Собственно, ничего конкретного Святополк — Мирский не сказал. Обычные общие фразы, которые можно понимать как угодно. Вот либералы и поняли, как им угодно. С чего‑то решили, что министр МВД обещает широкие реформы — и либеральную интеллигенцию пробило на составление петиций. Писали их все, кто мог. Содержание было примерно одинаковым: конституция + демократические свободы. Напомню, что именно «освобож- денцы» подбросили Гапону идею петиции. Не из каких‑либо провокационных целей, а просто для интеллигентов поставить подпись под очередной петицией уже означало совершить большой гражданский поступок. То, что рабочие сделаны из другого теста, они просто не понимали.
В разгар петиционной лихорадки на сцену выступил «Союз освобождения» с весьма необычной акцией.
В Российской империи на любое публичное собрание требовалось разрешение полиции. Давались эти разрешения не слишком охотно. К тому же, на любом таком мероприятии мог присутствовать полицейский или жандармский офицер, который имел право закрыть собрание, едва только ему покажется, что ораторы говорят что‑то не то.
Но русские люди умеют выкручиваться. Был найден обходной путь. Сообразили, что не существует никаких ограничений на проведение банкетов.
Банкеты в те времена играли огромную роль в жизни «общества». Многолюдные застольные посиделки проводили все, кто мог, и по любому поводу. На них не только выпивали и закусывали, но и говорили речи, причем не как‑нибудь, с бокалом в руке, а всерьез. В любом приличном ресторане имелся банкетный зал, в котором, кроме всего прочего, стояла кафедра. Такая же, как в университетских аудиториях. И вот участники банкета по очереди вылезали на нее и толкали заранее приготовленные речи по бумажке. Честно говоря, я не очень понимаю, когда они успевали что‑то съесть и выпить. Но успевали.
Вот такие мероприятия и стали проводить с 20 ноября. Повод нашелся легко — двадцатилетие введения судебных уставов (я не знаю, что это такое, но какая разница).
Итак, в банкетных залах собирались за накрытыми столами солидные господа и толкали речи о необходимости введения свобод и конституции. Принимали резолюции о проведении политических реформ. Всего прошло более 120 таких собраний в 34 городах.
Революционеры, да и крайне правые тоже, изрядно поглумились над этой кампанией. Дескать, вот суть либералов — рассуждают о свободе под осетрину и заливного поросенка. Хотя меньшевики банкетную кампанию поддерживали. Крайне правых же более всего возмущало, что эти банкетные речи были совершенно определенно ориентированы на западные газеты. Либералы ведь были искренне убеждены, что «Запад нам поможет».
Тем не менее, шум вышел изрядный. В некоторых городах банкеты пытались запретить, что уже вызывало откровенное веселье. Дескать, а свадьбы когда запретят?
Но простой шумихой дело не ограничивалось. Банкеты проводились по корпоративному принципу, так что именно на них родилась идея создания профессиональных союзов, которые и стали вскоре возникать. Правда, к собственно синдикалистскому движению эти организации не имели никакого отношения. Они изначально создавались не для борьбы за права каких‑либо категорий работников, а исключительно для политической борьбы. Да и за что могли еще бороться такие структуры, как Союз писателей и Союз адвокатов? За повышение гонораров? А такие, как Союз еврейского равноправия и Союз равноправности женщин?
Забавно: те же люди, которые всячески пытались отвадить рабочее движение от политической борьбы, создавали как раз резко политизированные «профсоюзы».
8–9 мая 1905 года на съезде в Москве был образован так называемый «Союз союзов». Впрочем, к нему примкнули и более серьезные организации: Союз инженеров и техников, Всероссийский союз железнодорожников, Союз рабочих печатного дела, Союз служащих правительственных учреждений, Союз учителей, Союз медицинского персонала, Союз конторщиков и бухгалтеров.
Поскольку далеко не у всех собравшихся были либеральные взгляды, имелись там и левые, все сошлись на требовании Учредительного собрания. Именно с той поры это самое собрание стало «священной коровой» оппозиции.
Между тем в стране поднималась волна забастовок, во главе многих из них уже вполне уверенно чувствовали себя ребята из РСДРП, в том числе и большевики, которые либералов терпеть не могли. Так что данные господа, в том числе и «Союз освобождения», не желавшие выпускать из рук такой инструмент воздействия, как назревающая всеобщая забастовка, тоже вспомнили о рабочих. К примеру, включили требование о 8–часовом рабочем дне.
А процесс политизации либералов продолжался.
«Московские новости:
Третьего дня в думе происходило собрание гласных', организующихся в особую политическую партию. По своим политическим убеждениям эта группа близко подходит к земской конституционно — демократической партии, но, тем не менее, гласные думы не могут примкнуть к этой партии ввиду того, что в ее программе совершенно обходяться молчанием вопросы муниципальные и вопросы рабочего класса. Благодаря этим соображениям, гласные вынуждены объединиться в отдельную самостоятельную партию, которой присваивается название партия народной свободы».
(Газета «Новости дня»)
Речь идет о зарождении знаменитой партии кадетов, которая оформилась позже.
Мятежный броненосец
Ну вот мы и дошли до еще одного знакового события первой русской революции — восстания на броненосце «Потемкин». Сегодня его любят представлять упрощенно: дескать, дали матросам плохое мясо в борще, вот они и озверели.
Да что ж это было?Для начала посмотрим факты, благо ход восстания известен чуть ли не по минутам — как из следственного дела, так и из многочисленных воспоминаний.
«14 июня (1905 года. — Авт.) в 5 часов утра команду подняли на молитву. Затем после завтрака началась утренняя приборка, во время которой матросы увидели, что на привезенном мясе, подвешенном с левой стороны спардека, ползают черви. Они стали высказывать свое возмущение вахтенному начальнику прапорщику Н. Я. Ливинцеву. Коки на камбузе поддержали команду и отказались готовить борщ Н. Я. Ливинцев доложил об этом командиру.
Е. Н. Голиков в сопровождении старшего судового врача, титулярного советника С. Г. Смирнова, поднялся на спардек. Врач осмотрел мясо и признал его годным. Тогда Е. Н. Голиков приказал матросам разойтись и распорядился поставить на спардеке дневального для записи всех недовольных. Затем он приказал промыть мясо в соленой воде, рассчитывая такой «дезинфекцией» успокоить матросов. Но когда кусок вынули из рассола, все с отвращением увидели, что мясо буквально кишит червями. Матросы разошлись, полные злобы. За обедом никто не притронулся к борщу. По просьбе команды кок И. Данилюк приготовил чай с хлебом. Матросы стали покупать продукты в судовой лавке.»
Надо сказать, что такие случаи, как коллективный отказ от принятия пищи, был явлением не слишком редким как в армии, так и на флоте. Это являлось «проступком», то есть нарушением дисциплины, но не слишком уж большим. Обычно умные командиры старались такие вещи спустить на тормозах. К примеру, граф А. А. Игнатьев в своих знаменитых мемуарах приводит такой эпизод. Он, тогда офицер Лейб — гвардии Кавалергардского полка, в 1896 году прибыл с эскадроном своих кавалеристов в Москву на коронацию Николая И. Их разместили в каких‑то московских казармах, где из‑за местного разгильдяйства кавалергардам на обед дали некую несъедобную брандыхлытину. Гвардейцы, избалованные хорошей едой (а кормили их очень неплохо), отказались это есть. Так Игнатьев достал собственные сто рублей (хотя он был совсем не богатым человеком, эта сотня у него была единственной) и послал унтеров в лавку за хлебом и колбасой. Вопрос был снят.
А что сделал командир броненосца «Потемкин» Голиков? «Тогда командир сказал, что прикажет запечатать бак с борщом и отправить к военному прокурору в Севастополь, но матросы, которые откажутся повиноваться, будут повешены. Затем он приказал не желающим бунтовать выйти из рядов к орудийной башне, однако, кроме кондукторов, никто не двинулся с места. Наступил решающий момент. Социал — демократы, не желая раньше времени обострять конфликт и дать повод к выделению "зачинщиков" для расправы, первыми перешли к башне. За ними последовали и остальные матросы.
Через минуту у правого борта оставалось не более 30 человек. Но тут выступил старший офицер И. И. Гиляровский. Вместе с прапорщиком Н. Я. Ливинцевым он остановил перебегавших матросов и приказал записать их фамилии, а остальным велел разойтись. Едва боцманмат В. И. Михайленко начал переписывать матросов, как из толпы у башни послышался крик: "Кто переписывает, тот будет висеть на рее сегодня с Голиковым!". И. И. Гиляровский приказал принести брезент, и матросы поняли, что готовится расстрел.