Читать интересную книгу Последний взгляд - Джеймс Олдридж

— Господи Иисусе, я думал, мы с этим покончили, — простонал Хемингуэй и швырнул деньги на стол. — Мстительный подонок, вот ты кто, — сказал он Скотту и вышел.

Скотт поглядел ему вслед и засмеялся.

— Ты знаешь, Хемингуэй ненавидит свою мать, — сказал он. — Он просто ее не выносит. Вот почему он всегда такой сварливый застолом и уходит злой. Это от нее он унаследовал такие огромные ножищи. Ты заметил, какая у него походка? — Скотт наслаждался, создавая образ своего приятеля, от него разило джином, он смотрел на меня в упор, а я весь обратился в слух. — На войне он был дьявольски храбрым. У него в ногах застряло две тысячи осколков шрапнели. Он был дьявольски храбр. — И, встав из-за стола, он сузил глаза и прошептал мне: — Эрнест весь прострелен на войне. Вот почему с ним так трудно ладить.

Скотту казалось это очень забавным, и он пошел вслед за Хемингуэем, оставив меня расплачиваться по счету, и это уже не казалось мне оскорбительным, потому что я начал понимать их язык и манеру говорить на нем. Но, пожалуй, мало надежды на то, что их дружба сможет долго выдержать такие перепалки.

У меня отлегло от сердца, когда в Дре перед небольшим камен ным «Hotel de France» я увидел машину Мерфи, длинную зеленую «изотту». Я взглянул на эту великолепную машину и почувствовал, что все дальнейшее будет мне в тягость. «Изотта» рассказала мне все о Мерфи. Машина была большая, сверкающая, богатая, красивая, быстрая, надменная и мощная. Один взгляд на нее — и я засомневался, смогу ли я найти общий язык с этими богатыми американцами и с их богатыми женами — и с девушкой-англичанкой по имени Бо.

— На этот раз ты проиграл пари, — торжествующе сказал Скотт Хемингуэю, когда наш «фиат» остановился перед отелем. — Они прибыли точно по расписанию.

— Ладно. Машина-то здесь. — сказал Хемингуэй. — Но я все равно не поверю, пока сам их не увижу.

Выключив тоненько стрекочущий мотор «фиата», Хемингуэй еще с минуту не вставал с сиденья, словно стараясь преодолеть неохоту идти в отель. А Скотт выскочил из «фиата» и вприпрыжку направился к дверям, спуская засученные рукава шелковой рубашки и помахивая изящной черной тросточкой, которую он всю дорогу, сидя на переднем сиденье, держал в руках.

— Будь поосторожнее с Зельдой, мальчуган, — сказал Хемингуэй, когда мы остались вдвоем в машине.

— А что, она действительно ненормальная?

— Когда Зельда была еще маленькая, ее ударила молния в задницу, — сухо сказал Хемингуэй. — И, по-моему, она так и не оправилась.

— Может, мне лучше пойти в другой отель? — сказал я.

— Как хочешь. Но, пожалуй, держись пока поближе к нам и помалкивай, потому что, если ты сейчас исчезнешь, Скотти наверняка проснется среди ночи и решит разыскать тебя, где бы ты ни был, и притащить сюда.

Я принял этот совет всерьез и сказал, что подожду возле «фиата», пока портье не придет за их багажом. Сам я, разумеется, не собирался тащить их вещи.

— Ну и ладно, — сказал Хемингуэй.

Он еще с минуту просидел в машине, словно собираясь с силами, чтобы пойти в отель. Потом сунул свой берет во внутренний карман пиджака, сделал несколько махов руками, как боксер в борьбе с тенью, и вышел вслед за Скоттом в отель.

Уже почти стемнело, я стоял, опершись о теплый тупой нос «фиата» и любовался «изоттой», и вдруг меня охватил восторг перед блесткой красотой вещей, которую можно купить за деньги. Сияющая «изотта» казалась мне огромным бриллиантом чистейшей воды. Первый раз в жизни я видел вблизи и мог осязать эту колдовскую красоту; у меня даже немножко пересохло во рту, так она восхищала меня и пугала. Я подозрительно вглядывался в машину, не зная, верить ли в эту красоту и великолепие.

Моя вера продержалась меньше трех минут — пока на меня не накричал и не обложил как следует какой-то француз с фургона, запряженного четверкой лошадей: он требовал, чтобы я убрал «фиат» с дороги. Пришлось отпустить тормоза и откатить машину на несколько футов в сторону. Теперь я уже убедился, что и Хемингуэй и Фицджеральд забыли обо мне; я взял с заднего сиденья свой маленький чемоданчик, оставил «фиат» там, куда я его откатил, и отправилсяна поиски комнаты.

