Читать интересную книгу В памяти нашей гремит война. Книга 2. Часть третья. Служим Родине - Аскольд Засыпкин

Чтобы отвлечь себя от нахлынувших дорожных чувств, начал рифмовать слова, спонтанно пришедшие на ум:

Рельсы – шпалы, рельсы – шпалы.Есть начало, нет конца.По Сибири до БайкалаОт хребта и вдоль хребтаЕхал поезд с опозданьемОт Амура до конца.Вверх ползёт, пыхтит бедняга.Вниз бежит, вовсю свистя.Остановки сокращая,Быть ко времени спеша.Пассажиру нет заботыХоть устал ты, не устал.Пассажир приехать должен,Давно дома не бывал.До Камчатки нет дороги,До неё не добежать.До Камчатки бездорожье.Нет и шпал, как нет гонца.До Камчатки бездорожьеОт начала до конца.

Иркутск позади. Медленно движемся по обрывистому берегу старой железной дороги над водами седого Байкала. Вот ты какой? Самый великий на планете с запасами прозрачных, пресных вод. Воспетый в песнях и былинах, доселе загадочный о своём происхождении. Пытаюсь представить, на каком километре опасного участка пути изволил появиться на свет мой дядя Александр Петрович Пономарёв.

Пассажиры прилипли к окнам, пытаясь увидеть и запомнить великое творение природы. Ещё раннее, тихое утро, над водной гладью повис туман. Байкал не спешит показать себя во всей красе. Видна лишь небольшая прибрежная часть воды, а дальше белая мгла.

Стация Слюдянка. Короткая остановка. Все устремились на перрон, на котором с нетерпением поджидают поезд местные жители в надежде продать омуль. Знаменитый на всю страну байкальский омуль водится только здесь и нигде во всём мире. Торговцы предлагают: омуль свежий, омуль солёный, омуль копчёный, омуль с душком и без душка – на все вкусы. Покупай не робей хоть на последний рубль. К рыбке и свежеварённая картошечка вам, пожалуйста. Да разве устоишь от такого соблазна, ещё и бутылочку водки в синем ларёчке неподалёку непременно прихватишь. Как говорят испокон на Руси: «Коль пошла такая пьянка, режь последний огурец». Кстати, солёные огурчики тоже на рыночке имеются, тут как тут и груздочки, мимо не пройдёшь. От остановки Слюдянка колёса застучали веселее. В вагоне оживление. Взволнованный разговор в каждом купе. Чуть позднее кое-где послышалась песня о бродяге, Байкал переплывшем. Наше купе тоже праздновало под стопочку с омульком да груздём солёным. Пригласили к своему столу земляка Виктора Власенко. Он ехал в соседнем купе. Видел, как на перроне в сопровождении мне незнакомой дамы, Витя со знанием дела помогал своей попутчице выбрать огурчики, грибочки.

После необычной трапезы захотелось выпить горячего чая. Прихватив пустые стаканы в подстаканниках, набирая горячую воду, изредка поглядывал в отрытую дверь на проводницу вагона. Она сидела в своём отсеке ко мне левым боком, поглощённая чтением книги, ничего и никого не замечая. Мне не терпелось спросить у неё как долго еще будем ехать до станции Манзовка. Почусвовав присутствие пассажира, хозяйка вагона нехотя повернула голову в мою сторону. Смущаясь, задал ей свой вопрос. Долго не приходя в осознание от книги, женщина неадекватно глянула на меня. Потом нехотя, как от назойливой мухи, изрекла: «Успеешь ещё не раз выспаться». Возвращаясь в своё купе с чаем, соображал, как понимать то, что сказала женщина, сидя на своём рабочем месте. И понял. Значит, ехать еще не одни сутки. А понял, обрадовался. О чём поспешил доложить Александру.

Вот и земли Бурятии, её административный центр город Улан-Удэ, за ним Петровский Завод. Места эти на слуху ещё со школьной программы. Здесь отбывали каторгу особоопасные царскому режиму политзаключённые. Здесь томились и умирали восставшие декабристы. Сюда на далёкую окраину вслед за своими мужьями добровольно отправились жёны декабристов, разделив их судьбу. Они не просто отбывали каторгу. Они несли в тёмную окраину свет просвещения, культуру, основы современного земледелия, медицины. На память пришли слова из стихотворения, посвящённые подвигу декабристов, великого поэта, их современника А. С. Пушкина: «Не пропадёт ваш скорбный труд…»

Невольно с благодарностью вспомнил школу, учителей своих. Не зря учили нас. Ваш благодатный труд всегда в памяти нашей.

