– Ну, ма-а-амочка, ну пожалуйста, я так устал… Контрольных сегодня нет, отметки за четверть у меня уже проставлены, почти все пятерки. Но о-очень прошу…
Тьфу, противен и сам себе, и своему альтер эго. Пятнадцатилетний здоровый лоб, а ною, как сопливый пятиклашка… Но ведь сработало! Мать хмурится, обещает разобраться, что там с нами делают на этих наших репетициях-тренировках, если после них ребенок приходит домой в таком виде, и уходит на работу, оставив подробные указания насчет обеда.
Выжидаю полчаса, спускаюсь в гараж за рюкзаком. Когда уже стою на пороге, в прихожей дребезжит телефон. Это Аст. Он тоже сидит дома. От матери влетело по первое число: втирать ей насчет стройки он не стал, честно признался, что был в «Силикатах» и там напоролся на какую-то железяку.
Итог вполне предсказуем:
– Никуда больше один не пойдешь. Не дорос до понимания ответственности и техники безопасности…
Для Сереги это – нож острый, мнение матери для него на первом месте, особенно в подобных делах. Ну да ничего, Аст, как-нибудь рассосется. Матери, они такие…
А у меня дела, и не сказать, что неприятные. Газета расстелена на кухонном столе – в два слоя, чтобы не поцарапать столешницу. Масленка с импортным немецким маслом (дед подогнал, у него все самое лучшее), пучок пакли, тряпка, шомпол, проволочный медный ершик… Не знаю, как на других, а на меня чистка оружия всегда действовала умиротворяюще. Так что разбираю, чищу, тщательно смазываю и снова собираю сначала обрез, а потом и «коровин». Эх, патрончиков к нему не осталось, Серега расстрелял весь магазин, все восемь «маслят». И новые взять негде: 6,35×15 «Браунинг» – не самый распространенный в Союзе калибр, у нас эти патроны перестали выпускать еще перед войной. Но ничего, он нам еще послужит. Если не по прямому назначению, то как вещественное доказательство – наверняка.
Так, с оружием все: обрез вместе с принадлежностями лежит в чехле, на антресолях, «коровин» – в моем персональном тайничке за плинтусом. Пора заняться прочей добычей, благо та важнее любых пистолетов.
Упаковки с «детектором десантников» я вскрывать не стал. Все равно не разберусь, а вот испортить что-нибудь – это запросто. Тетрадки же с документами, наоборот, стоит изучить.
Через два часа я откинулся на спинку стула и закрыл третью, последнюю по счету клеенчатую тетрадку. Ничего кроме разочарования их изучение мне не принесло. Какие-то разрозненные заметки, масса сугубо профессионального жаргона, математические выкладки. Кое-где автор пользовался скорописью, а то и шифром.
Единственное, что скрасило общую невеселую картину, это содержимое последних трех страниц. Скупые строки, написанные явно второпях, под конец – колонка из буквенно-цифровых групп. Прямое и недвусмысленное подтверждение того, что я сумел извлечь из тщательно отреставрированных воспоминаний.
– Вот, возьмите…
Таксист принял пятерку, буркнул что-то неразборчивое. Женька терпеливо ждал, пока тот не протянул сдачу (два рубля семьдесят одна копейка, согласно по счетчику), вежливо поблагодарил и выбрался на тротуар. За спиной хлопнула дверца, и двадцать первая «Волга» резко взяла с места, обдав не в меру скупого ездока смрадным бензиновым выхлопом скверно отрегулированного движка.
Женька проводил машину взглядом. Он никак не мог привыкнуть ездить в такси. То есть это и раньше случалось, но нечасто, и расплачивались обычно другие – родители или, как в последнее время, Второй. А тут напарник решил настоять: «Давай, альтер эго, привыкай, мало ли как дальше пойдет…» Вот и пришлось платить самому, замирая внутренне. А ну как водитель поинтересуется: «С чего это ты, сопляк, разъезжаешь в одиночку на такси, и откуда у тебя на это деньги?».
