Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец Скуратович прихлопнул ладонью страничку и с видом победителя посмотрел на Глеба. Затем резко убрал руку и подал записную книжку, спросив при этом:
– Похож?
Вопрос был идиотским, но тем не менее Сиверов ответил, чтобы не обижать Скуратовича:
– Вылитый.
Рисунок оказался выполнен вполне пристойно, во всяком случае, имея рядом оригинал, человека можно было бы узнать. Но у Глеба оставались сомнения в художественных способностях старика, и он решил проверить:
– А меня вы могли бы нарисовать?
– Могу и вас.
На этот раз Скуратович уже не таился. И самое интересное, он даже ни разу не взглянул на Глеба, рисовал, уставившись куда-то в пространство. Сиверов с интересом наблюдал за ним. Портрет получался вполне похожим. Этот портрет Скуратович, в отличие от предыдущего, подписал, поставив свой замысловатый автограф и отдал блокнот Сиверову. Вернее, даже, не отдал, а торжественно вручил, словно бы это был не рисунок душевнобольного музейного хранителя, а, по меньшей мере, работа Пабло Пикассо.
«Ну вот, уже что-то, – подумал Сиверов, – не зря я варил кофе и возвращался в сумасшедший дом».
Старик Скуратович сидел с блаженным видом, нежно поглаживая большой китайский термос, словно это был священный сосуд, дарохранительница в храме.
– Послушайте, – обратился к нему Сиверов, – Василий Антонович, а у этого мужчины, что вы нарисовали, не было никаких особых примет, чего-нибудь такого, что бросается в глаза?
– Вы имеете в виду родинки, бородавки, приметные шрамы, да?
– Именно это.
– Вы знаете, ничего такого, обыкновенное лицо в общем-то неприметный человек. Шрамов, родинок и бородавок у него не было. А вот кое-что другое было.
– Что именно? – Глеб насторожился и придвинулся к старику поближе.
– С одной рукой у этого мужчины непорядок.
– В каком смысле непорядок? – уточнил Глеб, возликовав про себя: наконец-то хоть какая-то зацепка.
Если у мужчины на руке, к примеру, татуировка или не хватает пальцев, это уже примета.
– Секундочку.
Василий Антонович задумался, прикрыл глаза, словно пытался увидеть в воображении того человека, вспомнить февраль 1994 года, холодный и промозглый, когда он пришел к нему в музей.
– Правая рука у него была все время в перчатке, он не снимал ее даже в помещении. И здоровался левой.
Что с рукой, я не знаю, но пальцы, вроде бы, не гнулись.
– Вы говорите, офицер? Офицер и инвалид – такого быть не может.
– Я помню абсолютно точно, вот как сейчас вижу черную перчатку на руке.
«Черная перчатка на руке… – повторил Глеб. – Да, и тогда, ночью, старик сказал те же слова. Это уже действительно что-то».
С этим еще предстояло разобраться. То ли у таинственного посетителя был протез, то ли рука парализована, то ли ожог. В общем, могло быть все, что угодно. Но если мужчина появлялся несколько раз, и все время у него на руке была перчатка, то, скорее всего, у него серьезное увечье. Ведь просто так ни один нормальный человек не станет постоянно носить перчатку на одной руке. В таком случае, это должно быть отражено в медицинской карте.
А медицинские карты в поликлинике КГБ, даже если и сданы в архив, все равно хранятся надежно… Глебу даже и в голову не могло прийти, что бывший майор КГБ Павел Павлович Шелковников, будучи человеком предусмотрительным, свою карту, как и личное дело, из архивов изъял, воспользовавшись неразберихой. Как и каждый офицер КГБ он прекрасно понимал, что лучше исчезнуть бесследно, если уж решил сменить род деятельности.
– Ну, Василий Антонович, спасибо вам.
– Не стоит благодарить, вспомнил, что знал…
А кстати, зачем вам это все нужно? – вдруг насторожился Скуратович; глаза его блеснули, и осмысленное выражение мгновенно исчезло. – Уж не хотите ли вы меня убить?
– Вас? Да что вы! Успокойтесь, я просто так поинтересовался.
– Э, нет, – старик зашамкал мокрыми губами, – просто так подобными вещами не интересуются, вы, наверное, тоже из КГБ. Я угадал? – он пронзительно взглянул на Глеба, и глаза его не были больше безумными.
– Когда-то работал, но теперь уже не служу.
– Что, тоже уволили, отправили на пенсию, списали, как машину, исчерпавшую ресурсы?
– Да нет, все куда сложнее.
– Везет же мне на кэгэбистов, – рассмеялся Скуратович И тут он увидел белый халат: прямо на них шел по аллее врач, оглядываясь по сторонам.
Старику стало не по себе.
