Читать интересную книгу Отпусти меня - Елена Габова

Сергей Соколовский. Имя и фамилия классные. Парни его сразу Соколом прозвали. И прозвище ему тоже подходит. Челка на левый глаз свисает, он ее рукой убирает поминутно. Лучше бы постригся. Глаза – люблю такие – зеленые. Щеки немножко впалые. На носу маленькая горбинка. И родинка – как у девчонки…

– Валь, что такое чурка?

– Чурка – незаконнорожденный ребенок, – засмеялась подруга, крутя педали велотренажера. – А ты не знала?

– Ну вообще-то знала, – не хотелось признаваться в своей невежественности. – Но почему – чурка? Чурками же мы этих, гастарбайтеров называем.

– Нет, по-моему, чурка – незаконнорожденный ребенок, – неуверенно повторила Валька. – А почему мы черных так же называем, я не знаю.

– Ладно, Валь. Значит, если у меня начались эти самые… значит, я могу иметь детей?

Я про это знала, конечно. Но хотелось себя проверить.

– Несомненно, – Валька засмеялась. – А ты что, неграмотная? Ты даешь! Об этом уже в первом классе знают… Один сеанс с парнем и – готово!

– Один раз – и все? И попадешься? – вот эта информация меня потрясла. Вот это мне было неизвестно! – Ужас! Как дети легко получаются! – я удивленно крутила головой. – Но самое, Валька, ужасное – эти дни… Их просто придется вычеркивать из жизни. Столько дней, Валя!

– Вот дались тебе они… Подумаешь. У тебя они вообще поздно. Я уже два года как это самое. Забудь. Теперь всякие с крылышками… все просто. Вот мамы наши помучились. Представь себе: стирать тряпки, пользоваться ватой…

– Уф… – я брезгливо поморщилась, – кошмар, я бы не смогла так жить, Валька. Легче застрелиться.

– Куда бы ты делась.

Запел мобильник. Валька подала мне рюкзак, который висел на руле велотренажера и мешал ей «ездить», она крутила педалями и цепляла его коленями. Я вытащила из кармашка смартфон. Посмотрела на дисплей и поморщилась, нажав кнопку ответа.

– Да. Здравствуйте, Инга Владимировна.

Звонила классная.

– Ты почему ушла с уроков, Леся?

– У меня голова разболелась, Инга Владимировна.

– Хорошо. А почему ты нагрубила Власе Григорьевне?

Молчу.

– Тоже потому что голова разболелась?

– Да.

Я не виновата – она сама подсказывает ответы.

– Ну хорошо. Завтра в школе поговорим.

– До свиданья, Инга Владимировна.

Я отключила сотик.

– Завтра в школе поговорим, – процитировала я Вальке последнюю фразу классной. – Тоска. Вечером с мамой поговорим, завтра – с Ингой. Сплошные душеспасительные беседы.

На слове «душеспасительные» мое лицо само собой перекосилось. Жутко кислое слово!

– Но Инге же ты не расскажешь про аэропорт?

– Нет, конечно. Про футболку придется. Власа же ей поведала, из‑за чего сыр-бор.

– Да не из‑за чего! Цепляться к одежде! Фигня какая-то! – Валька снова изо всех сил закрутила педалями, зашевелив правой коленкой рюкзак. – А представляешь – с Нового года форма! Ну тогда вообще капец полный.

– Сами без формы на работу ходят…

Учителя ходили в школу кто в чем. Толстая Власа вполне могла приползти в брюках. Почему бы директору ей не сказать: «Власа Григорьевна, вы не могли бы надеть в школу что-нибудь поприличней?». Нет, только дети страдают, а взрослым все можно.

Вечером дома была разборка. Я – тупая, бессердечная эгоистка, не думаю о родителях, шляюсь где попало, может и с парнями сплю, и скорее всего – сплю, потому что распущенная, потому что ночами меня нет дома… Мама снова вспомнила о чурке, что она никакой чурки в своем доме не потерпит, выгонит обеих… Я старалась все выслушивать молча. Изо всех сил держала зубами нижнюю губу, чтобы не нагрубить, не ответить, не накричать в свою очередь. А мама кричала, кричала, кричала. Отчим Рома молчал. Но в самом конце взбучки тоже не выдержал:

– Еще раз сделаешь так – балалайку свою разобью. О твою голову.

Я побежала в комнату, где на стене висело его деревянное приданное, и сдернула с гвоздика. Вернувшись, протянула ему:

– Пожалуйста, можешь сейчас бить.

