Олег не любил зоопарки. В детстве, находясь с отцом проездом в Москве, он первый раз попал в зоопарк. Там у отца вытащили бумажник с документами и крупной суммой денег, а им надо было добираться в родной Краснодар. С тех пор Казаченко старался обходить заведения под названием «зоопарк».
Но сейчас другие времена и, главное, — другое дело…
* * *
Взяв напрокат четыре велосипеда, танцовщицы и Олег, как и было оговорено, тут же разъехались в разные стороны. Разъехались? Скорее, разошлись, — несмотря на довольно прохладную погоду, зоосад был переполнен нарядно одетыми взрослыми и детьми. Казалось, что весь город решил пересесть с автомобилей на лошадей, лошадок и верблюдов. Те же, кому не достался «гужевой транспорт», гуляли пешком. Слонов видно не было. Вероятно, администрация берегла их от простуды. Действительно, погода не располагала к веселому взбрыкиванию, беззаботному поблеиванию и похрюкиванию. Но только не для людей — их были десятки тысяч!
Время от времени Олег останавливался у какого-нибудь вольера, чтобы попытаться выявить за собой «хвост». Какое там! Вокруг, как во время морского шторма, перекатывались волны жующих, кричащих, смеющихся американцев. Казаченко успокоил себя тем, что и вероятным «топтунам» так же трудно «вести» его, как ему обнаружить их.
…По всей площади скакали сотни, если не тысячи, белок. Они настолько привыкли к людям, что бесстрашно прыгали им на плечи, выпрашивая орешки, которые здесь же и продавались. Понаблюдав за белками, Олег сделал для себя открытие, которое буквально потрясло его. Белки бросались исключительно к белым — негров и «цветных» они просто игнорировали!
…Попетляв метров тридцать между беспорядочно гуляющими группами, мальчишками, носившимися на велосипедах, роликовых коньках и скейтбордах, Олег спрыгнул с велосипеда и быстрым шагом направился в сторону окружной аллеи.
У вольера с обезьянами Олег вынужден был буквально локтями пробиваться сквозь живую ограду школьников, прильнувших к сетке вольера. Через минуту он понял, что привлекло столь пристальное внимание подростков: внутри два примата усердно предавались любовному акту. Мальчишки и девчонки воодушевлённо обсуждали ситуацию. Их реплики свидетельствовали о том, что по ночам они бдительно отслеживают постельные утехи своих родителей.
Вдруг Олег заметил движение в толпе школьников. «Дюймовочного» роста женщина, которую Казаченко сначала принял за школьницу, тащила за руку упирающуюся девчушку-крохотулю.
— Мамочка, я хочу смотреть, как играют обезьянки!
Женщине удалось подтащить дочь к ухмыляющемуся в усы важному деду в униформе, стоящему у вольера.
— Вы работаете здесь?
Дед утвердительно кивнул.
— Слушайте, я дам фруктовых ирисок этим… этим бесстыдникам. Пусть они прекратят это безобразие!
На что дед с достоинством вопросил:
— А вы, мэм, прекратили бы это за ириски?..
— Сукин сын!!
…В конце концов Казаченко удалось выбраться из толпы школьников.
Взглянув на часы, Олег сказал себе: «Будь что будет!» — и рванул напролом к видневшемуся вдали указателю с надписью «WILDCATS».
Глава десятая. Заботы двух полковников
Черкашин, тяжело вздохнув, поднялся из кресла и кивком головы поприветствовал вошедшего в кабинет Казаченко.
«Странно, — подумал Олег, — операция, вопреки ожиданиям, прошла как по маслу, а полковник мне даже руки не пожал! Может, явку с агентом в разведке считают рутиной? Нет-нет, похоже, он чем-то обеспокоен!»
— Олег Юрьевич, ты, конечно, помнишь наш разговор о Юрченко? Я говорил тебе, что ему предназначена какая-то роль в игре, которую затеял Крючков…
Казаченко понял, что Черкашин вслух продолжает свой внутренний монолог, начатый задолго до его появления.
— Конечно…
— Интуиция меня не подвела, я получил ещё одно подтверждение!..
С этими словами Черкашин вынул из сейфа и швырнул на стол бланк шифртелеграммы. Олег узнал его — шифровальщики пользовались такими бланками лишь в случае, если текст составлен по личному указанию председателя Комитета.
— Ты не смотри, что депеша лично от Крючкова… И текст не имеет никакого значения… Владимир Александрович, генерал армии, видите ли, снизошёл до того, что просит совета у полковника Черкашина, а не послать ли в Штаты элитное отделение «Альфы» под командованием Зайцева для физического устранения Юрченко! Как тебе нравится такой поворот сюжета? Более того, председатель убеждает меня, — Черкашин сгрёб телеграмму со стола и с пафосом продекламировал: — «Такая операция будет проведена без сучка и задоринки, несмотря на усиленную охрану перебежчика офицерами ЦРУ и ФБР».