Он огляделся. Тротуар, прохожие, за спиной гудит, сверкает потоками огней Кутузовский проспект. Кажется, все правильно – знакомый дом, они с родителями не раз бывали тут в гостях. Чтобы попасть внутрь, надо сначала пройти через роскошную, розового камня арку и повернуть влево, к подъезду.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мягко скрипнула высоченная дубовая дверь с фигурными бронзовыми ручками. Просторный, словно во дворце, холл. Тетенька-вахтер (Второй подсказал малознакомое слово «консьержка») с подозрением рассматривает малолетнего посетителя. Номер квартиры, фамилия жильцов – проходите, пожалуйста…
Низкие мраморные ступени ведут к лифту, но он ни к чему, всего-то третий этаж. Широченные лестничные пролеты, на ступеньках – колечки для прутьев, что, по замыслу строителей, должны прижимать ковровые дорожки, массивные дубовые перила. А вот и нужная дверь с глубоко утопленной кнопкой звонка.
«Щелк-щелк».
Я уложился в полчаса. Не знаю, учат ли в КГБ играть в покер, но из дяди Кости наверняка вышел бы настоящий мастер: все время, пока я говорил, он сохранял одно и то же выражение лица – равнодушное, слегка скучающее. Время от времени перелистывал без особого интереса тетради, повертел в пальцах «коровин», выщелкнул, проверил магазин. К сверткам с «детектором десантников» не прикоснулся, а вот документы погибшего изучил со всем тщанием. И все это без единого вопроса, без единого замечания, никаких «угу» или «да-да, конечно…». Порой казалось, что меня попросту не слышат.
– Вот, собственно, и все, если по существу, – заканчиваю я. – Доказательства перед вами, но они, скорее всего, вас не убедят. А вот это, может, и убедит…
Медленно, раздельно произношу накрепко заученные сочетания цифр и букв. Потом открываю третью тетрадь на последней странице.
– Эти сведения есть еще и здесь. – Я поворачиваю тетрадь так, чтобы собеседнику было видно. – К сожалению, только частично – видимо, ваш погибший коллега не обладал всей полнотой информации. В отличие от тех, кто готовил мою переброску в прошлое.
А ведь кончился невозмутимый покерист! Дядя Костя подобрался, в глазах вспыхнули тревожные огоньки. Достает блокнот.
– Ну-ка, повтори помедленнее…
Я повторяю, он записывает мелким, очень аккуратным почерком. После чего сверяет написанное с тетрадью.
– Так… – Двоюродный дед явно озадачен. – Ты прав, все это само по себе – никакие не доказательства. Во всяком случае пока с ним не поработают эксперты.
Он стучит карандашом по разложенным по столу «уликам».
– А вот то, что ты только что сказал… Признавайся, откуда ты знаешь про шифры хранения спецархива КГБ?
– А я и не знаю. Заставили заучить наизусть, без понимания, как попку, там, в будущем. Между прочим, ваши коллеги. Они же рассказали, что это как-то поможет разыскать сохранившиеся материалы отдела по борьбе с пришельцами. Они ведь и сейчас там, раз их обнаружили в 2023 году. Значит, легко можете это проверить – если, конечно, захотите.
– Легко… – Он покачал головой. – Это даже не «перед хранением сжечь». Это… Ты хоть понимаешь, Женька, во что ввязался? О родителях подумай, с ума ведь сойдут!
Я деликатно откашливаюсь.
– Простите, Константин Петрович, но вы беседуете не с пятнадцатилетним школьником. Биологический возраст не должен вас сбивать с толку – на самом деле я старше вас и обладаю весьма… хм… специфическим жизненным опытом.
Я нарочито резко меняю интонации на холодно-вежливые, бесстрастные – так собеседнику будет проще перестать воспринимать меня как сопливого восьмиклассника. Прием сработал: во взгляде генерала мелькнуло легкое недоумение, быстро сменившееся пониманием.
– Ладно, будем считать, что ты меня заинтересовал. Информацию я проверю, но… – Он замялся, подбирая слова. – …пойми меня правильно: отпустить тебя я сейчас не могу. Для твоей же безопасности – если, конечно, все, что ты рассказал о недавних приключениях, правда.
Киваю. Что ж, этого следовало ожидать.
– Это относится и к твоему приятелю, как бишь его?..
– Сергей.
– Вот-вот, Сергей, Серега. Давай-ка поступим так, внук… Ты не против, что я пока буду тебя называть так? Привычнее, знаешь ли.
– Конечно, нет, дядя Костя! – расплываюсь я в широкой улыбке. – Что здесь, что в будущем вы по-прежнему мой двоюродный дед.