— Прости, что украла твой бумажник, и я тоже рада, что встретила тебя. И за ужин тоже спасибо. Это было лучшее, что со мной случалось за долгое время.
— Ну что ж, Счастливого Рождества, — сказал он, выглядя таким же «радостным», как и я при мысли об его отъезде.
— Счастливого Рождества, Дженсен. Надеюсь, Санта принесет тебе что-нибудь по душе, — ответила я. Махнув рукой, я ушла, возвращаясь к жизни, где рождественские желания были такими же реальными, как Санта-Клаус.
Глава 6
Дженсен
Дом Ронни и Нэнси Адлер оказался красивым, каким его и описывал Ронни. Сделанный из крепкого бруса, украшенный тысячами рождественских огней, мерцающих, как звезды, вечнозеленые гирлянды натянуты по всему периметру дубового крыльца, а огромный венок на входной двери выглядел нарядно и словно приглашал заглянуть в гости. Лорен пришла бы в восторг от этого места. Мне захотелось, чтобы она была сейчас со мной.
Ронни столько раз приглашал меня сюда, но я всегда находил причину для отказа. В свободное от гонок время мне было на что посмотреть. Слишком много мест мне хотелось посетить. И теперь у меня никогда не будет шанса увидеть, чем он хотел поделиться. По крайней мере, никогда не будет возможности увидеть все его глазами.
Вчерашний разговор с Лорен был словно очищение. Жизнь раньше билась в ритме бесконечной, бессмысленной вечеринки. Я просто не понимал, насколько бессмысленной, пока не позвонила Нэнси. Но одна ночь с Лорен подарила мне волшебство и волнение, которые я искал в абсолютно неверных местах, и меньше чем через две недели мы будем на полмира друг от друга.
Эта мысль была почти такой же удручающей, как и мысль о том, что придется встретиться с Нэнси. Осознание того, что она прекрасно осведомлена, как сильно я подвел Ронни, наполнило меня стыдом. Но это был не тот позор, от которого я стал бы прятаться. Быть человеком, которого Ронни пытался воспитать во мне, означало смотреть в лицо своим ошибкам и признавать их. Тем не менее я сидел, вцепившись руками в руль, готовя себя морально, когда громкий стук в окно заставил меня подпрыгнуть.
— Ты сидишь в этом грузовике уже двадцать минут, Дженсен Колдуэлл. Боюсь, ты обморозишься, если не зайдешь внутрь в ближайшее время, — с улыбкой проговорила Нэнси через стекло.
— Привет, Нэнси, — сказал я, вылезая из машины и пытаясь скрыть виноватое выражение лица.
— Рада тебя видеть, Дженсен. Ронни был бы так счастлив, что ты здесь, — сказала она и чертовски удивила тем, что обняла и притянула к себе для теплых объятий.
Я обнял в ответ, прижав руки к ее спине. От Нэнси пахло теплым печеньем, корицей и всем тем, чем, как мне кажется, пахнут все настоящие бабушки.
Отстранившись, она достала из кармана носовой платок и промокнула глаза.
— Прошу прощения. В последние дни я стала такой глупой, сентиментальной старой дурой, — сказала она.
— Я думаю, ты имеешь на это право, не так ли? Как держатся девочки? — спросил я, имея в виду двух дочерей Ронни, которые были счастливы замужем и имели детей.
— Примерно так, как и следовало ожидать. После похорон я ненадолго останусь на ранчо Меган, пока не определюсь, стоит ли оставить дом или нет.
— У нее все то же ранчо в Вайоминге? — спросил я, вспомнив, как Ронни рассказывал мне, какое это спокойное место.
— Да, оно самое. Они принимают туристов с июня по сентябрь, так что я привыкла оставаться с ней летом для помощи. У меня есть свой собственный маленький коттедж на территории, и его гораздо легче содержать, чем этот большой дом. Ронни предпочитал, чтобы я не оставалась в одиночестве, когда он был на гонках и мне нравится, когда Меган рядом, в ее компании мне хорошо, — объяснила Нэнси.
Как только она упомянула имя Ронни, меня затопило чувство вины.
— Знаешь, это нормально – говорить о нем, — сказала она с грустной улыбкой.
