Фигура сделала шаг навстречу и откинула капюшон плаща.
— Сацуки!
Последние метры он пробежал, и Сацуки покачнулась в его объятиях. Он внезапно ощутил ее всю — от твердых коленок до холмиков грудей и щекочущих волос. Сацуки уткнулась лицом в его плечо, рыдая.
— Я так долго ждала, — всхлипывала она. — Приходила сюда каждый день. Это единственное место, где мы могли встретиться.
Какая холодная у нее щека! Пальцы тоже ледяные. Варламов стал лихорадочно растирать и целовать их.
— Ты совсем замерзла, — пробормотал он между поцелуями.
— Неважно. — Сацуки подняла голову и слабо улыбнулась. — Теперь это неважно, любимый. Ты знаешь, я совсем отчаялась. Хотела прыгнуть вниз, но этого нельзя делать одной. Цзин непременно известили бы тебя, и тебе было бы слишком горько. Но теперь…
— Мы уедем, — поспешно сказал Варламов. — Меня отпустят, иначе зачем цзин все это затеяли? Мы уедем далеко-далеко.
Сацуки покачала головой, слезы текли по ее щекам.
— Когда мне пришлось уехать, я скоро поняла, что не могу жить без тебя. Я должна была только играть, как обычно делают гейши, но сердце решило иначе. Я очень долго думала. Ты не сможешь взять меня в Канаду, даже если отпустят. Я не могу оставить страну, я вся в долгах. У тебя не получится жить в Японии, а мне не разрешат вступить в брак с тобой. Я все передумала тысячу раз. Мы можем только прыгнуть вниз, обнявшись. Может быть, там милосердная Канон сжалится над нами.
— Ну что же… — сказал Варламов. В душе была такая пустота, что жить дальше не хотелось.
— Но прежде… — бормотала Сацуки, словно в забытьи. — В последний раз… Да простит меня милосердная Канон.
Она увлекла Варламова в темноту за колоннами. Запахнув вокруг него свой плащ, пробежала пальчиками по застежкам куртки, а потом потянула за молнию брюк…
Хотя отчаяние владело Варламовым, но рука Сацуки нежно гладила его, и в нем разгорелось неистовое желание. Почувствовав его готовность, она плотно прижалась бедрами и приспустилась, едва не заставив вскрикнуть от остроты наслаждения. Дальше движения Сацуки были как будто медленны, и со стороны едва ли видны, но в ее горячей глубине словно набегающие волны ласкали Варламова, и их нарастающий ритм доводил его до исступления.
Несколько мгновений спустя он испытал будто беззвучный взрыв, в глазах потемнело, и он уткнулся ртом в волосы Сацуки, подавляя крик. А та со стоном впилась зубами в его плечо.
Темнота, ласковое щекотание волос Сацуки, хлопья снега холодно касаются лица. Сацуки глубоко вздохнула и подняла голову.
— Ну, вот и всё, — сказала она счастливым голосом, — пора. Только…
Еще дрожащими пальцами она застегнула ему брюки.
— Даже в смерти мы должны сохранять приличие. Идем!
Тихо пробормотала:
«Кто строил храм, Тот умер. Ветер столетий Пронзает душу. Падаю в мох Вместе со снегом» [16].
И нежно повлекла из-за колонны туда, где за оградой террасы Киёмидзу-дэра мерцала снежная стена.
Варламов послушно пошел, не все ли теперь равно? Но его схватили за руки и грубо дернули назад.
— Прыгать с террасы Киёмидзу-дэра запрещено! — насмешливо сказал кто-то.
Варламов извернулся: серо-белые одежды в тон падающего снега, белые пятна лиц. Цзин!
— Ты что, собрался совершить ритуальное самоубийство со своей яриман? — издевательски спросил другой?
Что такое яриман Варламов знал от Сацуки, поэтому вырвался (его держали не так крепко) и врезал говорившему по зубам. Тот не успел уклониться, все же не чета Хараде. Один или два зуба Варламов выбил: услышал хруст, и несколько дней не заживал порез на пальцах. Тут же получил ошеломляющий ответный удар и упал на колени. Как в тумане, увидел занесенный ботинок…
— Дамэ да! [17] — услышал он, и ботинок медленно опустился.
