКП(б) г. Москвы… Присматриваясь к методам руководства Наркомлеса со стороны Наркома т. Иванова, я прихожу к заключению, что Иванов не обладает настоящими качествами большевика и не способен вывести НКЛес из прорыва и, наоборот, этот прорыв усугубляет.
1. Это объясняется тем, что Иванов находился долгое время в окружении врагов народа и сейчас он окружает себя сомнительными людьми.
2. Известно, что Иванов находился в самой тесной дружбе с врагом народа Лобовым. Приезжая в Москву, останавливался у него и пользовался его гостеприимством
3. Иванов скрывает от партийной массы НКЛеса, что якшался с Бухариным и состоял в группе “левых коммунистов”. О своей борьбе с партией и Лениным он не обмолвился ни одним словом…
Брат Иванова арестован как троцкист и враг народа… Известна его особая привязанность к врагу народа Фигатнеру…».[379] И так далее на многих страницах.
В.И. Иванов, нарком лесной промышленности, арестован в ноябре 1937 г., казнен в марте 1938 г., реабилитирован в 1959 г.
А это не доносы. Это письма от тех, кого сила доноса вынесла из обитания. Из бытия: чашка, улица, стол, не замечаемое дыхание, слова.
Внесла в инобытие.
Письмо власти, 19 ноября 1937 г. «Мне еще только 23 года – вся моя жизнь еще впереди… Ни в какие дела врага народа – своей бывшей сестры – я не замешана. С ней я не жила, но изредка посещала ее квартиру – там жила моя мать. Врагов народа надо уничтожать, чтобы они не пачкали нашу землю, так же надо поступить и с бывшей сестрой. Но не надо бить направо и налево, как вышло со мной. Я прошу… только одного: разобраться в моем деле и сделать так, чтобы я осуществила свое право на труд, т. е. получила работу… Кутузова Ираида Ивановна».[380]
Ираида Ивановна, мы вас понимаем.
Тише. Тише, тише.
Вокруг разносятся писания.
Они садятся на плечо и говорят тебе: не сомкни глаз. Молчи. Не ослепни.
Уходи, если сможешь.
Больше не говори.
А если говоришь – будь хотя бы осторожен.
Еще раз о любви. 1937
25 марта 1939 г. «М.И. Калинину от Е.А. Мирошниковой, студентки Ленинградского Учительского института иностранных языков.
…Я являюсь невестой арестованного гр. Станкевича Болеслава Фелициановича, родившегося 1908 г., взятого в 1937 г. 25/IX— в городе Ленинграде, на ул. Войнова… Я узнала, что он выслан на 10 лет