Так и получалось, что внутренняя неустроенность и безответственность гнали Головина по жизни, да из города в город, как ветер - перекати-поле. Чернигов стал его последним пристанищем, и в житейском, и в территориальном смысле: тут кончалась та Украина, которую он знал, и в которой научился выживать. Дальше - или в Россию, или на дно общества. А ни одно дело, ни одно занятие, по-прежнему, не могли долго привлекать его внимания. Он быстро терял ко всему интерес и даже не сожалел о гибели начатого. Довольно плачевный итог почти пятидесятилетней жизни: ни семьи, ни дома, ни любимого дела.
4.
Проводив Михаловну, Василий попробовал вернуться к работе над книгой, но мысли, испуганные угрозой соседки прервать его одиночество, упорно не желали собираться вместе. Ни заколдованный Ивар, ни сам колдун не спешили на помощь своему создателю.
Василий прошёлся по комнате, вынул из машинки последний отпечатанный лист и положил его в папку. Затем решился, открыл банку с самогоном и немного плеснул в залапанный жирными руками стакан.
Из другой банки он выловил огурец и слизнул рассол с пальцев.
Намерив ещё с сотню шагов, Головин хлебнул из стакана и укусил огурец. Напиток, против ожидания, оказался вполне пригодным к употреблению, и Василий снова выпил из стакана.
Не прекращая ходьбу, он жевал огурец, вслушиваясь в тепло, побежавшее от желудка по зябнущим мышцам. Бросив на кровать одеяло, Василий стал кормить дровами печь, стараясь уложить поленья в виде колодца. В середину он поставил пустую пластиковую бутылку из-под пива и обложил её отбракованными листами рукописи. Выдвинув заслонку на трубе, поднёс к бумаге спичку, и пламя радостно загудело на сосновых поленьях, щупая огненными руками дверцу топки и кольца плиты под кастрюлей со вчерашним борщом.
Сразу же захотелось есть, но Василий решил дождаться борща и снова плеснул себе в стакан. За новым огурцом лезть было лень, и он выпил так, без закуски.
В голове слегка зашумело, и пришла приятная лёгкость. К сожалению, она пришла не одна: воображаемая жена не упустила случая высказать своё мнение о современных мужчинах, ярким представителем которых был Головин.
"- Вижу-вижу: всё у тебя в порядке, всё хорошо, так почему бы и не выпить?"
Василий всегда терялся от неожиданных её визитов и не сразу отыскивал подходящий к случаю ответ. Промолчал он и в этот раз.
Женщина же не унималась:
"- Что, дорогой, нечего тебе сказать? Нечем оправдаться? Безвольное, бесхребетное существо - одно название, что мужчина. Что в тебе мужского, кроме брюк? И туда же - в писатели лезет! Гений среди удобрений. Не понимаю, как может писать о подвигах человек, который даже дорогу не в состоянии перейти без посторонней помощи?"
"- Почему не могу? - нашёлся, наконец, Головин, - Можно подумать, что меня ты переводишь!"
Василий снял с плиты закипевший борщ и переставил кастрюлю на стол, на самодельную проволочную подставку: в виду малого остатка в кастрюле, он решил есть прямо из неё, чтобы не пачкать лишнюю посуду - мыть самому тоже было лень, а прислуга не торопилась к нему наниматься.
"- Даже поесть по-человечески и то не можешь, - не унималось в голове, - Знаток человеческих душ! Каждое написанное тобой слово - слово лжи, слово обмана. Неправда так и лезет из твоей рукописи…"
"- Откуда же может в ней быть правда, если это фантазия? Сказка? Я же не "Войну и мир" пишу!"
"- Сказки и фантазии тоже бывают лживыми. Пойми, фальш в сказке намного заметнее, чем внутри любой халтурной книги на злободневную тему. Кстати, почему бы тебе не попробовать писать бытовые рассказы - ты же так силён в домашних сценах!"
"- До чего же ты нудная - никакого разнообразия. И прицепилась же, зараза! Как от тебя избавиться?"
"- К психиатру сходи: он тебе обеспечит бесплатный стол и медицинский уход до конца жизни. Гарантии, правда, никакой нет - ещё никого не смогли излечить от мук совести…"
"- Ты и совесть - не верю…"
"- Не я и совесть, а совесть - это я…"
Василий не стал слушать дальше. Не обращая внимания на гудение чуждых мыслей, он спокойно съел борщ под новую порцию из банки и солёный огурец, убрал кастрюлю со стола вместе с подставкой и, снова хлебнув из стакана, стал готовиться ко сну.
Психиатр - психиатром, но и Головин знал один способ, как на время прекратить гудение чужого голоса в голове. Как и когда начались эти бессмысленные беседы с самим собой на два голоса, и когда он перестал контролировать воображаемого оппонента, Василий не помнил. Знал только, что - давно. Так давно, что и способ борьбы с умственным сдвигом был для него стар, словно существовал всегда.
И был он прост, как и всё старое - нужно было, всего лишь, погрузиться в бесконечные мечты по улучшению своего будущего. Несбыточные, они опутывали своей сетью недовольного Василием противника и заставляли его терять дар речи, не принося Головину победы, но - избавляя от поражения.
5.
Мокрая ночь укутала Масаны в темное покрывало. Уличные фонари закрыли свои глаза до пяти часов утра, и ничто не мешало Головину строить воздушные замки.
Даже круглолицая луна, глянувшая вниз из-за разгоняемых ветром туч, не отвлекла Василия от глубоких раздумий. Она некоторое время глазела на его задумчивее лицо, пытаясь отгадать, о чём он думает, и, не отгадав, отвернулась.
А думы шли своим чередом, нагромождая планы на планы. Книга как-то забылась, оставив нерешённой судьбу железного волка. Колдун тоже мог пока быть спокоен: книжным героям не было места среди головинских прожектов по устройству личной жизни - и без того Василий имел их великое множество.
Например, он мог сыграть в КЕНО, и, угадав десять номеров, слегка поправить свои дела. А ещё он мог сыграть в МЕГАЛОТ и, угадав шесть номеров и дополнительный, намного лучше поправить свои дела.
А самый сокровенный план, который он даже не позволял себе часто обдумывать, дабы не спугнуть удачу, состоял в том, чтобы сыграть в СУПЕРЛОТО и, угадав шесть номеров, окончательно поправить свои дела.
Таким образом, часам к четырём утра, он был уже совсем близок к решению всех своих проблем, когда громкий грубый стук оборвал начавшую так удачно складываться жизнь Василия и вернул его на Масаны, в домик приятеля, и снова вверг его в пучину нерешенных проблем и никчемного существования.
Стук был настойчивый, даже наглый, и с криком:
- Чего стучать, звонок же есть?! - Василий пошёл открывать.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1.
"Приснится же такое, - подумал Головин, открыв дверь. - Не надо было пить перед сном. И что Михаловна намешала в этот самогон? Или не она? Лучше, видимо, проснуться".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});