Такая тебе подобает слава, человече Божий. Но я боюсь, как бы обилие твоей благости не обратилось мне в осуждение. Ибо что могу я, нищий, воздать за нее, кроме своей отвергнутой молитвы? <p. 15> Итак, молю благого моего Бога сотворить посещение (επισκοπήν) тебе, вместо моего смирения, к совершенному спасению, особенно от безумствующей христоборной ереси.
87. К патриции Ирине <16>[542]
Хотя я и не получаю писем от твоей честности, госпожа, однако не прекращу посылать тебе, как моей духовной матери, всякий раз, когда окажется верный письмоносец[543]. И как мне не называть так тебя, страдающую за Христа, оторванную от главы, изгнанную из дома, из города, [отлученную] от родственников, друзей, сосланную в какие-то дальние места?! Я уже не говорю о славных, совершенных в давнее время, прочих твоих благодеяниях, (208) наконец, об оказанных и еще оказываемых мне, грешнику. Это свойственно женщине благороднейшей по духу, свойственно душе, мученически настроенной, сердцу, всею силою ищущему Бога. Да услышат кротции и возвеселятся (Пс. 33:3), что женщина из сенаторского сословия (συγκλυτικη) приняла венец за исповедание Христа. Пусть слышит Восток и Запад, что ныне вновь взошел золотой род блаженных жен, к которым принадлежат Фекла и Феврония[544]. Ибо что же? Хотя ты и не заклана, однако перенесла страдание с таким же расположением и в такой же обстановке [как и они]. Блаженна ты среди женщин! Треблаженна среди матерей! Куда прочим матерям [до тебя], куда принадлежащим к высшим достоинствам! Ты – единственная из всех и торжествуешь над всеми. Ты нанесла диаволу смертельную рану.
Но так как достоин ублажения не тот, кто только взялся за доброе дело, а кто хорошо начатое довел до конца, молю тебя, владычица моя почтенная, укрепи свой дух к концу подвигов, чтобы своей жизнью оставить последующим поколениям образец славного жития. Прошу и напоминаю тебе о том, чтобы ты дорожила своим телесным здоровьем. Ведь я знаю твою безудержную ревность [к подвигам]. Пользуйся укрепляющими средствами, <p. 16> утешай себя. Подвиг [монашеского] отречения от всех уже немал.
Это вкратце [я сказал] тебе, матери. А что нам сказать госпоже [твоей] дочери, сопутствующей тебе в добродетели? От доброго корня произрос добрый плод. Не печалься, что разлучена с супругом, ибо если бы он был здесь, ты не была бы в нынешнем состоянии. Ты с матерью, и притом мученицей; с отцом, но сверх того – с Вышним и Бессмертным, уже не как во плоти, но выше плоти. Поддерживай, прошу, родившую тебя мученицу. Раздели с ней подвиг изгнания, как ты и делаешь. Служи исповеднице Христовой. Для доброй славы и спасения достаточно тебе [чистой] совести и участия в чужих подвигах. Это [я говорю] из духовной любви, из угнетающей меня заботы, ибо, как уже сказано, мы знаем, что ты по своей мудрости делаешь всё, что требуется разумом.
(209) И я теперь подвергся твоей участи и пока доныне [нахожусь] в изгнании. Впрочем, ревность всякому легко доступна. Пусть всё [это] будет принято в воню благоухания Христу. Молитесь и вы обо мне, грешном.
88. К мирянину Мосху <17>[545]
Много у тебя благодеяний, боголюбивейший господин, которые нам, смиренным, не только оказал, но и еще оказываешь. Чем ты не утешал, чего не рассылал! И в числе [твоих посылок] последние многочисленны и очень приятны. Кто воздаст тебе за это, как не Благой Бог? Своими делами ты доказал свою неизменную любовь, ярко обнаружил свою быструю, как молния, готовность. Отделенный таким пространством, я все-таки наслаждаюсь твоими милостями, после того как пришедшие братья доставили тебе труд: я слышал, что некоторые из них даже и лечились в твоем жилище Авраамовом[546] (’Άβραμιαία) и благословенном, так как оно служит убежищем для многих монахов и местом воспитания для сирот. Отец сирых, Бог, да препитает тебя вовеки. Авраам да согреет тебя, как своего подражателя, на лоне своем (ср. Лк. 16:23) вместе с госпожами твоими сестрами, с которыми ты служишь Христу. Вот и на нас исполнилось <p. 17> изречение: се, что добро или что красно, но еже жити братии вкупе (Пс. 132:1). По пути в ссылку я насладился твоими благами от благословенного твоего имения под Пруссой[547]. И ты, даже будучи далеко, приветствуешь нас.
