лож. Усиление революционных устремлений в этих тайных объединениях побудило Александра I, уже давно отказавшегося от либеральных планов своей молодости, повелеть закрыть все масонские ложи, поскольку от «умствований, ныне существующих», «проистекают столь печальные в других краях последствия». Страх перед революционной угрозой оказался сильнее чувства масонской солидарности (существует предположение, что Александр I в начале XIX в. был принят в масонскую ложу)[11]. Однако и после 1822 г. братства «вольных каменщиков», очевидно законспирировавшись, продолжали свое существование, ибо в противном случае императору Николаю I не понадобилось бы повторять запрещение старшего брата. Известно, что многие декабристы были масонами, в том числе братья Муравьевы- Апостолы, С. П. Трубецкой, А. Н. Муравьев, С. Г. Волконский; П. И. Пестель к моменту восстания уже формально вышел из масонской ложи.
История русского масонства XIX — первых десятилетий XX в. составляет специальный и очень сложный предмет исследования. Большие споры в научной и публицистической литературе вызывают вопросы о связи русского масонства с зарубежным, о его отношении к освободительному и революционному движению. Ограниченный объем вступительной статьи не позволяет сколько-нибудь серьезно осветить их, поэтому отсылаю читателя к специальной литературе.
Для информации приведу лишь свидетельство Б. Телепнева, автора «Очерков истории русского масонства», вышедших в Лондоне в 1928 г. «Существование масонских лож в 1909 г. стало очевидным для правительства России, выяснилось также, что эти ложи принадлежат к французской ветви масонства. Деятельность этих лож была приостановлена, и так продолжалось до 1911 г., когда некоторые из членов этих сообществ решили возобновить, со всей возможной осторожностью, их деятельность. Однако эту деятельность едва ли можно назвать собственно масонской, поскольку она была устремлена главным образом к политической цели — упразднению российской автократии и установлению демократического режима в империи; члены этих лож входили в сферу влияния Великого Востока Франции. Это, по существу, политическое объединение в 1913–1914 гг. охватывало до 40 лож… Очевидно, они приняли участие в подготовке Февральской революции 1917 г. и установлении Временного правительства. Поскольку политическая цель была достигнута, движение пошло на спад»[12]. Эти сюжеты нашли освещение и в книге очевидца событий Н. Берберовой «Люди и ложи: русские масоны XX столетия». Советский историк Н. Яковлев, затронувший тему масонства в связи с Февральской революцией в России, писал: «Конечно, было бы неверно видеть решительно во всем руку масонов в действиях российской буржуазии в годы первой мировой войны и особенно на подступах к Февральской революции. Буржуазная и эмигрантская историография усиленно стремится либо вообще замолчать, либо скомпрометировать эту тему. По всей вероятности, наилучший, да и единственно возможный, исход — судить по фактам»[13]. К сожалению, приходится констатировать, что в исследовании этой сложнейшей проблематики отечественная историография находится еще в начале пути. Морамарко не является сторонником акцентирования политических аспектов деятельности масонских организаций, хотя эта книга написана тогда, когда назревал скандал с ложей П-2, потрясший общественное мнение Италии и многих других стран. К тому времени в Италии насчитывалось более пятисот легальных масонских лож. Но ложа П-2 была тайной, а тайные общества в Италии запрещены. Мастер ложи Личо Джелли обладал почти неограниченной властью. П-2 оказалась связанной и с итальянскими секретными службами, и с мафией. Она контролировала значительную часть политической и финансовой жизни страны. В эту ложу входил целый ряд политических деятелей, высокопоставленных военных, крупных бизнесменов. Итальянская пресса писала, что ложа П-2 была гнездом политической реакции, в котором вынашивались замыслы государственного переворота. История с ложей П-2 обнаружила серьезную трансформацию масонского движения, в своем наиболее крайнем, нелегальном выражении сомкнувшегося с разветвленной системой тайной власти. Усилятся ли в современном масонстве подобные опасные тенденции или оно превратится в некий раритет, притягивающий людей причастностью к древним тайнам и загадочностью ритуала, — ответ на эти вопросы даст будущее.
В. И. Уколова
ВВЕДЕНИЕ
Написать книгу о масонстве одновременно и легко, и трудно. Решить, какой путь избрать, легкий или трудный, — значит определить характер задуманной работы.
Если пойти за так называемой «оккультной» литературой, изданной в далеком и недавнем прошлом, то задача автора безмерно облегчается. Окажется, что масонство можно представить в совершенно фантастическом измерении, исписывая без затруднения страницу за страницей.
Задача совсем иного рода встанет перед исследователем, вознамерившимся подойти к теме с научной серьезностью. В этом случае выбор источников должен быть тщательным, их оценка — строгой, анализ документального материала — предельно разборчивым. Дело в том, что на сто страниц, написанных в прошлом о масонстве, по меньшей мере девяносто, не задумываясь, можно выкинуть в корзину. Нередко даже масонские источники, во всяком случае в Италии, были вызваны к жизни стремлением изготовивших их авторов возвысить движение вольных каменщиков. Задача исследователя еще более осложняется, если требуется сочетать строгость научного анализа с простотой изложения, доступного для широкого читателя. Масонство — это историческое, культурное и духовное явление невероятной сложности, хотя его основополагающие принципы могут быть поняты многими. Изложить его историю в рамках небольшой книги значило для меня бросить вызов самому себе. Удалось ли мне с честью выйти из этого поединка, сказать не могу. По крайней мере я постарался, чтобы простота и краткость изложения не превратились в вульгаризацию.
Эта книга имеет обширную документальную базу. В то же время в ходе самой исследовательской работы я вынужден был отсечь все, что напрямую не касалось тематики, оставляя при этом некоторые общекультурные реминисценции. Это касается, к примеру, главы, «освященной трактовке символа школой Юнга и воззрения такого выдающегося физика, астронома и математика, философа науки, каким был А. С. Эддингтон, разрабатывавший проблематику взаимосвязи символа, научного познания и познания реальности. Замечу, что мне представлялось чрезвычайно полезным делом указать на научную сторону символического метода, так как в самом масонстве весьма часто отсутствует адекватное внимание к познавательной функции символа.
Расхожее определение масонства, особенно принятое, насколько я мог заметить, среди англосаксов, сводится к тому, что масонство — это «изумительная по красоте система нравственности, завуалированная аллегорией и иллюстрируемая символами». Следовательно, предполагается, что масонские символы являются символами нравственности. Согласен, утверждение весьма справедливое, но далеко не исчерпывающее. Дело в том, что в масонской символогии, кроме нравственных тем, подспудно звучат также великие темы духовного познания, «гносиса»: космическая драма смерти и воскресения, единства и всемирности опыта духовного человеческого познания, находящегося как бы за пределами его разнообразных исторических проявлений, тема настоятельной потребности соединить разум, интуицию и традицию в целостный импульс, ведущий к совести, и т. д. Сегодня уже многие авторитетные ученые среди математиков и психологов утверждают, что символы открывают пути к более глубокому истолкованию действительности. Мне же кажется, что мы подошли вплотную к