Читать интересную книгу Фантазии господина Фрейда - Марина Серова

– Так у нее другой отец? – удивилась я.

– В том-то и дело. Мы с Георгием… – начала Зинаида Тимофеевна.

– Феоктистовым?! – не удержавшись, воскликнула я.

– А ты о нем откуда знаешь? – удивилась она.

– Из распечатки телефонных разговоров Лады, – объяснила я. – Я же вас искала – Зинаиду Тимофеевну Сазонову…

– Феоктистова я, давным-давно, а телефоном его пользовалась, потому что свой разбила нечаянно, – объяснила она. – Я в институте с Георгием познакомилась, фронтовик он был, как и я. Серьезный, немногословный, спокойный. А ведь нам, дурам девкам, по молодости что в парнях нравится? Чтобы он, как павлин, весь разноцветный был и с хвостом пушистым! Ну, ты поняла, о чем я?

– Чтобы выделялся чем-то, – покивала я.

– Вот-вот! Ухаживал за мной Георгий, а у меня на сердце Петька Сазонов лежал! Первый парень на деревне! В общем, ничего тогда у Георгия не вышло. Вернулась я после института, и сыграли мы вскорости свадьбу. Как отец ни уговаривал меня кого-нибудь другого в мужья себе присмотреть, а я уперлась и вышла-таки за Петьку! И года не прошло, как поняла я, что прав был отец – вляпалась я в это дерьмо всеми четырьмя лапами. Петьке ведь то лестно было, что я – председателева дочка и образование у меня высшее. А на деле оказалось, что никаких выгод его семье от всего этого нет – отец мой никакой потачки им не давал, а время-то нелегкое было… А тут еще дети у нас пошли. Я – агроном, целыми днями в поле, дети на свекрови, которая мне житья не давала, потому что я надежд их семейки не оправдала и не стала своего отца просить, чтобы им послабление вышло. Да и попроси я, ничего не получилось бы – не того был склада человек мой отец… В общем, крутилась я как белка в колесе, а Петька оказался не работник и не муж. Ему бы гармошку в руки, папироску в зубы, чуб из-под фуражки выпустить – и с девками на гулянке частушки петь! Придет под утро, свалится полупьяный, а утром его на работу не добудишься. Не раз отец заставлял его казачка плясать!

– Это как же? – заинтересовалась я.

– А так: отец мой в дрожках ехал, а муженек мой перед лошадью бежал, а чтобы он пошустрее двигался, отец кнутом его по ногам охаживал, – объяснила она. – Так что не было у меня никакой жизни в его семье! А куда деваться, если я в институте в партию вступила и развод для меня означал бы конец карьеры. И тут я на одном совещании в Тарасове Георгия встретила – он тогда уже на хорошем счету был. Женат он был, конечно. И как-то так у нас все с ним закрутилось… А когда поняла я, что беременна, аборт делать не стала, вот Клава у меня и родилась!

– А он об этом знал, раз вы ему позвонили! – поняла я.

– Конечно, знал – я же с ней несколько раз в Тарасов приезжала, так что видел он ее. Клава ничего не подозревала, он был для нее просто моим сокурсником, дядей Жорой. А потом рыбалку как-то раз затеяли…

– Когда ваш муж с двумя старшими сыновьями утонул? – спросила я.

– Да, Мишка тоже с ними просился, да я его не отпустила. А сейчас жалею об этом, потому что, не будь его, Клавина жизнь совсем по-другому сложилась бы, – вздохнула она.

– История сослагательного наклонения не знает, – тихонько заметила я.

– Вот так я осталась вдовой и в дом к отцу вернулась. На руках двое детей, отец уже немощный, и еще колхоз! Ох и лихо мне пришлось! Ничего, сдюжила! Пиджак с наградами надену, и грудью вперед, что в райком, что еще куда-то! Фронтовая закалка меня выручила! Мишка все время к Петькиным родителям бегал, они его привечали – он же в отца не только лицом пошел, но и пел хорошо. А подлостью Мишка, видать, в свекровь мою бывшую удался, она редкостной гадина была, не тем будь помянута. Когда в Расловку нужно было перебираться, Мишка у родичей мужа и остался, сам захотел, ну а мы с Клавой уехали, – объяснила она и вернулась к прерванному рассказу: – Так что денег я Клаве с собой на первое время дала и велела ей к Георгию пойти, а уж он ее в общежитие устроит. А уж потом, раз она такая умная и самостоятельная, пусть как хочет, так и живет.

Посмотрела я на нее – и ох как много захотела ей высказать… только зачем постороннему человеку между матерью и дочерью влезать? Пусть сами разбираются. Промолчать-то я промолчала, но мой взгляд, видимо, был настолько выразительным, что Зинаида Тимофеевна и без слов все поняла.

– Ты, Таня, меня глазами не прожигай, – попросила она. – Все, что можно, я в свой адрес уже сама высказала! И такими словами, которых ты в жизни не слышала! А уж сколько я подушек слезами промочила и изгрызла! Сколько ночей не спала, о Клаве думая! Только куда мне от своего характера деваться? Уж какой есть! Да если б она тогда мне все рассказала, неужели бы я ее не поняла? А она все тишком да молчком! Вот и получилось то, что получилось!

