Ждэв замолчала, давая Илге время осмыслить эту информацию.
— Мать-хранительница собирается воспользоваться этими событиями, чтобы вернуть храму Холодного Пламени утраченное величие? — недоверчиво спросила Илга. — Она не намерена свергать императора — это слишком опасно — но восстановить былую власть жриц в лице Верховной Хранительницы Камня Равновесия ей вполне по силам. Только наш храм владеет таким рычагом давления на императора, как этот сверхмощный артефакт. Она хочет власти.
— Еще раз браво! Ты очень умна, девочка. В самом начале эпохи правления араитов прорицательницей древнего культа черной богини Лоллы было предсказано, что, когда драконы вернут себе умение перевоплощаться в свою истинную ипостась, настанет крах Империи. Огненные утратят господство, и планета станет прежней, холодной и почти безжизненной. До прихода Огненных во всем нашем мире не было никого могущественнее жриц храма Холодного Пламени. И теперь на пороге смены власти настоятельница готова вступить в открытое противостояние со жрецами храма Астры. Чтобы удержать мир в нынешнем состоянии с помощью Камня Равновесия, они должны будут уступить ей верховную религиозную власть. Жрицы вернут себе былое величие и господство.
— Это значит, что к араитам возвращается их умение перевоплощаться?
— Возможно, это только слухи, но говорят, Эвлонд уже что-то такое продемонстрировал.
— Правда?
— Это, конечно, тайна, но … именно поэтому и произошла его размолвка с леди Аэстой, — ответила Арга. — Сейчас все улажено. Леди Ррон уже сегодня вернулась ко дворцу, но факт остается фактом — если слухи верны, нас ждут большие перемены.
Госпожа Ждэв внимательно и с затаенным ожиданием посмотрела на Илгу. Но девушка знала, что цейликан никогда и ничего не спросит у нее напрямую: таков закон посредников — не спрашивать хранительниц о цели их задания.
Глава 4
Карета госпожи Ждэв, влившись в общий поток экипажей, двигалась рывками, то продвигаясь неторопливо, то останавливаясь, то вдруг быстро проезжая на достаточно большое расстояние, следуя ходу передних колясок.
Дома на ставшей вдруг узкой от потока повозок и прохожих улице необыкновенно преобразились, одетые в пышные наряды из серебра, золота и пурпура. Их балконы, стены и окна ярко пестрели, увешанные гирляндами цветов и лиан. Повсюду плескались полотнища знамен и стягов с красочными эмблемами. Каждый клан, род или племя, пожелавший вывесить свой флаг на улицах или площадях, получил на это разрешение, и никто не захотел отказаться от такой возможности.
В конце концов их коляска остановилась недалеко от центральной площади, и Илга в сопровождении госпожи Арги и Хаиры вышла на тротуар из черного гранита.
Улица была до отказа заполнена спешившими на площадь нелюдями. Возбужденные голоса и смех звучали непрерывно. Дети несли разноцветные шары самых разных форм и размеров. У женщин, одевших лучшие наряды и весело поблескивающих глазами, пестрели в руках большие букеты ярких цветов. Мужчины были настроены не менее празднично. Горделиво поглядывая по сторонам, они словно бы хвалились красотой и дорогими одеждами своих жен и детей. Все шумно выражали радость по поводу предстоящего представления.
Илга еще раз убедилась: народ любит своего правителя.
Увлекаемые спешащей толпой, женщины вырвались из тесного шумного потока улицы и попали на площадь. Громадный плац гудел. Огромная толпа волновалась, разноголосо гомонила, двигалась, то сжимаясь к самому пьедесталу, на котором предстояло произойти главному зрелищу праздника, то расходилась, широко и вольготно разливаясь по всей площади.
Госпожа Арга оглянулась в поисках господина Ждэва и уже через минуту махала белоснежным платочком супругу, пробирающемуся к ним сквозь колышущийся многолюдный океан.
— Все в порядке, дорогая, — пробасил симба, приближаясь, — Дирг уже на месте, но нам стоит поторопиться: скоро здесь станет так тесно, что пробиться к помосту будет невозможно.
