Из группы обреченных раздались голоса: "Ваше высокоблагородие, не стреляйте, мы не бунтовщики!"»
(Б. Гаврилов, историк)
Возможно, капитан никого расстреливать и не собирался. Тем более, что по закону он мог отдать кого‑то из матросов под суд, но не казнить своей властью. Попугать решил. И доигрался. Матрос А. Н. Матюшенко закричал: «Братцы, что они делают с нашими товарищами? Забирай винтовки и патроны! Бей их, хамов!» И рвануло. Вообще‑то действия капитана мало понятны. Мелкое происшествие он сознательно раздувает до размеров бунта — и в самом деле получает бунт. Дело проясняется, если посмотреть, что творилось на Черноморском флоте.
Закипевший котел.
Сначала о флоте вообще. В Российской империи это был элитный род войск. Достаточно сказать, что первое звание мичмана, которое гардемарин получал, выходя из Морского корпуса, по Табели о рангах было чином X класса и соответствовало армейскому поручику — то есть на два ранга выше, чем в армии (первый армейский чин, подпоручик, соответствовал XII классу). Попасть не дворянину в Морской корпус было практически невозможно. Так что публика на кораблях ходила специфическая.
С матросами тоже было интересно. Их старались брать из рабочих. В 1905 году количество таких на Черноморском флоте составляло 30 % всех матросов. По сравнению с процентом рабочих к населению империи — это очень много. Причина тут проста — тогдашние корабли, в особенности броненосцы, были набиты сложными механизмами. Учить обслуживать эти механизмы «деревенского Ваню» — дело очень муторное и малоперспективное. Рабочие же уже по своей работе имели опыт общения с разными механизмами[61], зато у них была своеобразная психология. К этому времени забастовка уже являлась одной из любимых фабрично — заводских забав.
Служба на кораблях была очень тяжелой, в том числе и в бытовом плане. Но дело не только и не столько в трудностях. Как уже говорилось, рабочие имели чувство собственного достоинства, а в России «нижний чин», в общем‑то, считался не совсем человеком. Например, у входа в севастопольский городской парк висели таблички с надписями: «Собак не водить. Нижним чинам вход воспрещен»[62]. Кроме того, матросам было запрещено ходить по главным улицам — по Большой Морской и Екатеринославской, по Историческому и Приморскому бульварам.
А вот такую вещь я уже вообще отказываюсь понимать: матросам было запрещено посещать места героической обороны Севастополя во время Крымской войны! Это ж какой дебил с адмиральскими орлами до такого додумался?! Читая подобное, начинаешь понимать, что при Сталине называлось «вредительством».
Разумеется, революционеры такого не упустили. В одной из социал — демократических листовок говорится:
«Но как вам не стыдно делать подобные распоряжения?.. За что же тогда наши деды и прадеды положили головы и орошали своею горячею кровью все здешние курганы, а нам теперь воспрещаете посещать эти места?.. Зачем же вы просили в 1903 году деньги у нижних чинов на сооружение памятников, а теперь не пускаете их в те места, где поставлены эти памятники?»
А ведь в самом деле.
В общем, обстановочка была той ещё. И, как и следовало ожидать, начались конфликты. В июле 1903 года случился бунт на учебном крейсере «Березань». Его участники потребовали улучшить питание, угрожая открыть кингстоны и потопить крейсер. Офицеры с большим трудом успокоили команду. И это была только видимая часть айсберга.
19 января 1905 года командующему Черноморским флотом адмиралу Г. П. Чухнину был подан рапорт о политической неблагонадежности команд. Его резолюция гласила:
«Вообще, я давно слышу о боязни начальствующих лиц своих же собственных команд, которую они и при мне не скрывают, почему прежде всего предлагаю, чтобы они проводили должное время среди своих подчиненных нижних чинов, следили бы за ними и водворяли бы воинскую дисциплину, чтобы не бояться нижних чинов».
Заметим, этот рапорт подан до начала основных событий революции.
Адмирал отреагировал с большим умом и сообразительностью. Он запретил матросам иметь любые книги. Лучший подарок революционерам сделать было трудно. Представьте, какой- нибудь агитатор говорит матросам:
— А потому, ребята, вам книги запрещают, чтобы вы правды не узнали.
И достает брошюру Ленина.
Цусима все эти настроения подогрела. Реакция на нее среди матросов была куда сильнее, чем у гражданских. Выходило: эти офицеры, ко всему прочему, и воевать не умеют, они нас утопят.