– Ох, помню я наше рабочее общежитие – дом родной, – сказала появившаяся со столиком на колесиках Надя.

– Вы еще с тех пор знакомы? – спросила я у нее.

– Знакомы – не то слово, – ответила она, поставив вазу с цветами на большой стол, и начала расставлять чашки на столике перед нами. – Помню я, как Клава у нас в комнате появилась. Вид такой: не тронь – укушу! – а глаза грустные. Вещичек – одна сумка да стопка книжек, веревочкой перевязанная. Стали мы все знакомиться, тут и выяснилось, что она нигде еще не работает. Обрадовалась я, потому что незадолго до того сменщица моя по овощному ларьку добровольно-принудительно уволилась – с накладными химичила, вот я одна и надрывалась. А тут смотрю – девка из деревни, значит, в овощах разбирается, сразу видно, что честная, ну, и предложила ей моей сменщицей стать. Она и согласилась.

Накрыв на стол, Надежда присела рядом с Зинаидой Тимофеевной на диван и стала вспоминать дальше:

– Натаскала я ее, научила, что к чему, и стали мы вдвоем работать: неделю – она, неделю – я. Подружились мы, как сестры стали, хоть у меня образования никакого, а она в институт поступила. Мы-то все, как свободная минута выпадет, на свиданки с парнями бегали, а она за книжками сидела. И вдруг однажды приходит она в ларек, в мою смену, и лица на ней нет совсем, а глаза зареванные! В общем, как оказалось, беременна она. Девки-то у нас в общаге уже не по одному разу чищенные были, ходы эти мы знали, вот Клава и принялась меня уговаривать помочь ей. Только я-то на аборте тоже разок «отметилась», с последствиями, знала, что детей у меня больше не будет, а такого я ей совсем не желала. Стала уговаривать ее ребеночка оставить, а она мне на это – мать ее убьет! Уговорила-таки я ее рожать, и начали мы с ней думать, как дальше жить будем. Ну, родит она, а что потом? В общежитии-то с ребеночком ей жить не позволят. Комнату с ребенком на руках тоже не снимешь. Чуть головы мы себе не сломали.

– Но придумали же что-то? – спросила я.

– А то! – выразительно сказала Надя. – Надо сказать, те, кто в торговле работает, свою копейку всегда имеют! Да и связи кое-какие – тоже. Поднатужилась я, по знакомым пробежалась и нашла выход! Дом малютки! То есть Клава от ребенка не отказывается, и Митька там только временно находится. Так и сделали! Приплачивали мы, конечно, и нянечкам, и медсестрам с санитарками, чтобы они смотрели за ним получше. Ох и красивый мальчишка был! Просто ангел!

– Он и сейчас красивый, – сказала чистую правду я.

– Да, Митька у нас хорош! – удовлетворенно кивнула Надежда, а Клавдия Петровна, все это время просидевшая молча, ни во что не вмешиваясь, тоже согласно покивала. – Мы его с рук не спускали! Кто из нас свободен, тот и сидит у него. А потом… Помнишь, Клава?

– Еще бы! Такое не забудешь! – усмехнулась Клавдия Петровна.

– Да, а что случилось? – недоуменно спросила я.

– А то и случилось! Клава работала, а у меня выходные были. Пришла к Митьке, взяла его на руки, а он прижался ко мне и сказал: «Мама». Как я тогда в обморок не грохнулась, до сих пор не пойму! Сердце в горле стучит, дышать нечем! Я ж и не чаяла, что меня когда-нибудь ребенок «мамой» назовет, – в голосе этой бой-бабы послышались слезы. – Да хорошо еще, что меня! Мог ведь и нянечку какую-нибудь! Ох я тогда и взбеленилась! Да что же это, думаю, такое?! Клавина мать как сыр в масле катается, а ее дочь врозь с сыном своим жить должна?! А он же скоро все понимать начнет?! Подхватилась я и в Расловку отправилась, ничего Клаве не сказав!

– И как она мне тогда только дом по кирпичику не разнесла, – тихонько рассмеялась Зинаида Тимофеевна. – А уж бушевала!

– Посуду не побили? – поинтересовалась я, слушавшая эти воспоминания чуть ли не с раскрытым ртом.

– Было дело! – скромно потупилась Надежда.

– Скажешь тоже! Там летало все, что ты только с места могла сдвинуть, – поправила ее Зинаида Тимофеевна. – А уж что она мне наговорила при этом… даже я, прошедшая войну, стыжусь вспомнить. Но добилась она своего. Собралась я и с Надей вместе в Тарасов отправилась, а Клава меня ни видеть, ни слышать не хочет. Надя меня к Митеньке отвела, посмотрела я на него, полюбовалась внуком – Димки Полянского копия – и вспомнила, что Дима-то наутро после вечера выпускного из деревни сбежал. Я все поняла! Насилу Надя нас с Клавой помирила. Пошла я к Георгию, все ему рассказала, а он к тому времени уже секретарем обкома партии был по сельскому хозяйству, вот он и дал Клаве квартиру двухкомнатную, и Надя тоже туда переехала. Деньги у меня были, так что обставила я им квартиру – как игрушка заиграла! И появился у Митеньки свой дом! И мама постоянно рядом!