— Вы ведете себя неподобающе для сотрудника госбезопасности. — Сказано было по-английски, видимо специально для Варламова. — По возвращении будете наказаны.
— Спасибо, офицер, — машинально сказал Варламов, как привык на Североамериканских Территориях. Он не мог отвести взгляд от Сацуки.
Та тоже упала на колени, с отчаянием глядя на него. Снег падал на ее черные волосы. А вдруг сейчас кинется к краю террасы?.. Но Сацуки не двинулась. Спасибо милосердной Канон, она не спрыгнет одна! Варламова подняли на ноги, хотя не грубо, и потащили, а он все глядел назад, на Сацуки.
Так она и осталась в памяти — маленькая фигура на коленях, на белой террасе Киёмидзу-дэра, все дальше и дальше за завесой падающего снега…
Варламова провели боковыми переходами и запихнули в машину. Та ехала долго: расплывчатые огни, темнота, снова огни. Где-то по дороге снег перестал идти. Вода заблестела под низким длинным мостом, и стал слышен гул самолетов. Оставив в стороне ярко освещенные здания, машина свернула к стоянке авиалайнеров. Снова «Великий поход 929», но Варламова заперли в крохотном хвостовом отсеке по левому борту — похоже, некоторые самолеты были снабжены мини-тюрьмами. Два сиденья, биотуалет, к счастью есть иллюминатор, не привился обычай Московской автономии держать узников в глухих стенах. Куда его везут на этот раз?
Ждать пришлось долго. Наконец запустили двигатели, и лайнер подрулил ближе к аэровокзалу, чтобы взять пассажиров. Варламов прочитал надпись «Kansai-airport». Значит, это Осака. Хотя электронный гид у Варламова забрали, он помнил, что от Осаки легко добраться до Киото. Только ему не суждено.
Взлет. Сначала море огней, потом они реже, хотя темноты все равно нет — почти полная луна. Как красиво она должна светить на Киёмидзу-дэра, хотя Сацуки там уже не будет, храм закрыт… Через некоторое время слева замаячил белый конус — опять Фудзияма! За ней начиналось море облаков, наверное, и принесших снег из Сибири.
Гора приблизилась, и теперь она не походила на юную девушку, стали видны темные шрамы по бокам. Но не казалась и старой — скорее вечной, вне земного времени, как и Луна.
Снова половодье огней — наверное, Токио. Самолет совершил посадку, но за Варламовым никто не явился. Как будто часть пассажиров вышла, а другие взошли на борт. Снова взлет. Когда поднялись выше, вдали опять показался белый конус Фудзиямы.
Она уплывала назад с левого борта, и Варламов стал вспоминать карту. Похоже, самолет летит на запад, в континентальный Китай. Вряд ли там ожидает что-то хорошее.
Прощай, Япония. Волшебная страна, где он испытал немало невзгод, но встретил Сацуки.
Ее заплаканное лицо как бы удалялось вместе со снежной вершиной. А неужели он прыгнул бы вместе с Сацуки с той старинной террасы?.. Пожалуй, да. Семья, Джанет — все стало далеко и неважно. Лучше быстрый конец, чем такие издевки судьбы. Если кто-то играет с ним, то это слишком жестокая игра… Все же стало стыдно. Не стоит никому рассказывать.
Фудзи скрылась из виду, под самолетом печально белела облачная пелена.
Варламов задремал и проснулся от тряски, самолет снижался. Когда совершил посадку, в сером утреннем свете увидел светящуюся надпись иероглифами и по-английски — ОРДОС.
Ордос! Огромный город, построенный Китаем в географическом центре Азии, и долго стоявший почти пустым, словно город-призрак. Вмиг заселенный после войны и ставший фактически новой столицей Великого Китая. Место, куда Варламов никак не хотел попасть. Но его не спросили.
Тех, кто задержал его в Киото, Варламов больше не увидел, явились новые, с неприметными лицами и в обычной одежде. С ним не церемонились: сопроводили в закрытый автозак (привет из Московской автономии), и после долгой поездки высадили в помещении с бетонными стенами. Лифт как в больнице, унылые коридоры, камера. Размером с кабину лифта и тоже из нержавеющей стали, с узкой койкой вдоль стены, крохотной раковиной и унитазом. Это вам не цзин-ясики в Токайдо.