* * *

Проснулся, уже светало – раннее утро. Мои соседи по купе ещё крепко спят под стук колёс. Меня настойчиво преследует странное ощущение ожидания встречи. Что могло бы это означать? Никак не могу взять в толк, раздумывал, глядя в потолок вагона. И вдруг осенило. Это от долгой езды. Жду встречи с несуществующей границей Дальнего Востока. Её просто нет в природе. Это условное понятие и возникло оно, вероятно, у таких же путешественников от долгого, утомительного движения на Восток. Рубеж между Европой и Азией (Западом и Востоком) обозначен только на Урале. Вспомнив про полосатый столб, который совсем недавно видел при поездке на стажировку в город Бобруйск. Вспомнил, ужаснулся и успокоился.

Боже ж мой, как велика Россия! Чтобы понять это, нужно прошагать по ней ногами или отмахать веслом по реке на лодке. В лучшем случае в седле на лошади или хотя бы в вагоне поезда. Ползая носом только на географической карте, никогда не ощутишь величия России, её разнообразия.

Русь, просторы твои бескрайние, красота твоя дивная, убогость твоя непонятная

За окном мелькают покосившиеся от времени деревянные столбы с проводами вдоль дороги да пожелтевшая по осени степь даурская. Солнце только что взошло над горизонтом. В стороне, сливаясь с ясным небом, видны величавые гряды горных хребтов. Степь просыпается от ночи и как бы нехотя ненадолго оживает. Вдали большое село. Крыши домов в золотом цвете от первых лучей. Замшелые плетни огородов. Небольшое стадо коров уже в степи, пасётся, подбирая позднюю траву. На фоне красных кустарников перелеска отчётливо, словно высечена из камня, видна фигура всадника, скачущего на серой лошади. В левой руке его узда, правой он круговыми движениями машет над головой, будто приветствует меня. Непроизвольно пытаюсь ответить ему. Внезапно нахлынувшие чувства бросили меня на страницы книги К. Седых «Даурия». Главный герой её озорной Ромка Улыбин спешит на заимку, где ждет его любимая Дашутка.

Вокзал города Чита – столицы Бурятии выглядит серо и уныло. На перрон выходить не хочется да и прохладно там. Лучше лёжа, до завтрака «прошуршать» в памяти страницы книг о Дальнем Востоке. Прочитано много романов и повестей, рассказов и былин, но всё это может только побудить виртуальное представление в зависимости от способности каждого рисовать свои воображаемые картины. А здесь реальность, вот оно всё живое, кажется, даже знакомое, можно потрогать, прикоснуться, но увиденное впервые. Как можно было представить себе, высеченных на вершинах двух соседствующих гор, бюсты вождей наших – Ленина и Сталина, высвеченных прожекторами в ночном небе. Ваяли бюсты зубилами и кувалдой двое политических каторжан от «большой любви» к вождям, повиснув на верёвках в стужу над пропастью. Позднее, когда не стало последнего вождя всё те же неразумные ученики их и тоже от большой «любви» к своей истории взорвали бюсты.

Поезд покатил вдоль очередного хребта у обрывистого берега Шилки до самого Нерчинска. За окном солнечно и холодно, снега нет. Голые, каменистые вершины сопок, пустынно и безлюдно. Только после станции Чернышевск забайкальский до самого Ерофея Павловича природа ожила осенней красотой. Почему-то стало светло и радостно. Мы въехали на землю Приамурья равнинную и не менее суровую.

* * *

Слава одного из первых землепроходцев Приамурья, заложивших основу хозяйственной деятельности на восточной окраине России, принадлежит Ерофею Хабарову. Его по праву называют основателем русского пашенного хозяйства на Лене и Илиме, оборотистого человека с Устюга Великого.

В 1628 году Ерофей Хабаров и брат его Никифор оставляют в Устюге своё привычное пашенное хозяйство под кабальные грамоты. На сколоченные средства закупают снаряжение, продовольствие и товары, пригодные для обмена с «инородцами». Привлекают к своей затее десять малоимущих промышленников, которым не слишком везло в одиночных стараниях. И вся эта небольшая и полная надежд артель прибывает на мангазейские земли.

Там Ерофей устроился целовальником – сборщиком таможенной пошлины и, как видно, немало преуспел. А через два с половиной года со многими сороками соболей вернулся в Устюг, чтобы после отдыха и торговли снова отправиться в Сибирь уже навсегда.

В 1632 году всё с тем же неразлучным братом Никифором и племянником Артёмом Ерофей Хабаров обследовал верховья и среднее течение Лены, побывал на Куте, на Чечуе, на Киренге, Витиме, Олекме, Алдане. Он приискивал пашенные места, а попутно промышлял соболя, разворачивал торговлю. Скоро и звание ему присвоили новое – торгового человека.