Читать интересную книгу Новые рубежи человеческой природы - Абрахам Маслоу

Интересный аспект бытийных ценностей заключается в том, что они преодолевают многие традиционные дихотомии, такие как эгоизм и альтруизм, плоть и дух, религиозное и светское. Занимаясь делом, которое любите, и будучи преданным ценностям, которые считаете высшими, вы эгоистичны, насколько это возможно, и в то же время бескорыстны и альтруистичны. Если вы прониклись ценностью истины настолько, что она стала такой же частью вас, как ваша кровь, то ложь, сказанная где бы то ни было в мире, задевает вас, как только вы ее обнаруживаете. Ваши границы в этом смысле распространяются далеко за пределы личной сферы интересов, охватывая весь мир. Если несправедливость совершается против кого-либо в Болгарии или Китае, то она совершается и против вас. Хотя вы, возможно, никогда не встречали пострадавшего человека, предательство по отношению к нему вы можете воспринимать так, как если бы сами стали жертвой.

Возьмем дихотомию "религиозного" и "светского". Форма религии, предложенная мне в детстве, казалась столь нелепой, что я утратил всякий интерес к религии и не испытывал желания "найти Бога". Но мои религиозно настроенные друзья, во всяком случае те, кто отказался от крестьянского взгляда на Бога как длиннобородого старца, говорят о Боге так же, как я говорю о бытийных ценностях. Ныне теологи придают первостепенную важность вопросам о смысле Вселенной, наличии или отсутствии у нее направленности. Поиск совершенства, открытие путей приобщения к ценностям составляют суть религиозной традиции. И многие религиозные группы начинают открыто утверждать, что внешние правила религии, как, например, запрещение есть мясо по пятницам, несущественны и даже вредны, поскольку вносят путаницу в Представления людей о том, чем в действительности является религия. Как в теории, так и на практике эти группы отдают предпочтение бытийным ценностям.

Люди, которые преданы бытийным ценностям и наслаждаются ими, способны испытывать большее наслаждение и от удовлетворения своих потребностей, поскольку и в них вносится святость. Для любовников, видящих друг друга в свете бытийных ценностей, а не только удовлетворения потребностей, половой акт становится священным ритуалом. Чтобы жить духовной жизнью, нет необходимости сидеть десять лет на столпе. Способность жить в мире бытийных ценностей каким-то образом придает святость телу и всем его желаниям.

Если бы мы приняли в качестве главной цели образования пробуждение и реализацию бытийных ценностей (что является попросту другим аспектом самоактуализации), мы бы пришли к колоссальному расцвету нового типа цивилизации. Люди стали бы сильнее, здоровее и в большей мере взяли бы свою жизнь в собственные руки. Благодаря повышенной личной ответственности за свою жизнь и рациональному набору ценностей, управляющих производимыми выборами, люди начали бы активно изменять общество, в котором живут. Движение к психологическому здоровью является тем самым движением к духовному миру и социальной гармонии.

Часть V. Общество.

14. Синергия в обществе и в индивиде.

Я посвящаю эту главу памяти Рут Бенедикт[18], выдвинувшей и развившей концепцию синергии в цикле лекций, прочитанных ею в колледже Брин Мор в 1941 г. Эта концепция осталась неизвестной только потому, что рукопись была утеряна. Когда я впервые читал материалы этих лекций, то с ужасом обнаружил, что экземпляр, который Бенедикт дала мне, — единственный. Я боялся, что она не опубликует эти лекции: похоже было на то, что она не очень об этом заботилась. Я боялся также, что материал может быть утерян. Это опасение оказалось обоснованным. Маргарет Мид, душеприказчица Рут Бенедикт, перерыла все ее папки и бумаги, но не сумела отыскать рукопись. К счастью, я в свое время постарался перепечатать как можно больше фрагментов. Эти фрагменты должны быть вскоре опубликованы (Benedict, 1970; Harris. 1970), так что здесь я воспользуюсь только некоторыми из них.

Становление и определение понятия синергии.

В свои последние годы Рут Бенедикт старалась преодолеть доктрину культурной относительности, с которой некорректно связывалось ее имя. Насколько я помню, такое отождествление очень раздражало ее. Свою книгу "Паттерны культуры" (Benedict, 1934) Она рассматривала, по существу, как очерк холистического подхода. Это была именно холистическая, а не атомистическая попытка описать общества как унитарные, целостные организмы, каждый со своим вкусом, ароматом, звучанием, которые она старалась описать в присущей ей поэтической манере.

