Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чуть дальше от штаба и аэродрома два и ещё два жилые двухэтажные кирпичные здания барачного типа для командного состава. Их закрывали высокие тополя, защищая обитателей домов от постоянных весенних ветров, что дуют с океана весной и рёва авиационных двигателей при взлёте. За ними стадион с футбольным полем, офицерский клуб. Справа по квадратному периметру двухэтажные казармы красного кирпича советской кладки. Ещё дальше – одноэтажные домишки щито-блочные прижались друг к другу с торчащими трубами над крышами из черепицы. В них живут офицеры. Дивизионный кадровик, потирая руки, распределил нас по полкам. Нам явно повезло. Земляки омичи, большеренцы: Саша Диденко, Виктор Власенко, Геннадий Жуков и я вместе, в одном 303-м Бомбардировочном Дальней авиации полку. Ехать больше никуда не надо. Наша пристань – Воздвиженка. Кое-кто отправился в соседний 44-й. Остальные поехали обратно по железке недалёко в город Спасск-Дальний в братский полк.
С прибывшими молодыми офицерами неотложно решил познакомиться и напутствовать, как отец и старший начальник заместитель командира 55-й Дивизии Дальней авиации по политической части полковник Муха.
В приподнятом настроении открыл дверь в надежде увидеть нечто маленькое, соответствующее необычной фамилии. От изумления потерял дар речи. Лишь после паузы, прийдя в себя, смог доложить о своём прибытии. И было отчего. Передо мной за большим столом сидел огромный человек в форме. Он был велик и пропорционален. Рост, плечи, живот, руки и его кулачищи словно кувалды. Особо выделялась голова, на ней по сторонам торчали мясистые уши. Под стать всему густой с низкой октавой голос. Когда Муха заговорил, стёкла окон запели высокой нотой.
Политначальник не спеша, спокойно поведал нам о сложной обстановке с жильём во вверенных гарнизонах. Но при этом подал надежду на то, что заканчивается отделка в только что построенной в этом гарнизоне, гостинице для холостяков. Но мест в ней, вероятно, всем не хватит, так как в связи с перевооружением полков прибывает много молодёжи. Командование разрешает снимать квартиры у местного населения, но в пределах гарнизона. Место, где проживало это население, почему-то называлось Собачаевка. С тем и отпустил нас в полки и на вольное поселение.
На утреннем построении начальник штаба полка представил нас личному составу. Командир подполковник Мананников с удовлетворением отметил прибытие молодых специалистов, подготовленных к эксплуатации самолёта Ту-16, которым вооружается полк. Однако, с той же грустью добавил, что свободного жилья для нас пока нет. Просил несколько дней пожить в радиоклассе до разрешения сложившейся ситуации.
Уже вторая неделя, как кантуются в нежилой комнате площадью в двадцать квадратов два десятка молодых лейтенантов. Спим сидя на табуретках, уронив головы на небольшие столы, на которых закреплёны «ключи» для обучения радистов навыкам передачи информации азбукой Морзе с борта самолёта. Денег нет. Питаемся только хлебом, собрав копейки в общую кучу. На котловое довольствие не ставят, так как нет приказа о зачислении на должность. Приказа нет, потому что ещё нет нового штатного расписания полка. К работе на самолётах не допускают, нужен допуск, оформленный приказом по части. Для получения допуска необходимо пройти подготовку на знание НИАС (Наставление по организации инженерно-авиационной службы) и успешно сдать экзамен. На ежедневные построения полка не приглашают, приходим сами в надежде узнать от отцов-командиров приятную новость, но её нет.
Командир эскадрильи майор М.Д. Агибалов беспомощно сочувствует и каждый раз советует поехать в город, погулять, отдохнуть, намекая на то, что впереди ждёт большая работа. Про то, есть ли у нас деньги не спрашивает, наверняка знает что нет, потому и советует. А то зачем бы ему нужны были всякие лишние непредвиденные неприятности от молодых лейтенантов в городе.
Гостиницу, что построили, навещаем ежедневно вечером. Проверяем, не подсохла ли краска на выкрашенных полах, боясь упустить момент заселения. Завтра воскресенье, полы почти готовы. В понедельник наверняка начнётся вселение, но держат втайне. Ночь наступила. Темно, тишина вокруг. Даже не слышно лая собак, умаялись бедняги – отдыхают. Только пять лейтенантов осторожно заглядывают в большое гостиничное окно комнаты, что на первом этаже, угловой в правом крыле здания. Её давно присмотрели. Это то, что нам нужно. В комнате пять кроватей, полностью заправленные, установлены по периметру. В середине квадратный стол под белой простенькой скатёркой, графин, наполненный водой, да пять гранёных стаканов с нетерпением поджидают будущих жильцов.
