Я уверен, что работающие как раз голосовали против. Основные голоса Ельцину, дали голоса пенсионеров. Так как они гораздо более внушаемы и более доверчивы. Многочисленные истории о том, как у пенсионеров вытягивают деньги разные проходимцы, хорошо известны. Тогда такими же методами вытягивали у них голоса. Помножьте это на то, что пенсионеры более дисциплинированы и, в отличие от более молодого поколения, голосовать шли практически все.
А среди молодых яростных сторонников гайдаровских реформ попадалось меньше, но уж если попадались, то держись. В связи с этим запомнился такой эпизод. Приехал я на ЗКПД-4 — завод по производству панелей для строительства. Естественно он переживал не лучшие времена, людей о встрече толком не предупредили, и ее фактически не получилось. Пришло 5–6 человек. Среди них выделялся маленький, шустрый инженер. Он клеймил депутатский корпус, твердил про палки в колеса реформ, даже не замечая, что говорит телевизионными фразами.
Под конец я сказал ему: «Ну как же вы не понимаете, что с такой политикой от вашего завода ничего скоро не останется» (так, собственно потом и произошло).
А когда я уезжал с предприятия, получилось так, что на автобусной остановке мы с ним оказались вместе, я спросил у него, какой автобус меня лучше довезет до центра (Тогда реформы происходили во всем, появилась масса изменений и в автобусных маршрутах и я, бывая в Сормове наездами, уже не во всем ориентировался, а автомобиль в округе мне не полагался). Он ответил, но столько ненависти и уверенности в своей правоте было в его глазах, что я невольно приуныл.
Ведет, ведет крысолов со своей дудочкой на верную погибель, вот только не крыс, а людей!
Сразу после голосования, которое формально ничего не дало (более полвины от списка по последним 2-м вопросам набрано не было, а первые 2 никаких юридических последствий не имели), наступило некоторое затишье.
Первым делом я пошел в МГЮА забирать документы. Дело в том, что жизнь просто требовала юридической подготовки. Самообразование вещь великая, но базовых знаний не хватало. И поэтому я поступил вместе с группой коллег на заочное отделение Московской государственной юридической академии. Однако в первую же сессию зимой 93 года никакой возможности вырваться на учебу не было и я, поняв, что совмещать депутатскую деятельность с учебой невозможно, решил не позориться и забрать документы.
Но зам. декана факультета Магомедов, спасибо ему большое, уговорил меня этого не делать. Он сказал: «Вы человек молодой, депутатские дела это хорошо, но образование не помешает, а хвосты после сессий, дело для заочного института совсем обычное».
И сел я за учебники. Это как-то немного успокоило от грустных мыслей и восстановило боевой дух. Конечно же, дела снова закрутились, и заниматься приходилось урывками. К преподавателю по логике пришел сдавать экзамен, прочитав лишь половину учебника и решив треть задач. В связи с тем, что пришел не в сессию, сдавал, конечно же, с какими-то двоечниками, но молодыми. С преподавателем получился очень интересный разговор:
— Ну а вас то, что привело сюда сдавать логику? Не поздновато?
— Да, вот по работе понадобилось.
— А где работаете?
— Да тут недалеко…
В конце концов, разговорились.
— Депутат! Ну и какой же фракции принадлежите?
— Смена — Новая политика!
— А, это те, которые вовремя одумались! Да, дела. У меня сосед ходил на защиту Белого Дома в 1991 году, а сейчас вас ругает. А я ему говорю, а если снова понадобиться пойдешь защищать? Ни за что! — отвечает. А я, говорю ему, теперь пойду! Ну что ж ладно, сами-то, как считаете, знаете материал-то?
— Да вот половину учебника только прочитал.
— Что ж, тогда 4.
Понятно, что среди преподавателей МГЮА, как специалистов-юристов, выкрутасы юридической команды Президента не могли не вызывать глубокого скепсиса, и многие поддерживали позицию близкую нам, что, конечно же, придавало уверенности в том, что правы мы.
Забудьте про плюрализм (или ботинок Слободкина)
А выкрутасы продолжались. Президент решил созывать Конституционное совещание, сам определив, кто на него должен прийти. Причем кроме представителей от субъектов федерации были представлены лица от каких-то никому не известных общественных организаций, все из которых были проельцинской ориентации.