Темнит председатель, ох, темнит! Когда я просил руководство ПГУ направить сюда «Альфу», мне ответили отказом. Сослались на отсутствие денег. А через месяц они появились, так, что ли?! — всё более распаляясь, воскликнул Черкашин. — Нет! Дело вовсе не в деньгах…
— А в чём, Виктор Иванович?
— Телеграмма предназначена не мне — американской контрразведке и ЦРУ! — обречённо подытожил Черкашин.
— Я что-то не понимаю вас, Виктор Иванович…
— Сейчас всё объясню… В марте, когда у меня появились первые подозрения, что в резидентуре завёлся «крот», я тут же сменил личный код и сам шифровал свои сообщения в Центр. Когда мои предположения подтвердились, ты знаешь, в отношении кого я провёл ещё один эксперимент: направил в Центр телеграмму-пустышку, в которой давал согласие лично встретить в аэропорту нового начальника одного отдела Второго главка. При этом, будто случайно, использовал свой старый код. Разумеется, в ПГУ знали о моей затее, никто и не собирался прилетать в Вашингтон, а я — встречать…
Сидя в кабинете «слухачей», я отслеживал переговоры фэбээровской диспетчерской со своими «топтунами» и убедился в своей правоте. Мой прежний код действительно был известен американцам — целых шесть бригад «наружки» рассредоточились в районе аэропорта, чтобы заснять на видео незнакомого им и ЦРУ «начальника отдела»… Вот так-то, Олег Юрьевич!
— Виктор Иванович, то, что ваш прежний код в ФБР и ЦРУ знают, как «Отче наш», вы убедительно доказали себе и мне… Я не понимаю другого: зачем Крючкову ставить противника в известность, что Комитет готов пойти даже на физическое устранение Юрченко?!
— Вот здесь-то и «зарыта собака»! Председатель хочет убедить американцев, что Юрченко — не «подстава», а истинный перебежчик… На самом же деле, подчёркиваю, это лишь мои собственные умозаключения, Юрченко лишь исполняет роль изменника. Роль, которую ему в своей игре определил сам Крючков…
— А вас почему он не поставил в известность? Ведь для того, чтобы войти в доверие к американцам, Юрченко должен был выдать им какую-то очень ценную информацию, иначе они не поверили бы ему. А если эта информация для вас представляет особую ценность?
— А он и выдал! Но десятое чувство подсказывает мне, что, выдавая секреты, он тем самым прикрывал какие-то сверхсекреты! Юрченко по возвращении рассказал мне всё, как на исповеди… Он не юлил, не пытался выгородить себя, да и вообще, вёл себя так, будто за его спиной стоит могущественный покровитель… Таким покровителем может быть только один человек — Крючков! Даже не генерал Шебаршин, начальник ПГУ, а сам председатель! Идея этой игры с бегством Юрченко — его креатура.
— Трудно не согласиться с вами, Виктор Иванович… Но, мне кажется, что Юрченко, выдавая секреты, прикрывал не какие-то сверхсекреты, а, скорее, источник их поступления…
— А это — суть одно и то же…
— Виктор Иванович, простите за нескромный вопрос… А вы собираетесь что-нибудь предпринимать в этой связи, кроме, разумеется, пересылки Юрченко в Москву?
— Ровным счётом ничего! Я буду просто ждать… Ждать, чем закончится одиссея Юрченко. Время всё и всех расставит по своим местам… Одно могу с уверенностью утверждать: по прилёте в Москву Юрченко сразу будет помещён в Лефортовскую тюрьму независимо от того, изменник он или играет его роль…
— Почему так категорично: «в Лефортовскую тюрьму»?
— Олег Юрьевич, но это же ясно, как Божий день! Если Юрченко перебежчик, то там ему и место… До суда и расстрела… Если же он — «подстава», успешно сыгравший роль предателя, то всё равно его должны туда определить… В целях зашифровки. Потому лишь, что американцы будут обязательно отслеживать перемещения Юрченко в Москве через своих «кротов», действующих в КГБ, в ГРУ и в Генеральной прокуратуре СССР. А по прошествии какого-то времени Юрченко либо расстреляют, либо наградят… но втихую!
В. А. Крючков
Черкашин замолчал, сморщил лоб, будто пытался что-то вспомнить. Резко поднялся и, перегнувшись через стол, протянул руку Олегу.