И я поверил: да, найдется кому. Займутся.
В общем, он вытянул из меня всё. Вообще всё. Беседы продолжались несколько вечеров подряд, мы с альтер эго ложились в постель, только когда небо за окном становилось совсем светлым, и генерал, освежившись чашкой кофе, приготовленным Карменситой, прощался и спускался вниз, где ждала неизменная черная «Волга».
Нет, не получается из меня правильного попаданца. Одно слово – «комонс»…
Женька вынырнул из подсознания, как из проруби с ледяной водой. Голова шла кругом, мысли путались от услышанного и усвоенного. Падение Советского Союза… войны между вчерашними братскими республиками… советские люди – те, кто ходит, живет, радуется жизни вокруг – превращаются кто в сломленных жизнью нищих, кто в злобных хищников, готовых клыками рвать ближнего ради кусочка сладкой жизни. А кто и в циничных подонков, способных продать все и вся с усмешечками и прибаутками, кто в циников еще более отвратительных, изливающих с трибун и телеэкранов потоки самой отвратительной лжи, и толпа им аплодирует… Кровь, предательство, подлость, крах всего, во что хочется, до боли, до слез хочется верить…
Теперь понятно, от чего Второй оберегал его все это время, что прячется в тщательно запечатанных «черных ящиках» его памяти… А дальше – что? Как теперь жить?
24 марта 1979 года.
Где-то в Подмосковье.
Ночь под пулями
– Дзинь-нь!
На оконном стекле возникли звездчатые трещины с маленьким круглым отверстием в центре. Во дворе снова щелкает выстрел, звонкий, хлесткий – винтовка или охотничий карабин. Карменсита перекатывается по полу под окно, высаживает раму стулом. Приподнимается, дает три короткие очереди из своего «Скорпиона» и тут же падает под защиту подоконника.
Стрельба кубинки едва слышна на фоне звона, дребезга, грохота, заполонивших дом. Оно и понятно: на ствол чешского коротыша навинчен вороненый, с насечкой, цилиндр ПБС.
Аст забился в угол, обнимает обеими руками скорчившуюся, поскуливающую от ужаса Миладку. Ему тоже страшно, по-настоящему, и нет «коровина», чтобы одолеть страх, ответить неведомому врагу на огонь. Простите, друзья, так уж вышло…
Толя присел у второго окна и время от времени постреливает наружу из «стечкина». У него тоже глушитель, и рация высовывается из нагрудного кармана ковбойки – солидно подготовились, однако…
Ну и мы не лыком шиты. На четвереньках пересекаю комнату. На голову сыплется штукатурка из выщербленной пулями стены. Ныряю под кровать, трясущимися руками расшнуровываю рюкзак. Так, вот он, мой хороший… Разматываю один за другим свитер, две рубашки, глубоко вдыхаю и выдыхаю – раз, другой, чтобы унять тремор. Клац-клац-клац – привычными, много раз отработанными движениями собираю «покемонган», нашариваю на самом дне рюкзака коробку с патронами, один загоняю в ствол, еще пять – в ускоритель заряжания на цевье. Все, я готов к бою.
На четвертый день дядя Костя приехал на конспиративную квартиру пораньше.
– Что ж, Женя, твои сведения в целом подтвердились. Удалось найти следы спецотдела. О нем действительно забыли, материалы лежали в дальнем углу хранилища под строжайшими шифрами секретности. Если бы не знали, что искать, нипочем бы не нашли. Сейчас изучаем. Многое непонятно, конечно, но хотя бы есть, за какие ниточки тянуть.
Что же, победа? Полагается ликовать, но я пока не тороплюсь. Мяч все еще на вашей стороне, товарищ генерал-майор.
– Да, и насчет того, с птицефермы, можешь не беспокоиться, – добавляет дядя Костя. – Ребята съездили, проверили. Его, слава богу, найти не успели. Ну, выкопали, отвезли подальше и снова прикопали – на тот раз основательно, чтобы и с собаками не нашли. Конечно, документики посмотрели – на морозе, под снегом, все осталось в сохранности. Пригодится.
– А труп в «Силикатах»? – говорю. – Его бы похоронить по-человечески.
– Не волнуйся, этим уже занимаются. А пока вот что. В Москве вам оставаться не стоит. Перевезем вас за город, на одну дачу, так будет спокойнее. Карменсита и мой водитель Толя сейчас с вами домой съездят, возьмете там, что вам нужно на неделю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Дядь Костя, а можно мы палаши возьмем?