Вот зачем я не сдержалась? Надо было сдержаться! Мама уже почти перестала меня ругать, все слова и угрозы у нее иссякли, но тут все началось по новой…

Перед тем как заснуть, я думала о продлении человеческого рода. Да! Ни больше ни меньше. Валькина информация о том, что ребенок может получиться после одного только раза «общения» с парнем, меня потрясла. Вот почему люди женятся, осенило меня. Потому что ребенок может получиться после первой же ночи!!! Но… но как же так? Как же внебрачные связи? Их же вокруг миллион! Значит, все предохраняются? Все-все? Мысли о детях немного заслонили мои горестные переживания о несчастливых ежемесячных днях. Я еще немного подумала о женской доле, и снова она показалась мне жутко несправедливой. Почему ничего такого у парней, почему?

С этими горестными мыслями я заснула.

На следующий день в наш город вернулось лето. Точно говорят: туман – к перемене погоды. Так и было. Мы еле высидели шесть уроков, на каждой переменке малышня выбегала на улицу подзаряжаться теплом. Охранника никто и не думал слушаться.

Бывает так: приходит весна, уже совсем‑совсем весна, все потекло, все надели легкие весенние куртки, и вдруг – бах – старушка-зима вернулась. Забыла свой ридикюль. Засвистело, запуржило, даже снег полетел – а как же, зимушка без соплей не бывает. Все недовольны, «всё гонит зиму вон», а она упрямится и властвует еще несколько не положенных ей дней.

Так же и с летом. Кончилось летушко, улетело на крыльях птиц, осень зарядила дождями, туманами, и вдруг – тепло. Лето забыло легкую косынку, вернулось с теплом, с ласковым солнцем, но, в отличие от зимы, его не гонят, ему радуются: ура, лето, погости подольше, родимое!

В такую погоду сразу после школы никто не делает домашку. Народ выползает погреться, пожмуриться на осеннее солнышко. Как кошки… В парке, где мы с Валькой сейчас прохаживаемся, миллионы тонн листвы. И сверху, и снизу. Она желтая на желтом солнце. Осенняя листва создает имитацию солнечного света; даже когда солнце за облаками, кажется, что оно есть. Даже в самый пасмурный день листва освещает окружающее, а уж при самом-то солнце до чего она, ярко-желтая, хороша – она тогда золотая! И так на душе хорошо и уютно, словно все проблемы засыпаются этой прохладной пахучей медовой листвой!

В парке все в золоте. Листья как медом облитые. И солнце медовое. Все такое расчудесное, как будто на земле у всех-всех людей день рождения, и красоту предоставили всем в качестве драгоценного подарка, упаковав в лучезарный день! Уроки в школе кончились. Вообще-то, когда погода прекрасная, учеба кажется дикостью. Должны быть каникулы. Солнечные каникулы! Надо так: в дождливые дни летних каникул учиться, а в теплые солнечные дни осени – отдыхать. Следует выступить с законодательной инициативой по этому поводу. Только вот куда обратиться, чтобы услышали? Не поймут ведь нас, школяров. Думаю, что учителя тоже были бы не против. Им же на дачах урожай убирать. В теплые дни сентября это в самый раз делать.

Мы с Валькой уже больше часа гуляли в парке. Конечно, не мы одни! Многие после школы пришли побродить, наслаждаясь последним теплом. Трескали мороженое, пили лимонадик: все столы в летней кафешке «Слоник» были заняты школярами.

Летом Валька гостила у тети с дядей в Петрозаводске. Мы бродили по аллеям парка, и подружка рассказывала о городе, о синем Онежском озере, о тамошних ребятах, особенно о Коле Котсолайнене, с которым подружилась. Коля Котсолайнен был финн. Там, в Карелии, оказывается, полно финнов живет.

– Многие в Финляндию переселились, – рассказывала Валька. – А семья Кольки не хочет, Колькин отец говорит, что они там будут последними людьми, потому что там признают только своих граждан. А переселенцы из России сидят в безработных, живут на тощее пособие и вообще числятся в отщепенцах.

Валька шла по-кошачьи мягко, осторожно наступая на кучи осенних листьев. Она так наступала, чтобы куча растеклась у нее под ногами. Наступит тихонько на кучку и ножкой по всей поверхности – вжи-ик… Листья все – за ее ботинком. Ужасно приятно ходить по осенним листьям. Я недавно тоже любила на лиственных кучах топтаться и расшвыривать их по сторонам, но сейчас уже понимала, что это работа дворников, это они сметали листву в кучи. Мне не хотелось, чтобы их работа была насмарку.

– …Но язык они учат, – продолжала Валька, – так, на всякий пожарный. Коля по-фински здорово шпрехает. Представляешь, в языке шестнадцать или даже двадцать падежей!

– Упасть можно!

– Да. Полный падёж.

Валька посмотрела на меня: поняла я игру слов «падеж – падёж» или нет? Она поняла, что я догадалась, и мы расхохотались.