— Ты ведь знаешь, что я должен был тебя утешать, верно? — сказал я, когда Нэнси взяла меня под руку и повела к дому. Как только я вошел в дверь, возникло чувство, что Ронни был там со мной. Черно-белые фотографии его и королевских гонок были развешаны вдоль коридора. Искреннее удовольствие от спорта было написано на его счастливом, улыбчивом лице. Мы бродили по гостиной, и я отметил, как различные спортивные трофеи перемешивались с более личными, семейными снимками. Я остановился как вкопанный, когда увидел свою фотографию.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Почему он поставил ее здесь? — пробормотал я себе под нос. Это была не постановочная фотография с гонок. Черно-белый снимок, сделанный в естественной обстановке, полной беспечности, и он непринужденно сливался с остальными семейными воспоминаниями. Я отчетливо помнил тот момент. Мы вдвоем изучали двигатель «Формулы-1». Это был первый двигатель «Формулы-1», который мне довелось увидеть, и я был словно ребенок в канун Рождества, полный энергии и энтузиазма, засыпающий Ронни миллионом вопросов быстрее, чем он мог отвечать на них. На снимке я улыбнулся в камеру, а Ронни смотрел на меня, преисполненный гордости. Со стороны мы выглядели как отец и сын.
— А почему он не должен был? — с интересом спросила Нэнси.
— Потому что в конце концов он меня возненавидел. Он был так разочарован, что я погряз в развлечениях и не использовал свои возможности по максимуму, — сказал я.
— Садись, Дженсен, — приказала она, похлопав по сиденью рядом с собой. Я беспрекословно повиновался.
—Он никогда не разочаровывался в тебе. Он был разочарован в себе.
— Но… почему? — спросил я в полном шоке.
— Тебе было двадцать три, когда ты попал на трассу «Формулы-1». Дженсен, это почти беспрецедентно. В одну минуту ты перескочил от бедности к тому, что мир оказался у твоих ног. Какой молодой человек с твоими возможностями не сделал бы тот же выбор, что и ты? Если Ронни и был разочарован, то только потому, что ему казалось, будто он недостаточно подготовил тебя или недостаточно защитил от толпы, в которой каждый хотел заполучить частичку тебя. От людей, которые берут, берут и берут, пока ничего не останется. Он не хотел для тебя такой жизни. Но не смей даже думать, что он ненавидел тебя или был зол. Он любил тебя, Дженсен, и так тобой гордился. Его собственная глупая гордость удерживала его от звонка. На самом деле, если бы вы не помирились к Рождеству, мы с девочками планировали вмешаться и стукнуть вас обоих головами друг о друга, пока вы не поймете, в чем суть.
— Если бы я только взял трубку, — сказал я, с трудом сглотнув. — Но теперь уже слишком поздно.
— Если мы допускаем ошибки, это значит только то, что мы люди. Именно то, как мы справляемся с подобными вещами, определяет, кто мы есть. Мы можем либо принять свои ошибки и учиться на них, либо позволить им поглотить нас. Если мы хотим примириться со своим прошлым, то должны прийти в согласие с собой. Помни, чему Ронни тебя учил, помни, как он тебя любил, и живи хорошо. Будь счастлив. И я обещаю, что он будет улыбаться тебе, где бы он ни был, — сказала она.
— Как ему посчастливилось найти тебя, Нэнси? — спросил я, искренне пораженный сердечностью этой женщины и ее способностью проявлять столько сострадания в момент, когда ей самой, должно быть, так больно.
— О, я несколько раз говорила «нет», поверь мне. Мои родители хотели, чтобы я вышла замуж за порядочного врача, так что можешь себе представить, как они отнеслись к идее обо мне и Ронни. Не имело значения, что он продолжал руководить успешной командой «Формулы-1». До самой смерти мой отец считал его переоцененным механиком. Но, Господи, этот человек умел очаровывать птиц, спускавшихся к нему с деревьев. Он изматывал меня до тех пор, пока я не согласилась, и я ни разу не пожалела о своем решении. Я желаю тебе того же, мой мальчик.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— С той жизнью, которую я веду? Путешествуя по миру, от гонки к гонке. Случится чудо, если я смогу найти девушку, которая влюбится в такого парня, как я, — сказал я.