– Что-о? – Глаза у собеседника полезли на лоб. – Какие еще палаши?
– Макеты тренировочные, мы с ними на сценическом фехтовании упражняемся. И на даче сможем поработать, на улице. Не хотелось бы терять форму.
– Палаши, говоришь? – Он покачал головой. – А что, и возьми, интересно будет понаблюдать. Да, и девочка, одноклассница ваша… Вы ведь после каменоломен сразу к ней поехали?
– Вы про Миладу? Да, поймали попутку – и к ней. В Москве, правда, пришлось делать пересадку и брать такси.
– Лучше бы на электричке поехали, так сложнее отследить. У них, видимо, была приготовлена машина – сели вам на хвост и пропасли до ее дома.
Леденею от страха.
– До чьего дома? Миладкиного? Как это – пропасли? Что с ней?
Он делает успокаивающий жест.
– Не психуй, ничего страшного не случилось. Но меры принять стоит. Заберем-ка пока ее сюда, так будет спокойнее.
– Но дома же спросят…
Он задумался. Ненадолго, всего на несколько секунд.
– У вас когда весенние каникулы?
– С двадцать седьмого по тридцать первое марта. Но в этом году – с двадцать пятого, с воскресенья. Один понедельник оставался, решили добавить…
– То есть послезавтра. Сочиним очередную историю про сборы, а ее пригласим отправиться вместе с вами. Вы же занимаетесь в театральной студии?
– Ну да…
– Вот и хорошо, скажете – репетиция какая-нибудь, спектакль ставите, без нее никак. Все бумаги обеспечим. Мы, конечно, действуем пока неофициально, без ведома руководства, но кое-какие возможности имеются.
А вот это действительно новость!..
– Неофициально? Но почему? Если вы поверили, то и другие, наверное, тоже поверят? Тем более вы и в архивах нашли…
Генерал усмехается, на этот раз невесело.
– Мне бы твою уверенность… И потом… Ты можешь дать гарантии, что кто-то из этих не проник и в Контору? Сидит там, глубоко законспирированный, и ждет своего часа?
– Не могу.
– Вот и я не могу. Так что не будем пока рисковать. В себе я уверен, в своих парнях – тоже, это курсанты института КГБ, и уж их-то твои пришельцы никак не могли завербовать заранее. Пока хватит. Понадобится – подумаем, кого еще подключить. Только уж девочку как-нибудь успокой, чтобы глупостей тут не наделала.
Как мы с Серегой по очереди ездили в Москву, чтобы забрать из дому все необходимое для внезапных «сборов», как уговаривали Миладу, убеждали, что ничего страшного, и родителям все объяснят, – это отдельная история. На «дачу КГБ» нас доставили в неприметном «рафике» с плотно задернутыми шторками на окнах. Карменсита осталась с нами, как и водитель Толя – дядя Костя велел помочь кубинке с растопкой печи и колкой дров.
А в первую же ночь дачу атаковали.
– «Третий», я «Первый»!
Карменсита тоже выудила откуда-то коробочку «уоки-токи» с короткой антенной и говорит в нее.
– «Третий», я «Первый»! Подошли со стороны леса, четверо, карабин, гладкие, автомат. Все целы, ведем бой.
Тут же, словно в подтверждение ее слов, во дворе – частое «тра-та-та-та!», и остатки оконных стекол сыплются на пол веселым искрящимся дождиком. Это не «калаш», уж его я по звуку всяко отличу. Похоже на пистолет-пулемет, вроде «узи» или того же «скорпиона».
– «Первый», я «Третий»… – захрипело в ответ. – Не высовывайтесь, пусть подойдут к дому, мы их держим. По сигналу дайте огоньку в окна, только поверху, нас не зацепите…
Проходит минута, другая, рация шипит: «Пошли!» – и двор взрывается перестрелкой. Толя и Карменсита по очереди приподнимаются, выпускают в окна очередь за очередью. За их спинами, пригибаясь, пересекаю комнату, мухой взлетаю по лестнице. Узкая мансарда, приоткрытое окошко… Выглядываю. На снегу два неподвижных тела, еще двое бегут по снегу к забору, за ним стеной высятся неразличимые в ночном мраке ели. Вслед им летят пули, поднимают фонтанчики снега – мимо, мимо! Вот первый уже добежал, подтянулся, одним движением перебросил свое тело через бетонный серый забор.