- Не знаю, - честно ответила я. – Не хочется как-то напоминать ему о далеком прошлом. Потому, что это совсем не радужные воспоминания.
- Или потому, что ты не хочешь напоминать ему о погибшей жене, - с хитрым прищуром промолвила Марьяна.
- И это тоже.
- Я думаю, что поговорить с ним рано или поздно об этом все же придется, - шепнула мне Эмилия. – Что-то мне подсказывает – эти видения приходят к тебе неспроста.
Ответить на это мне было нечего, и я просто вздохнула. Эмилия была права.
Делайл Даркмун, преподававший нам основы артефакторики, смерил нашу троицу цепким взглядом.
- Юные леди, мне хочется надеяться, что столь горячее обсуждение у вас происходит по теме нашей пары, - обратился он к нам.
- Так и есть, лорд Даркмун, вы поразительно проницательны, - медовым голоском чуть ли не пропела ему Марьяна, блеснув золотисто-карими глазами, которые остались не затронутыми улыбкой.
Делайл уловил тонкую иронию в ее реплике и сжал губы в упрямую линию, однако, ничего больше не сказал. В конце пары прошла проверка работ, и моя отвлеченность все же сыграла свою роль – сила амулета уступала тем, что сделали мои подруги. Руны - это дело тонкое. Ошибок они не прощают. Даже если ее исправить, поверхность все равно запоминает ту информацию, которую несла предыдущая руна, и действие амулета ослабевало. Это занятие было последним на сегодня. Домашнее задание на завтра было готово, поэтому я со спокойной совестью сменила форменное платье Академии на вечерний наряд и, улыбаясь собственным мыслям, вышла к экипажу Эрика, ожидавшему меня около ворот академгородка.
- В двадцать два ноль-ноль я должна быть в пределах своего жилого корпуса, - сообщила я своему нитар.
- Правила Академии мне известны, - улыбнулся он в ответ. – С нетерпением буду ждать выходных, чтобы проводить с тобой столько времени, сколько душе угодно. Я уже украсил дом к праздничной неделе. Осталось только пихту нарядить. Ну как можно сделать это без тебя?
В ответ я прильнула к нему, наслаждаясь его близостью и ароматом зимы, который неизменно теперь сводил меня с ума. На Эсфире наряжая зимнее дерево, нередко приглашали на это событие самых близких, считая, что так мы разделяем друг с другом радость наступающего праздника. Йоль неумолимо приближался, захватывая столицу миллионами праздничных огоньков и фонариков, еловых и пихтовых венков, с вплетенной красной лентой, как символом наступающего нового года. Белоснежным покрывалом окутало дома и улицы, отчего желтый свет, исходящий от витрин салонов и окошек таверн казался еще теплей и уютней. К вечеру мороз крепчал, и от этого бархатно-синее небо, усыпанное миллиардами звезд, казалось бездонным.
Такого украшения зимнего дерева у меня еще не бывало! Наряжая пихту, мы разговаривали обо всем на свете, и Эрик, как бы между делом, вешая очередную игрушку на пихтовую лапу, оставлял мимолетные невесомые поцелуи на моей шее или плечах, которые обнажал вырез-лодочка на платье. Наши питомцы, безошибочно уловив флер романтизма, витавший в воздухе, проявили максимум деликатности и убежали играть во двор.
- Так-с, осталось в качестве завершающего штриха добавить елочные бусы, - промолвил Эрик, придирчиво разглядывая украшенную пихту.
- Согласна, бусы лишними не будут, кивнула я, глядя вместе с ним на дерево, увешанное разноцветными игрушками.
- А их, мы, кажется, забыли взять из кладовки. Сейчас схожу за ними, - сообщил Эрик, отправляясь за бусами.