Кстати, какую‑то более — менее внятную политико — воспитатель- ную работу на флоте начали проводить лишь через несколько лет, когда уже было поздно. А в 1905 году, видимо, полагали, что у матросов мозги под бескозырками отсутствуют. Хотя, скорее, они отсутствовали под иными адмиральскими фуражками.
Тем временем на побережье снова пошли сплошной чередой стачки, которые устраивали те же самые рабочие, что и носили матросскую форму. К весне 1905 года бастовали рабочие Евпатории, Феодосии, Керчи, Николаева, Севастополя, Бердянска, Таганрога. Короче, атмосфера на берегу тоже накалялась. А матросов от берега отгородить невозможно.
Разумеется, революционеры старались использовать сложившуюся ситуацию. Более всего это удалось социал — демократам. У эсеров дело не складывалось — подпольная работа в армии, а в особенности на флоте, требует упорства и терпения, каковыми качествами социалисты — революционеры не отличались. У эсдеков с этим обстояло лучше.
Еще в начале 1904 года при Севастопольском комитете РСДРП был создан специальный Центральный флотский комитет («Централка»), в него вошел и один из будущих участников восстания на «Потемкине» — матрос Г. Н. Вакуленчук.Работа этой структуры имела некоторый успех.
2 декабря 1904 года помощник начальника Таврического губернского жандармского управления ротмистр Н. А. Васильев в донесении сообщал: «За флотской группой идет наблюдение, пока не давшее результатов: партия эта крайне конспиративна, а наблюдение за ней с трудом возможно».
Дело тут, конечно, не в эдакой неуловимости «красных» матросов. Работать на кораблях жандармам, по многим причинам, было сложно. А структур вроде особых отделов в царском флоте так и не создали до 1917 года. (В армии они появились лишь в начале Мировой войны).
Нельзя сказать, что успехи революционеров были особо грандиозными. Так, на «Потемкине» на момент восстания из 788 матросов 30 считали себя социал — демократами, из них 13 — большевиками, в том числе и «комитетчик» Вакуленчук. Но Матюшенко, начавший восстание, являлся «революционером вообще», по психологии — скорее анархистом. То есть: «Бей их, гадов, а там поглядим».
С апреля большевики начали готовить восстание на Черноморском флоте. Кстати, «Потемкину» в нем отводилась не самая главная роль. Тем не менее, кое — какие приготовления матросы сделали. К примеру, возле оружейной, где хранились винтовки, были припрятаны пожарные топоры — чтобы в случае чего не мучиться с выносом дверей, и так далее. На других кораблях тоже кое‑что делали.
Всё это отнюдь не значит, что восстание обязательно состоялось бы. Далеко не все члены «Централки» стремились к немедленным активным действиям. К тому же командование флотом тоже принимало меры. Оно пачками списывало на берег матросов, заподозренных в неблагонадежности. Да и, в конце концов, далеко не факт, что небольшое количество социал — демократов сумело бы поднять матросов в «час икс». Но.Разумеется, офицеры если не знали, то догадывались, что в матросских кубриках творится что‑то не то. Причем у флотских офицеров интересоваться политикой традиционно было не принято — то есть они совершенно не представляли, что вообще происходит. Люди откровенно нервничали. Именно этим и объясняется, что капитан Голиков отреагировал так, как он и отреагировал.
Итак, 13 мая броненосец и сопровождавшая его миноноска[63] № 267 прибыли для учебных стрельб к Тендровской косе, что примерно в 260 километрах от Севастополя и в 60 — от Одессы. В тот же день появилось и злополучное мясо. Оно было куплено в Одессе, куда за ним ходила миноноска, где находился ревизор[64] с «Потемкина» мичман А. Н. Макаров с командой матросов.
А в городе творилось черт те что.
Как раз 13 июня там началась всеобщая стачка. Волновалась и армия. 13 июня 400 солдат гарнизона собрались на митинг, на котором постановили не стрелять в народ и вообще помочь рабочим, если те выйдут на улицу.
«Найти достаточное количество провизии в таких условиях оказалось нелегко. Матросы обошли весь город, но безрезультатно. Тогда они предложили мичману вернуться на Тендру и взять мясо из флотских холодильников. Однако ревизор приказал купить несвежее мясо в магазине Копылова. Его вполне устраивала цена, а плохому качеству он не придавал значения».