С этими словами перевертыш развернулся и, раздвигая нелюдей несокрушимым тараном, повел женщин к занятому для них месту.
***
Тарелий стоял у окна и смотрел на бурлящий перед дворцом народ. Гости, съехавшиеся на церемонию посвящения, ждали его выхода. Император с наследником и коллегией жрецов уже были готовы выйти к своим подданным, и только он не желал участвовать во всем этом фарсе.
К чему устраивать всю эту комедию, если и он, и жрецы, и сам правитель знали: инициация уже прошла. Буднично и по-быстрому, словно украдкой. Это обижало и оставляло в душе горький осадок. После скоротечного посвящения Тарелий как ни старался, так и не смог ощутить в себе никаких перемен. Он никому не говорил о своих страхах и сомнениях, но в нем не оказалось ни капли той магической силы, присущей только Огненным драконам, обладателем которой он, по словам жрецов, должен был стать.
Внезапно взревели трубы, перекрывая гвалт многоликого столпотворения нелюдей. От их торжественного рева задрожали стекла. Дверь его покоев распахнулась. У входа застыли ровные ряды почетного караула из темных эльфов и вампиров, одетых в черные кожаные мундиры.
Тарелий обреченно вздохнул, но решительно шагнул на красную дорожку. Ему очень хотелось, чтобы вся эта комедия поскорее закончилась и он смог бы наконец вырваться из душных объятий дворца. Он всей душой желал отправиться в давно запланированное путешествие в один отдаленный и спрятанный от любопытных глаз необитаемый мир. Он обнаружил его совершенно случайно много веков назад, когда учился перемещаться в межмировом пространстве. Это был только его мир, удивительный и прекрасный, в котором он привык находить утешение и отдых.
Когда Тарелий Тавери ступил на первую ступень лестницы, ведущей к центру площади, где высился помост для инициации, наступила мертвая тишина. Замерли жрецы, стоявшие по бокам лестницы с поднятыми к светилу руками. Застыли гости, съехавшиеся со всех концов вселенной. Император подался вперед, с заинтересованностью наблюдая за сыном. Эвлонд, нахмурив по обыкновению брови, сурово смотрел на брата, одетого в алые одежды императорского цвета.
Неожиданно для самого себя Тарелий почувствовал необыкновенное волнение и необъяснимое смятение. Ноги предательски задрожали, перехватило дыхание, но он, стараясь ступать твердо и прямо, решительно зашагал вперед.
Плохо различая окружающее от охватившего его возбуждения, он наконец-то добрался в полной тишине до помоста и остановился точно по его центру. Вокруг него, запрокинув головы, стояла, затаив дыхание, многотысячная толпа. Но из-за тумана, застлавшего вдруг глаза, он при всем своем желании не мог разглядеть в ней ни одного отдельного лица. Послышался негромкий барабанный бой. Он все нарастал и нарастал. Вскоре к нему присоединился мягкий на этот раз голос труб. Литавры зазвучали громче и торжественней, послышалось нежное пение флейт, и над площадью разлилась мелодия гимна давно покинутой родины Огненных драконов.
Было в этой музыке что-то магически притягательное и волновавшее сердце, тонкими невидимыми нитями связывавшее душу Тарелия с давно ушедшими предками. И чем громче и торжественней звучала музыка, тем сильнее он чувствовал, как по телу пробегают горячие волны. Колючие иглы вонзались в пальцы, голову опутали острые шипы, в легкие врывался обжигающий воздух.
Дракон пошатнулся и, не устояв, опустился на одно колено.
Внезапно гимн оборвался. Над площадью вновь повисла напряженная тишина. Все чего-то ждали. Тарелий не мог пошевелиться, но чувствовал, что с ним происходит что-то необъяснимое, приковывавшее к нему все взгляды собравшихся на праздник нелюдей.
И вдруг в звенящей тишине прозвучал едва слышный тоненький вскрик. Тарелий готов был поклясться, что мало кто смог расслышать его, настолько он был слаб и тих. Никто из подданных его императорского величества не обладал столь мелодично-серебристым сопрано. Даже светлые эльфы и те не могли бы похвастаться столь мягким звуком своих голосов.