Я осталась совершенно одна в гостиной, и внезапно мне вдруг нестерпимо захотелось найти спальню Эрика. Там я еще не была, поскольку входить в личные покои моего нитар я могла лишь после помолвки, но почему-то сейчас мне просто жизненно важно было оказаться там. Как будто что-то неведомое манило меня туда. Это странное чувство не раз уже возникало, хоть и не так остро, стоило мне прийти в дом Эрика, но каждый раз я мысленно запрещала себе даже думать об этом, потому как подобный шаг казался мне весьма неприличным. Эта мысль за считанные секунды, едва оформившись в голове, стала навязчивой идеей. Я не находила этому разумного объяснения. А сейчас, когда Эрик ушел в кладовку, оставив меня одну, я поняла, что просто сойду с ума, если не зайду в его личную комнату. С одной стороны, это огромная глупость, которая к тому же, будет выглядеть весьма двусмысленно с моей стороны, но с другой, такая странная тяга не могла возникнуть на пустом месте. Последние сомнения в правильности моего поступка были развеяны, стоило мне увидеть знакомую с юности картину на лестничном пролете – клубы густого белого тумана, из которого в разные стороны вырывались сгустки, словно длинные щупальца осьминога.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Что ты такое… - пробормотала я себе под нос, и направилась к лестнице.
Со стороны туманной субстанции послышался смех. Оно еще и смеется? Стало ясно, что происходит что-то явно из ряда вон выходящее. И почему в тот момент я не позвала Эрика? А загадочное туманное нечто устремилось вдаль по коридору с неожиданно приличной скоростью, что уж совсем меня удивило. Как-то это непохоже на туман… Прибавив еще скорости, это нечто заставило меня так же ускориться. Когда мне показалось, что сейчас я смогу его догнать, случилось неожиданное – туман, остановившись, мгновенно исчез, словно его тут и не было.
- Что это еще за дела? – подумала я вслух, и массивная деревянная дверь, напротив которой я стояла, беззвучно отворилась, словно приглашая меня войти.
Первое, что бросилось в глаза, стоило лишь мне войти в комнату – широкая кровать, аккуратно застеленная бордовым покрывалом, прикроватная тумба, на которой ночной светильник освещал стоявший рядом снимок в рамке – мы с Эриком на недавнем праздничном балу по случаю годовщины свадьбы Вальгарда и Астрид. Повернувшись назад, я не поверила глазам, увидев свой большой портрет, висевший на стене напротив. Взяв светильник со стола, вместе с ним подошла к портрету, вглядываясь в собственное лицо на картине. И почему Эрик молчал о том, что написал мой портрет и повесил его в спальне? К чему эти тайны? Мой взгляд зацепился за знакомое опаловое ожерелье и такие же серьги, маленькую родинку над губой и цветок лирелии в руке. Только платье на мне изображено какое-то старомодное. Такое на Эсфире носили не одну сотню лет назад, наверное. От картины веяло магией, и, перейдя на магическое зрение, я увидела, что весь мой портрет пронизывала сеть сохранных чар, которые предохраняли его от порчи. И тут мне бросилась в глаза надпись в самом низу картины, выполненная витиеватым почерком, в котором без труда узнавалась рука Эрика. Поднеся фонарь к поближе к портрету, я прочитала надпись вслух.
«Ингерд. Одна тысяча пятьсот двадцатый год от Рождества Христова. Земля».
Светильник выпал из вмиг ослабевших рук и с оглушительным звоном разбился, ударившись об пол.
Глава 14. Истина
Эрик
Велик и неизбежен закон подлости! Произошло именно то, чего я опасался больше всего – что Герда узнает правду раньше, чем я соберусь с духом и найду нужные слова, чтобы рассказать ей о нас. Вот только как ей пришло в голову зайти в мою комнату, когда она там даже ни разу не была и не знала, где эта комната находится. Но какая теперь разница, что сподвигло ее заглянуть туда, когда теперь Герда смотрела попеременно то на меня, то на свой портрет, и в ее глазах пылал такой огонь, что если бы она владела пирокинезом, моя комната уже воспламенилась бы. Разбитый светильник, по звону которого я нашел Герду, осколками лежал на полу.
- Красивый портрет, угу, - едко заметила она, вновь посмотрев в мою сторону. – Если бы не год написания, я б, конечно, «поплыла». А так… прокололись вы, лорд Нордвинд… Портретик-то припрятать надо было. Тогда бы стало проще убеждать меня в вашей искренней заинтересованности мной.
- Герда, нам нужно спокойно поговорить. Поверь, ты очень многого не знаешь, - попытался я объясниться.
- Хах, даже не сомневаюсь, - перебила она меня.