– Я, наверное, пойду, – произнес он, прижимая к груди подарок, как ребенок, который боится, что" у него отнимут любимую игрушку.
– Да, Василий Антонович, ступайте. Всего вам доброго. Думаю, мы еще встретимся.
– Может быть, может быть… – пробурчал Скуратович, – если я, конечно, буду жив, если меня не отравят и не убьют.
– Да будет вам.
Глеб скрылся от врача за углом корпуса и поспешил к своей машине. Его охватило радостное возбуждение.
Интуиция его никогда не подводила, и на этот раз он чувствовал, что Всевышний дал ему в руку верную ниточку, и теперь ее надо только не оборвать, тянуть медленно, осторожно, наматывая кольцо за кольцом.
И тогда – Глеб это чувствовал – у него есть шансы добраться до того человека, до Однорукого, как его назвал для себя Сиверов.
«Странно, что Скуратович с его цепкой памятью не помнит ни имени, ни фамилии этого человека. Ведь должен он был как-то назваться… Ну, да ладно, хоть что-то мне уже известно. И это что-то довольно важное, веская улика, крепкая зацепка. Теперь мне будет что сказать генералу Потапчуку, будет чем его озадачить».
Заниматься этим делом сам Глеб не собирался, считал, что, передав информацию генералу, окончит свою миссию – пусть тот сам распорядится ею так, как сочтет нужным.
Машина завелась сразу, Глеб включил приемник, повертел ручку настройки. Ничего интересного в эфире не звучало. Тогда Глеб вставил попавшуюся под руку кассету. По первым аккордам он сразу узнал музыку – это была опера «Лоэнгрин», увертюра, именно ее он недавно насвистывал.
«Последнее, что я слушал из Вагнера, была именно эта кассета, и никогда мне ее не давали дослушать до конца. Вот и застряла мелодия в памяти…»
Глеб направлялся к центру города.
Глава 15
Рабочий день президента был расписан буквально по минутам – работа с документами, подписание договоров, встречи. Директору ФСБ и генеральному прокурору России было назначено на двенадцать и на одиннадцать тридцать. В половине двенадцатого президент должен был встретиться с генпрокурором, а через полчаса – с директором ФСБ.
Ровно в двенадцать ноль-ноль дверь кремлевского кабинета президента открылась, и вошел директор ФСБ с коричневой папкой в руках. Президент был поглощен работой. Директор ФСБ уже знал, что вчера поздним вечером тот имел пятнадцатиминутный телефонный разговор с канцлером Германии Колем.
Естественно, о чем говорили президент и канцлер, для большинства оставалось загадкой. Об этом не передавалось в информационных сообщениях, но директор ФСБ мог предположить, что разговор, по всей вероятности, шел о коллекции барона Отто фон Рунге.
Однако о чем договорились главы государств – этого директор ФСБ не знал.
– Проходите, присаживайтесь, – президент правой рукой указал на кресло.
– Спасибо.
Выглядел хозяин кабинета великолепно – даже лучше, чем в телевизоре. Когда видишь лицо на экране, трудно отделаться от мысли, что над ним поработали, придали «товарный вид», но при личной встрече становилось ясно, что такой вид – норма. Президент был одет в темно-синий костюм с галстуком в тон и хорошо причесан.
Время от времени на его озабоченном лице появлялась улыбка, и тогда глаза задорно поблескивали.
Вообще президент после операции чувствовал себя прекрасно. Он выглядел помолодевшим лет на пятнадцать-двадцать, буквально кипел энергией, был деятелен, обстоятелен, реагировал на каждую фразу и на каждое слово, сразу схватывал суть разговора и движением головы, жестом руки давал понять своему собеседнику, что тот может не продолжать, мол, мысль уже уловил и она ему ясна.
– Пожалуйста, дальше, следующий вопрос, – негромко говорил хозяин кабинета, постукивая ручкой по белому листу бумаги, лежащему перед ним.
Как и предполагал директор ФСБ, его вызвали не совсем для того, чтобы услышать отчет о работе спецслужбы, хотя и это президента интересовало. И директор ФСБ принялся рассказывать о нескольких удачно проведенных операциях, связанных с пресечением контрабанды наркотиков, а также задержанием торговцев радиоактивными веществами.
– Достаточно, не продолжайте, я все понял.
– Следующее, о чем я хотел бы доложить…
В общем, все шло как всегда. Министр докладывал, президент внимательно слушал, время от времени кое-что записывая на лежащем перед ним листе бумаги.
– Ну, что ж, молодцы, могу поздравить.
- Ставки сделаны - Андрей Воронин - Боевик
- Слепой. Живая сталь - Андрей Воронин - Боевик
- Ищи врагов среди друзей - Андрей Воронин - Боевик
- Слепой против маньяка - Андрей Воронин - Боевик
- Бросок Аркана - Андрей Воронин - Боевик