Изначально вообще было заявлено, что депутаты на это совещание допущены не будут. Затем все-таки у ельцинских холуев хватило ума отменить столь позорное решение, и этот запрет был снят. Однако то, что там творилось, выходит за все рамки приличия.
Депутата Слободкина, который был правоверным коммунистом и очень порядочным и честным человеком под улюлюканье участников вынесли с трибуны. Он человек невысокого роста, худой и громилам из ельцинского окружения ничего не стоило сделать это. Когда Слободкина несли, он потерял ботинок. Под общий гогот толпы[56], ботинок тоже торжественно вынесли с трибуны.
Именно в этот момент пришедшие на совещание депутаты демонстративно покинули заседание. Владимир Мазаев уходя, спросил у Гайдара: «И это вы называете демократией?» А он потом, как позже стало известно, сообщил своему соседу, что таких, как Мазаев надо расстреливать в первую очередь. Ни больше, ни меньше.
Все-таки, у нас какие-то проблемы с русским языком. Как всю эту шпану можно называть демократами?
А на первом съезде вся эта шушера ходила с важным и умным видом и вещала: «Демократия — это процедура!» А когда в полном соответствии с этой процедурой мы прокатили Гайдара, самодур рыкнул, и они все его поддержали.
А как красиво они заявляли: «Сократ не прав, но я готов отдать свою жизнь за то, чтобы он имел возможность высказать свое мнение!» А теперь они ржали над ботинком Слободкина, затыкая рот всем, кто имел иное, чем у них мнение, забыв, что буквально недавно обвиняли в этом прежнюю власть.
Вот в какой отвратительной атмосфере происходило обсуждение основного закона, в атмосфере нетерпимости и хамства со стороны людей, мнящих себя демократами.
Что касается содержания, то есть самой проблемы Конституционного кризиса, то мое отношение к ней хорошо характеризует заголовок интервью данного мною газете Рабочая трибуна 11.03. 1993 года: «Конституционный кризис — миф для непосвященных».
В нем я сказал: «У нас кризис иного рода — кризис уважения к Конституции со стороны самых высоких вершин власти. Проблема не в противостоянии двух ветвей власти и кажущейся невозможности проводить из-за этого реформы. Она в выборе одного из двух возможных путей развития России: либо латиноамериканизация страны, потеря ею экономического и политического суверенитета, всевластие коррумпированного чиновничества, либо сохранение промышленного потенциала, разумная структурная инвестиционная политика, контроль государства за процессами перехода к рыночным отношениям, что может помочь прекратить спад, покончить с кризисом. … Год Гайдаровских реформ продвинул нас далеко по первому пути. Говорю об этом с сожалением. Наша фракция однозначно выступает за второй».
Собственно говоря, через 20 лет мне практически нечего добавить. Действительно тогда шел спор о путях развития страны, а вовсе не о Конституции. Топорные действия реформаторов разрушали экономику, выбивая людей из нормальной жизни, вгоняя их в нищету и криминал. Парламент, имея на это полное законное право, пытался изменить такой ход реформ.
Вместо того, чтобы конструктивно воспринять критику и начать работать вместе (я уже приводил вполне конкретные меры, предложенные Постановлением 7-го съезда «О социально экономическом положении»), Президент и бывшие «младшие научные сотрудники», ставшие в одночасье членами Правительства, начали компанию с целью лишить нас полномочий и сделать Парламент послушным орудием исполнительной власти. В идеале таким же, каким был в советские времена, когда он служил для всеобщего, как тогда говорили, «одобрямса».
Поэтому и спор по поводу Конституции в основном сводился к вопросу о разделении властей и праве контроля представительных органов власти за исполнительными органами. Такое право есть в любой западной демократии. Комиссии по расследованию различных махинаций, затеваемые в Сенате США, худо — бедно, но помогают иногда разоблачать злоупотребления власть имущих.
А Ельцин и его команда добились того, что в Российской Конституции у Федерального Собрания таких возможностей нет. Это, пожалуй, единственная Конституция из Конституций крупных государств, где контрольные полномочия Парламента отсутствуют.
Но и это не главное, так как есть буква, а есть дух закона. Поэтому, даже, если бы была принята Конституция, разработанная Конституционной комиссией, после расстрела Парламента произвол со стороны властей был уже обеспечен.