Комнату я нашел в харчевне за углом (после того как выставил себя абсолютным идиотом, пытаясь объяснить на чудовищном французском языке, чего я хочу) и, бросив на кровать свой чемоданчик, вышел на мощенную булыжником улочку поглядеть на странно усеченный фасад темного кафедрального собора. Скотт говорил мне, что все герцоги Орлеанские похоронены в чудесной часовне на вершине холма Дре, но час был поздний, и я успел только подняться на холм и побродить возле древних стен замка; потом спустился вниз, в тускло-желтый свет уличных фонарей, превративший весь городок в средневековую гробницу. Было уже почти десять часов, когда я вернулся в свою харчевню. Я поужинал полусырой яичницей, единственным блюдом, которое я смог заказать, не делая из себя полного идиота, а потом лег спать.

Примерно в начале первого, в этот предрассветный час — благодать для гуляк — я внезапно проснулся и сел в кровати: кто-то выкрикивал мое имя.

— Кит! Ты где, Кит? Эй! Кис-кис-кис!

Я узнал Скотта, и это был очень буйный Скотт. И тут же вспомнил, как Хемингуэй предупреждал, что Скотт найдет меня, где бы я ни был, и вытащит из постели, поэтому я решил лечь и притаиться, пока он не уйдет.

— Будьте любезны, где б вы ни были, встаньте и выйдите сюда.

Это уже не Скотт. Голос был женский. Я догадался, что это Зельда.

Потом еще чей-то голос сказал:

— Раз, два, три… — И теперь уже четыре или пять голосов хором заорали во всю силу своих промытых ночным воздухом легких:

— Где б ты ни был, давай сюда! Где б ты ни был, давай сюда!

А в домах уже открывались окошки, и французы выкрикивали угрозы и проклятия. Пока явно подвыпивший хор звал меня вниз, на улице поднялась страшная суматоха, и я подошел к окну, распахнул его настежь и выдал себя глупейшим образом.

— Я здесь, — сказал я. — Наверху.

— Боже мой! Мы его нашли. Он там, наверху, с женщиной. — Раздался взрыв хохота. Потом снова: — Кит! Сию минуту спускайся вниз. Иди сюда нем-мед-ленно и веди себя прилично!

Это был Скотт, невоздержанный школьный учитель Скотт.

Внизу на улице я разглядел небольшую группку — все семеро стояли, словно собираясь петь под окнами рождественские гимны, стояли, переговаривались и хихикали. Но вся ночная улочка была истыкана огнями и злобными жалобами. Я услышал довольно пронзительный голос Хемингуэя, кричавшего что-то по-французски. Потом опять послышался женский голос:

— Я подымусь туда и приведу его.

Я потушил свет и торопливо, как только мог, стал одеваться, но тут что-то ударилось об оконную раму. Я подбежал к окну и крикнул:

— Сейчас спускаюсь!

— Кит! — Это был голос Скотта. — Мы хотим проверить твой паспорт. Кинь его сюда. Нем-медленно.

Я увидел разозленного француза в ночной рубашке, выскочившего из двери напротив. Потом услышал всплеск — из окна полилась какая-то жидкость. Что было потом — мне до сих пор неясно, потому что все происходящее было сумбурным и бессвязным и вовсе не таким, чтобы хотелось удержать его в памяти, так что от этой ночи у меня остались лишь смутные впечатления.

Не думаю, что все они перепились. Они просто повеселели после обеда, после выпитого вина и валяли дурака. Веселились и дурачились они по-американски, а такие дурачества бывают забавны, но иногда могут стать и опасными. Однако деваться мне было некуда.

— Ох, поглядите на него! Глядите… — сказала Зельда своим пре лестным, по-южному певучим голосом, когда я вынырнул из дверей гостиницы. — Смотрите. Он же совсем еще мальчик. Дитя! Такой чистенький. Миленький, душечка Кит!

— Зельда, — сказал Скотт с изысканной учтивостью, беря меня под руку. — Разреши тебе представить знаменитого австралийского атлета…

Остального я не услышал, потому что на нас, крича и размахивая кулаками, надвигались четверо французов. Скотт крепко держал меня за руку, Зельда ухватилась за другую. Но французам, которые явно нацеливались на Скотта, заступил дорогу Хемингуэй. Миссис Хемингуэй и девушка по имени Бо пытались оттащить Скотта в сторону, а супруги Мерфи старались успокоить французов, которые выкрикивали угрозы по адресу Скотта. Очевидно, он натворил бог знает что (позже мне сказали, что он сорвал французский флаг с памятника погибшим на войне и превратил его в плащ матадора, а Зельда изобра жала быка). Скотт делал вид, что все это его ничуть не касается, но положение становилось угрожающим и явно назревала драка.

— Je vous en prie![1] — выкрикнул Скотт, пытаясь утихомирить французов

— Скотти! Не лезь, — сердито оборвал его Мерфи. — Проваливай отсюда.

Тут Хемингуэй подтолкнул меня и оказал:

— Беги по этой дороге в другой отель и забери с собой Скотта. Живо!