Момент истины настал. Осторожно открываем створки окна, благо они не заперты, слегка приоткрыты для проветривания от свежей краски. И без единого звука по одному проникаем в помещение с малостью вещей первой необходимости. Тщательно спланированная операция её первый этап успешно выполнен. Без суеты заняли места, заранее распределённые. Прихватили с собой бутылку вина и бутылку водки для храбрости в обороне, если будут выгонять.
Уже начало светать, выпили немножко, успокоились и мертвецки заснули за много дней мытарств. Неизвестно сколько бы спали, но нас случайно обнаружила дежурная и подняла шум. В гостиницу немедленно прибыл полковник Муха, вероятно, лично контролировал заселение.
1956 год, гарнизон Воздвиженка (гостиница) Аскольд Засыпкин, Александр Диденко
Дверь в комнату с треском распахнулась в неё влетел Муха в сопровождении замполитом нашего полка. Увидев картину мертвецки спящих «красавцев», дико заржал так, что плохо закреплённое стекло на форточке вывалилось со звоном. Замполит полка выглядывал из-за спины Мухи, потеряв способность говорить. От громкого ржания первым проснулся Витя Власенко. Соскочив с кровати, вытянулся струной в одних трусах. Полковник, наступая на него, мотнув головой в сторону бутылок и взяв ту, что с вином изрёк: «Что это такое?» Витя, не моргнув глазом выпалил: «Проявитель, товарищ полковник». Изумлённый полковник взял в руку бутылку, но уже с водкой продолжил: «Тогда это, надо полагать, закрепитель?» И вновь заржал. Когда закончил, повернул голову в сторону полкового замполита, спокойно сказал: «Поверь, такого вруна слышать не доводилось». Мы проснулись и с изумлением наблюдали за происходящим, лёжа в постелях. Муха неожиданно расплылся в улыбке, обратился к нам с вопросом: «Вы одного полка?» Витя, продолжая стоять смирно, отчеканил: «Так точно товарищ полковник, одной эскадрильи!» Муха, отеческим голосом, обращённым уже к замполиту полка, повелительно изрёк: «Пусть живут».
* * *И жизнь началась, и завертелась. Нас раскидали временно на свободные технические должности без учёта специализации, но работали по специальности. Я числился техником по авиационному вооружению, исполняя дела по самолёту и двигателям с окладом девяносто рублей плюс двадцать за звание. Компенсировало мизерное жалование и спасало от неминуемого истощения бесплатное трёхразовое питание. Ненормированный рабочий день, а зачастую круглосуточная работа на аэродроме в зависимости от сложившейся обстановки и обстоятельств, интенсивные полёты, огромная физическая нагрузка требовали адекватного питания. До 1956 года питанием обеспечивался только лётный состав авиационных полков, технический вынужден был, бросив всё уходить на приём пищи домой либо, оставаясь голодным, работать. Такая обстановка становилась нетерпимой с позиции угрозы здоровья военнослужащих, а главное, из-за снижения боеготовности частей. Тех от кого зависело решение этого вопроса, сидя в тёплых кабинетах, больше заботило, по-видимому, как сэкономить не столь уж великие затраты, а не здоровье людей. Но сложившееся положение в лётных частях заставило решить эту проблему. А с нас свалилась главная забота дотянуть до очередной получки, если вдруг не рассчитал, соблазнился.
В каждой из трёх эскадрилий было всего по два-три самолёта Ту-16 при полном штате лётного состава. Ежедневные полёты днём и ночью в районе аэродрома: взлёт-посадка, взлёт-посадка – главный и ответственный элемент обучения пилота при переходе на другой тип самолёта. Успешно пилотировать реактивный, скоростной бомбардировщик, пересев из кресла поршневого тихохода Ту-4 – дело не простое и оказалось не всем по плечу. Требовалось дополнительное обучение.
Опытный пилот, отлетавший всю войну, капитан Тратчук не сразу мог посадить самолёт Ту-16 без применения аварийного торможения и, не порвав все покрышки колёс на обеих тележках основных стоек шасси. Под великаном кресло-катапульта с бронированной спинкой казалось игрушкой. Он занимал весь проход между креслами пилотов так, что старшему технику самолёта трудно было контролировать действия командира корабля при запуске двигателей перед вылетом. А когда брал в руки штурвал на рукоятках его помещались только по три пальца, указательный оставался свободным. Был в полку и мелкий люд. О них острословы скоро сочинили байку: «Вот раньше были лётчики: Чкалов, Байдуков, Беляков. Придут, бывало, в столовую, съедят по две порции закуски, первого, второе, по три стакана компота. А что теперь: Коровкин, Курочкин, Бычков. Придут в столовую. Закуску – не хочу, первое полпорции, компот без косточек».
- Через Гоби и Хинган - Юрий Завизион - Биографии и Мемуары
- Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947 - Альберт Кессельринг - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары