Мы отправили святых отцов и братий, в том числе и доброго Калогира, который почил на руках у тебя, который как бы по повелению Бога, а не тленного царя покинул Фессалонику и <p. 2> пришел в Саккудион[488]. Двоим мы предоставили беседу – не знаю, какую для людей, но для благочестивых – добрую, хотя я по грехам и лишен дарования. Ты же, блаженнейший, всегда преуспевай в добре, молясь непрестанно о моем спасении, так как и я поминаю тебя. Ведь что после Бога [мне важнее], как не твое отдохновение? Оторвали от ребра твоего брата (193) Афанасия[489] (умножение скорби, но и награды), почти так же и Нектария; но если против его воли, не так прискорбно, если же с его согласия, горе мне, несчастному; впрочем, время покажет, как он взят[490]. Ты остался почти одинок, лишь с добрым моим Анфом и Епифанием. Да дарует Господь им благодать служения твоему преподобию, и я очень их прошу и молю явиться спутниками тебе до смерти. Что сказать о прочем? Да призрит Бог на Свое достояние и водворит мир в Своей Церкви.
Приветствуют тебя раболепно братья, состоящие при мне.
73. К нему же <2>[491]
Вот уже второе письмо[492] посылаю тебе после отъезда твоей святости из Византия[493]. Я желал бы делать это ежедневно, если бы было возможно. Однако должно воздавать Богу [и за то], что Он, Благой, дал нам, возлюбленный, возможность посредством писем на таком большом расстоянии беседовать друг с другом в столь короткий срок.
Ведь теперь нам не приходится беспокоиться о [твоем] переезде через море, ибо мы уверены, что ты в безопасности с Богом достиг места, куда сослан за правду, ты, столп Православия и утверждение Церкви[494]. Каково это место, каков дом, в котором ты поселился, каковы его владельцы – всё это, очерченное в различных красках, представляется нашему умственному взору никак не подобающим [тебе]. Однако, каково бы всё это ни было, я уверен, что твое боголюбие, уже привычное, готово подвергнуться бедствиям в мученичестве за Христа.
О нас, грешных, нечего сообщить нового сверх того, что ты уже знаешь, исключая распространившийся слух, будто нам предстоит переселение в другое место[495]. Но куда <p. 3> бы нас ни забросили, [всюду], разумеется, Господня земля (Пс. 23:1). (194) Не переставай молиться о том, чтобы мы разумом, сердцем и душою обитали в добре; открыто признаем, что мы преданы тысячам греховных наклонностей. Что касается ереси[496], то она разрастается с каждым днем, по мере наших грехов, и как бы клокочет пламенем мучений и изгнаний, [встречая] сопротивление по милости Христовой от очень многих – прежде всего, игуменов, не говорю уже о простых монахах. И [в числе их] даже некогда гонитель Христов, теперь за Него страждущий, благоговейнейший игумен Иосиф[497]. Видишь, брат, Божие человеколюбие, как Он хочет спасти всех. Но, с другой стороны, взгляни на коварного врага; он увлек Нектария[498], бывшего некогда с нами, а теперь [приставшего] к нечестивым, который никогда не был верным, но очень часто предателем. И что тягостнее, он – один из берущих подписку в нечестии от настоятелей дальних областей. Так не удивляйся, человече Божий, и не очень огорчайся, хотя, конечно, печально, что из наших недр вышел беззаконник, но ведь и Иуда был из числа апостолов. Да обретут милость соумерщвляемые с тобою верные братья наши, которых я усиленно приветствую, особенно моего доброго Анфа, если он с тобою, и моего Афанасия – бессмертного по имени[499].
Мои братья с почтением целуют твои ноги.
74. К Евфимию, [епископу] Сардийскому <3>[500]
Ради Владыки всех твое преподобие удалено властью[501] от нас, грешных, но [удалено] не духом, объединяться в котором особенно богоугодно, тогда как многие, соединенные телесно, но не соединенные духовно, лишены действительной взаимной связи. Поэтому, если оы властитель[502] из упорства разослал нас на самые границы вселенной, он не разлучил бы нас, особенно если Бог благоизволил нам письмами видеться и беседовать друг с другом.
Единство духовное и телесное.
Это я хочу сказать во-первых. Затем – близость варварской страны к <p. 4> окраине, куда ты сослан, возбуждает опасение за твою безопасность. (195) Впрочем, всё, что касается тебя, в руке Господа, Который, сопутствуя тебе, да оградит тебя от всякого зла. Может быть, Бог, желая, чтобы Его избранники, подобно звездам, сверкая, прорезывали твердь веры, добродетельных, как ты, мужей разослал в разные стороны, так чтобы светило Православия обтекало не одно [лишь] место, а просвещало еще многих непосвященных. Итак, как светлая заря, распространи лучи своего блестящего учительства, устрой день спасения подвизающимся в ночи и укрепи страждущих от недостатка света. Будь соузником [апостола] Павла, а если так – то и сподвижником Афанасия, ведь с Запада[503] [пришла] ему великая слава.