Да умножатся у тебя духовные и вещественные блага. Да будешь сохранен для меня невредимым и в телесном здравии, и в душевном чрез строгое удаление от христоборных еретиков.
89. К Евсхимону, [епископу] Лампсакскому <18>[548]
(210) Я узнал, что твое преподобие схвачено гонителями. Это дело Промысла, чтобы твоим исповеданием поддержать и укрепить Церковь Божию в постигшее ее потрясение от нечестия. Какие падения ты видишь, друг! Как немного уцелевших на всех ступенях! Все низвергнуты. О, какая ярость возгорелась! О, возвращение к прежнему состоянию! Мы вернулись к тому положению, в каком были раньше, когда Церковь была лишена красы и закон Божий отменен[549]. Ныне все находятся в жалком, печальном состоянии: жертвенники опозорены поруганием святых[550] икон, храмы осквернены нечестивыми священниками. Зачем распространяться? Христос поругаем и гоним в силу отвержения Его священного изображения. И если так [поступают с изображением] Христа, то что говорить об [иконах] Богородицы или кого-либо иного из слуг Божиих? Это [достойно] плача и рыданий. Об этом мы слышали от своих отцов, на опыте изведавших тогдашние события; теперь это в еще более печальном виде совершилось с нами, смиренными.
Но воздвигни, отче, к небу свои длани, умоли Бога, протяни свою десницу, руку ходатая, и мне, ленивому и грешному, дабы мы с радостью перенесли всё, сколько Христос дарует пострадать за Него, боясь, по Божественной заповеди, не могущих убить тело, а Могущего и тело и душу ввергнуть в неугасаемый огонь геенны (Мф. 10:28).
90. К архимандриту Илариону <19>[551]
(211) <p. 18> С опозданием я нашел возможность письменно приветствовать моего святого отца. Как известно твоей честности, ввиду безумий ереси и моей далекой ссылки очень редко [случается] найти письмоносца, и тем более надежного. Сильно желаю узнать о тебе, отче, где ты теперь находишься и как был пересылаем беззаконниками. Во всяком случае, и особенно ввиду того что своими добродетелями ты превосходишь очень многих, я предполагаю, что ты перенес очень много огорчений и притеснений. Ибо где Божественные дарования обильны, туда [направляются] ожесточенные нападения противников. Однако, отче, и ты можешь сказать: все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе (Флп. 4:13). Тебе известно, как очень многие из братий, имена которых я охотно умолчу, покинули нас, возлюбив нынешний век. Увы, какое несчастье, какое поражение! Если свет, говорит Господь, который в тебе, тьма, то какова же тьма? (Мф. 6:23); и: если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? (Мф. 5:13) – скажу в сокрушении и волнении. Этому учить тебя, отец, нет нужды. Оскуде мех, говорит пророк, всуе ковач сребро кует (Иер. 6:29). Сколько [ни наставляет] наш иерарх и истинный пастырь, сколько [ни убеждают] братия друг друга, – всё бессильно: [достаточно] слабого порыва противного ветра, и душевный корабль целиком погружается в бездну нечестия.
Такие да сподобятся позже как-нибудь подняться на поверхность и снова начать борьбу. А тебя Благой Бог да соблюдет в подвигах и трудах к великой пользе Церкви Его, к гордости Византиды[552] и славе монахов и, кроме того, в молитве обо мне, грешном чаде твоем, чтобы мне пребыть здравым, следуя вам, моим святым отцам.
91. К двум братьям грамматикам <20>[553]
(212) Мое письмо совершенно бессильно утешить горестные души, какими [стали] ваши, почтенные отцы мои, от искушения и темничных тягостей со стороны притеснителей. Но так как <p. 19> взаимное объяснение приносит облегчение, то я счел полезным теперь написать, дабы дать вам понять, что мое внутреннее настроение в сильной степени запечатлено любовью к вашей честности, в немалой степени озабочено вашей безопасностью и задумывается над тем, почему из всех прочих только вы оказались там в руках беззаконника, подвергающего ужасам преподобных Господних. О, Божие долготерпение, не отклоняющее вообще событий, дабы доказательство веры страждущих в Него явилось ярче золота, а стремительность действующих направилась бы по пути покаяния, то есть совершилось осуждение грехов. Я знаю, отцы мои, вы терпите горькие и невыносимые страдания. Разве не так? Угнетающий вас ужасен, и настолько, насколько всех превосходит своим нечестием[554]. С вами нет, как у многих подвижников, земляков и знакомых, что обыкновенно в сильной степени утешает в бедствиях. Что же нам сказать на это? [То], что вам громко возвещают апостольские уста: нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас (Рим. 8:18).