от злости.
— Мне ключник надобен, подскажи, сделай милость, где найти его? — повторила девушка, обратившись к первому, попавшемуся под руку.
Человек, сжимавший кнут, должно быть, возница, имел довольно устрашающий вид, и Гнеда уже внутренне съёжилась оттого, что обратилась именно к нему. Но, как ни странно, он, застигнутый врасплох тем, что из брошенных в пустоту, слова вдруг превратились в предназначенные именно ему, смущённо ответил, указывая вперёд:
— Да вот же он, Жук-то!
Гнеда обернулась и увидела прямо перед собой коренастого человека с круглым маслянистым лицом.
— Чего надо? — грубо спросил он, сложив руки на груди и чуть повернув голову набок.
— Службы я ищу, — почти сердито ответила девушка, уже надеясь, что получит отказ. Работать под началом такого неприятного человека совсем не хотелось.
— А на что ты годишься, пострелёнок? — насмешливо спросил Жук, немного отклоняясь, чтобы получше разглядеть пришлого. — Тощий какой, в чём только душа держится. Сколько ж тебе зим? Давно мамка-то от груди отлучила?
Гнеда почувствовала, как что-то тёмное и страшное поднимается с самого дна её души, и со всей мочи сжала кулаки. Она даже открыла рот для ответа, но ключник и не ждал того.
— Нет, вы поглядите на него! Только высунул нос из своей зачуханной деревни, так сразу не куда-нибудь, а к самому господину Судимиру ему на подворье надо! Что уж там, ступай сразу к князю, может, там тебя приветят! Нету для вас у меня места, что ж вам тут всем мёдом-то намазано? — Ключник всё сильнее распалялся, несмотря на молчание девушки, гнев которой вдруг приутих от упоминания знакомого имени. Уж не тот ли это самый Судимир, про которого ей рассказывал Фиргалл? — Да ещё смотри-кось, кого притащил! — не унимался Жук, тыча пальцем в Злого, который подобрался и в самом деле неприветливо поглядывал на кричащего человека. — Да он нам всех цыплят поперетаскает! Убирайся вон со своею стервою!
— Батюшка Жук, да шею ему надо свертать и вся недолга! По прошлому-то году какого нам разбоя коршун учинил! А этот ещё, небось, тапереча нарочно напустит свою птицу окаянную. Хватай его да отворачивай башку! — раздалось сбоку, и Гнеда, к своему изумлению, узрела вполне миловидную пожилую женщину, от которой меньше всего ожидаешь таких кровожадных речей.
Поняв, что дело заходит далеко и люди не на шутку взбудоражились, Гнеда сгребла Злого в охапку и с силой подбросила в воздух.
— Лети, Злушка, лети скорей! — крикнула она ему вдогонку, даже позабыв придать голосу хоть малое подобие мужественности. — Совсем вы здесь одурели, пустельги от коршуна отличить не можете! — заорала Гнеда, чувствуя, как глаза застилает пелена. — Да он ведь крошечный и только добро делает, на мышей охотится!
— А мы его сейчас стрелой, — раздался с крыльца насмешливый голос, показавшийся...
Резко развернувшись, Гнеда увидела, как со ступенек поднимается человек, одновременно натягивая тетиву небольшого лука. Не помня себя и не раздумывая ни мгновения, девушка кинулась на него, вышибая оружие из рук. Лук отскочил на землю, и в резко наступившей тишине она услышала свистящий выдох. Улыбка постепенно сползала с лица молодого мужчины, стоявшего в полушаге и буравящего её холодным немигающим взглядом. Только теперь, с запозданием, которое, наверное, будет стоить ей жизни, Гнеда поняла, что он натянул тетиву вхолостую и не собирался стрелять, намереваясь лишь позабавиться. На его щеке медленно, будто цветок, распускалось красное пятно от удара, который девушка нанесла нечаянно, задев юношу в своём бездумном порыве. Но эти мысли проносились, не затрагивая сознания. Всё было неважно, потому что напротив неё стоял Бьярки.
***
Гнеда сглотнула и провела грязным кулаком по лицу, стирая навернувшиеся слёзы. Голос рассудка кричал, что она должна повиниться сейчас, вымолить хоть на коленях его прощение и убраться подобру-поздорову из проклятой усадьбы. Но в ушах всё ещё стояли несправедливые оскорбления, которыми осыпал её Жук, и насмешки дворни за спиной, а самое главное, он, Бьярки, посмел целиться в её маленького друга, не сделавшего этим людям ничего дурного.
Гнеда почувствовала, как волна ярости пробивается через все заслоны, и, вопреки здравым доводам, вместо слов раскаяния у неё вырвалось:
— Силы много не надо, в беззащитную птаху стрелы метить, а глузду — и того с ноготок.
Тишина стала такая, что, кажется, куры и те перестали клевать. Лицо Бьярки побелело, отчего след от удара заалел пуще прежнего, а у носа проступили бледные веснушки. Те самые, которые.… Но Гнеда снова не успела додумать, потому что злые глаза юноши сузились, и он выплюнул:
— Ах ты, пащенок!
За словами тут же последовал сильный толчок, и Гнеда с жалобным всхлипом отлетела в сторону. Кто-то из женщин взвизгнул, а кровожадная старушка в страхе закрыла рот рукой. На мгновение что-то похожее на сострадание промелькнуло в очах Бьярки, но тут же исчезло, когда он заметил, что его обидчик устоял на ногах.
— Да тебе, я вижу, жизнь не мила, лапотник? — медленно выговорил Бьярки, надвигаясь на девушку и безотчётно ощупывая пустое пространство возле левого бедра, где обычно висел меч. Нынче он был в своём доме и ничего кроме ножа за поясом не имел.
Гнеда держалась за ушибленное плечо, с ужасом понимая, что он просто убьёт её сейчас, голыми руками, и ей некого в этом винить кроме себя самой. Девушка сдавленно вдохнула, лихорадочно сопоставляя в уме свои знания. Если это усадьба Судимира, то Бьярки, выходит, кто? Глаза Гнеды судорожно пробежали сверху вниз по телу юноши. Чистая голубая рубаха из тонкого сукна, под которой на шее виднелась белая горловина нижней сорочки. Пояс, расшитый блестящими узорчатыми бляхами, сапоги на ногах. Это явно не было одеждой челядина.
Оценивающий взгляд Гнеды не укрылся от Бьярки и только сильнее взбесил его.
— Что пялишься? — прошипел он сквозь зубы, и, быстро нагнувшись, вытащил из-за голенища плётку.
От страха у девушки начал подрагивать подбородок. «Повались ему в ноги, проси пощады!» — вопило внутри, но вновь, будто повинуясь какому-то нашедшему на неё безумию, Гнеда прерывающимся голосом выкрикнула:
— А я вижу, ты на безоружных только горазд нападать!
По рядам зевак прошёл восхищённый ропот, а откуда-то послышалось тихое, но разборчивое:
— Остёр топор, да и сук зубаст!
Красивые брови Бьярки изогнулись у переносицы и, кажется, удивление на миг заслонило собой ярость.
— Жирко, — не отрывая взгляда от сжавшейся девушки, приказал он, — а ну принеси