Так мы из сильной любви к доброму отцу сыновне беседуем, стараясь воспламенить таящиеся в твоем боголюбии священные искры, дабы еще ярче засиял пламень твоего учительства, ибо, как ты знаешь, [теперь] трудная ночь и глубокая тьма, значительно пагубнее девятой египетской казни (Исх. 10:21–23), [тьма], которая приводит в столкновение и беспорядок и потемняет не только тела, но, что еще горестнее, души. Гремит властитель – угрозы, заключения, язвы, озлобления, испытания, следствия, наказания, ссылки, всякого рода устрашения и коварство. Но продолжает ли блистать, держится ли кто другой, кроме наших назореев[504] (ΝαζιραΓοι), этих нервов (τα νεΰρα) Церкви[505], отборных начатков (ακροίνια) преподобия, которых мир недостоин (ср. Евр. 11:38)? Вместе со многими сюда причисляется и благоговейнейший Керамейский игумен: ведь так следует называть того, который, потерпев поражение, снова вступил в битву[506]. И благословен Господь, имеющий много мучеников в это гонение во утверждение Своей непорочной веры.
Да не премолчит твоя святая душа в молитве, чтобы по Божественному Промышлению зло прекратилось. [Молись] также и обо мне, смиренном, чтобы я шествовал по вашим, святых отцов, следам.
75. К Игнатию, епископу Милетскому <4>[507]
(196) <p. 5> Я улучил хорошую добычу, найдя письмоносца (γραμματηφόρου), через которого начертываю твоей святости настоящее письмо, не имеющее, впрочем, никакого значения, но в сильной степени выражающее мою большую любовь и расположение [к тебе]. Мы любим тебя, наилучший из отцов, особенною любовью не только как пастыря богоблаженного, поскольку, подвергшись в числе первых опасности, ты принял за веру злострадание, изгнание и лишение всего, но и потому, что ты принадлежишь к одному с нами схимническому лику (ομοσχημος ήμΐν) и к нашим изначальным знакомым и друзьям[508]. Я прибавил бы – и ради благоговения, которое ты старался выработать в себе путем воздержания.
И вот мы рады, что имеем такого и столь великого отца, особенно же тому, что Церковь Божия имеет столп и утверждение (ср. 1 Тим. 3:15) в это тяжелое землетрясение от нечестия, – действительно землетрясение, во время которого нечестивые падают, не имея опоры, а из благочестивых – одни колеблются, а иные ничего подобного и не испытывают, обладая великой душевной твердостью. Поэтому чем больше столпов и духовных утверждений, тем более укрепляемся и мы, смиреннейшие. Благословен Бог, явивший твою добродетель еще более яркой в настоящее время. Ибо этот опыт есть искушение или, точнее сказать, очищение, дабы обнаружились избранные, а прочие были обличены. Конечно, ты, богочестивый, хорошо наслышан о том, кто и в каком числе принадлежит одной и другой стороне. Поэтому мы с горестью стенаем по отсеченным членам: как это честные и равноценные золоту превратились в глиняные сосуды! (ср. 2 Тим. 2:20).
Это произошло с ними. А тебя, дорогого нам отца, великая рука Божия да сохранит здравым, сияющим в учении, прославляемым за дерзновение, молящимся как о Церкви Христовой, так и о нас, недостойных, чтобы мне, спасаясь от зла, шествовать по вашим стопам.
76. К игумену Иоанну Халкиту <5>[509]
(197) <P. 6> Я хотел было воспользоваться для [доставки] этого письма услугами Силуана, нашего духовного чада, чрез которого и получил увещание, присланное мне твоей святостью, когда ты отправлялся в ссылку ради Господа.[510] Но так как в тот раз у меня не получилось, я счел подобающим приветствовать твою честность через апокрисиариев, которых нашел только что. Радуйся, благой брат, из [всех] отцов наиболее мне любезный, ты изгнан со Христом, состраждешь Страдавшему за тебя. Благо тебе, что подъял духовное состязание, благо тебе, что ради Христа ты все почел за сор (Флп. 3:8). Прекрасен монастырь, который ты построил, не пожалев своего труда и пота, и который превосходит окрестные острова своим местоположением и многими другими свойствами.