Когда я изучал антропологию в 1933-1937 гг., культуры рассматривались как уникальные, специфические образования. Не существовало научного метода их анализа, нельзя было произвести никаких обобщений. Каждая культура виделась отличной от любой другой. Нельзя было ничего сказать о какой-либо из них иначе, как глядя изнутри нее. Между тем, Р. Бенедикт упорно боролась за создание сравнительной социологии. Это пришло к ней, как к поэтессе, через интуицию. Она продвигалась к цели, прибегая к словам, которые не осмелилась бы произнести публично, выступая в качестве ученого, из-за их оценочного, пристрастного (а не отстраненно-холодного) характера, к словам, уместным в беседе за рюмкой мартини, а не в печати.

Развитие концепции. Как рассказывала Р. Бенедикт, у нее были громадные листы газетной бумаги, на которых она записывала все, что было известно о четырех парах культур, отобранных на основании ощущавшихся ею различий между ними. Интуитивное впечатление о таких различиях фиксировалось ею разными способами, что я и отразил в своих старых заметках.

Одна культура в каждой паре была тревожной, а другая — нет. Одна была сердитой (это, конечно, ненаучное слово) — там были •сердитые люди, а Бенедикт не любила сердитых людей. Четыре культуры в одной половине списка составляли сердитые и противные люди, а четыре культуры в другой половине — милые, славные люди. Иногда, в преддверии войны, Р. Бенедикт говорила о культурах с низкой моралью и с высокой моралью. Она говорила о ненависти и агрессии, описывая одни культуры, и о привязанности, описывая другие. Что же общее существовало в четырех культурах, которые ей не нравились, в противоположность тому, что объединяло те четыре, которые ей нравились? В качестве предварительных Р. Бенедикт использовала термины "неуверенная культура" и "уверенная культура".

Хорошими, уверенными культурами, которые нравились ей, привлекали ее, были индейские племена зуни, арапеши, дакота и одна из эскимосских народностей (я забыл, которая именно). Мое собственное полевое исследование (неопубликованное) добавил к списку уверенных культур индейское племя "норсерн блэкфут" ("северные черноногие"). Скверными, сердитыми культурами, при упоминании которых Р. Бенедикт слегка передергивало, были чукчи, оджибуэи, добу и квакиутл.

Р. Бенедикт примеряла одно за другим все обобщения, которые могла сделать применительно к этим культурам, все, если можно так выразиться, стандартные ключи, которые были доступны в то время. Она сравнивала культуры на основе расы, географии, климата, размера, богатства, сложности. Но эти критерии не работа ли, то есть не получалось так, чтобы какой-либо из них присутствовал в четырех уверенных культурах и отсутствовал в четырех не уверенных. Доступные критерии не позволяли осуществить какую либо интеграцию, логическое упорядочение, таксономию. Р. Бенедикт интересовалась, в каких культурах совершают самоубийства а в каких — нет; в каких есть полигамия, а в каких нет? Какие ведут род по материнской линии, а какие — по отцовской? Кто строит большие дома, а кто — малые? Ни один из этих принципов классификации не работал.

Наконец, выяснилось, что работает то, что я мог бы назвать функцией поведения в отличие от внешнего поведения как такового. Р. Бенедикт поняла, что ответ не во внешнем поведении, что надо искать функцию поведения, его смысл, то, что пытаются сказать посредством его, то, какую структуру характера оно выражает. Именно этот скачок, как я полагаю, явился революцией в антропологической и социологической теории, создав основу для сравнительной социологии, метод сравнения обществ и расположения их на некотором континууме, вместо того чтобы рассматривать каждое из них само по себе как нечто уникальное. Цитирую рукопись Рут Бенедикт:

"Возьмем, к примеру, самоубийство. Неоднократно было показано, что оно связано с социальной средой; в определенных условиях число самоубийств возрастает, в других — снижается. В Америке самоубийство свидетельствует о психологической катастрофе: этим актом разрубается гордиев узел ситуации, с которой человек более не может или не желает справляться. Но самоубийство, рассматриваемое как характеристика культуры, в особенности такой, где оно является распространенным явлением, может быть актом с совершенно иным смыслом. В Японии в старину это был акт чести воина, проигравшего сражение; это был акт, подтверждавший, что честь превыше жизни: следовать этому принципу было долгом мужчины, верного кодексу самурая.