Читать интересную книгу Трудное знакомство - Анатолий Никульков

— Да нет, — отмахнулся Кропилов. — Все не о том вы… Скажите откровенно, почему вы пошли работать?

— Стыдно стало дома сидеть, — с вызовом воскликнула Елена Сергеевна. — Вот почему!

— И скучно, — добавил Валентин Петрович с грустной уверенностью. — Так ведь? Стыдно и скучно. Два стимула. Надоест — уйдете. Вот оно — самое страшное. Эх, как я хочу выбить из вас эту домашнюю безответственность! Ведь не забава — наш труд, Елена Сергеевна, а постоянная концентрация всех наших сил. Понимаете? Постоянная и всех!

Редактор опустился в кресло, рассеянно стал читать какую-то бумагу, которых у него всегда было много на столе, потом сказал:

— Я немного развяжусь с делами и засядем за вашу корреспонденцию. Дотянем. Материал нужный, и факты же есть, найдены. — Потом проговорил с сожалением. — Вот вы вчера убежали, а то бы мы сразу доделали. Теперь придется через номер давать.

Елена Сергеевна не сдержала улыбки, глядя на его огорченную физиономию. Она пришла требовать извинений, а он, мало того, что не извинился, еще и упрекает ее за вчерашний побег. Вот смешной, упрямый… сухарь!

Ожидая Кропилова, она достала измятые листочки своей корреспонденции, наспех засунутые вчера в ящик, и начала перечитывать. Странно, теперь статья казалась плохой. Елена Сергеевна то и дело ожесточенно нажимала перо, и жирные линии тянулись по написанным строчкам.

Скоро она сидела сбоку у кропиловского стола, касаясь локтем руки Валентина Петровича, и испытывала почти счастье. А он медленно читал, повторяя:

— Так, так… — и вдруг воскликнул — Эге, да вы сами менять тон начали! Оказывается, вас разозлить надо, чтобы дело пошло.

Елена Сергеевна улыбнулась:

— Не надо. Теперь я сама злиться буду.

— Ага. Только главное, чтобы вовремя и… не на редактора.

Он смеялся, шутил, и Елена Сергеевна чувствовала, что и у него на душе отлегло.

Валентин Петрович дочитал до конца, еще раз сказал — «так» — и посерьезнел:

— Теперь давайте думать над правильными выводами.

Он надавил кнопку настольной лампы. Вспыхнул свет, сделав уютной комнату, отодвинув в полумрак от двух склоненных голов и ряд стульев, и громоздкий сейф, и широкий книжный шкаф.

Раздался телефонный звонок. Кропилов взял трубку:

— Да. Пожалуйста, — и молча протянул ее Елене Сергеевне.

Звонил муж. В тоне его чувствовалось раздражение: уже ни один телефон в редакции не отвечает, чего они там возятся вдвоем?

Ласковым голосом, сдерживая досаду, Елена Сергеевна ответила, что встречать ее не надо — она еще задержится, что дело есть дело, — он это прекрасно понимает.

— Дети спят? — спросила она, но услышала только частые гудки.

— Значит, первое предложение… — продолжал Валентин Петрович и вдруг совсем другим тоном спросил — Может быть, лучше пойдете домой? Доверьте уж мне закончить одному.

— Нет, нет, — замотала головой Елена Сергеевна, успокаивающе положив руку на его рукав. — Давайте вместе. Никуда я не пойду.

Кончили они поздно.

— Сейчас бы в набор, да машинистки нет, — с сожалением проговорил Кропилов. — Ладно. Успеем утром.

Они вышли на широкий полукруг ступеней главного входа. Фонари вырывали из темноты только этот белый полукруг. Невидимые — шумели деревья. Прохожих было мало, и шли они торопливо.

— Спокойной ночи, Валентин Петрович!

— Спокойной-то, спокойной, — сказал Кропилов, — только я вас провожу.

— Не нужно, — пробормотала она обрадованно. — Вы устали. А мне по центру… Не страшно.

— Вот опять с редактором спорит, — посетовал Кропилов и взял ее под руку.

Елена Сергеевна шла рядом с ним и думала о том, какие они оба молодые и красивые и — какая она все же неудачливая.

— Ну чем не влюбленная пара. — Она искоса бросила на него взгляд. — Нас, наверное, прохожие так и считают.

— Действительно, — пробормотал Валентин Петрович.

Его безразличный тон задел Елену Сергеевну, она вздохнула:

— Как там мои ребятишки! Легли сегодня без меня.

— Да, — оживился Кропилов. — Я тоже сегодня ни жены, ни детей не видел.

— Вот с занятыми родителями так и живут в одиночестве, — проговорила Елена Сергеевна, на что-то сердясь. — Что там ни говорят, а женщина имеет право ради воспитания детей сидеть дома.

Валентин Петрович пожал плечами:

— Кому как, конечно… Моя жена никогда не сидела дома. А ребятишки растут хоро-ошие.

— Ваша жена не пример, — сказала Елена Сергеевна, и ей захотелось отнять у Кропилова свою руку.

— Почему? — обиделся Валентин Петрович. — Вы же ее не знаете. Нет, с выводами вам явно не везет.

Елена Сергеевна сердито рассмеялась… Ну, к чему начала этот разговор? Что ей надо от редактора?.. Но удержаться она уже но могла и с непонятным раздражением продолжала допрашивать Кропилова:

— Вы когда женились?

— В сорок седьмом, — сухо ответил тот.

— Всего пять лет женаты? Отчего так поздно?

Валентин Петрович покряхтел, покрутил головой, засмеялся:

— Вот оно, женское любопытство. А я думал, врут на женщин…

— А все-таки? — строго перебила Елена Сергеевна.

— Н-ну, не любили никого, пока не встретились. А тут — полюбили.

— Хм, полюбили, — с грустной издевкой произнесла Елена Сергеевна. — Вы верите в художественную литературу.

— Я во все хорошее верю. Только вера здесь ни при чем. Хоть верь, хоть не верь, а любишь — и все.

— Ладно, извините за любопытство, не буду больше, — сказала она как можно беззаботней. — Ну, вот и мой дом. Еще раз спокойной ночи.

— Спокойной ночи. Заслуженно — спокойной, — отозвался Кропилов, и только зубы блеснули.

Дверь открыл муж и, тотчас повернувшись, молча пошел в столовую, странно маленький и неуклюжий в полосатой пижаме. Елена Сергеевна разделась, на цыпочках прошла в кухню, чтоб не разбудить Лизу, подняла крышку кастрюли, стоявшей на плитке. Пахнуло запахом мяса и еще чего-то.

«Гуляш, что ли?» — подумала Елена Сергеевна и включила плитку.

В прихожей она помедлила, оправила волосы и, преодолевая нежелание, вошла в столовую. Муж полулежал на диване, облокотившись на валик. Он покосился на Елену Сергеевну и отрывисто спросил:

— Как ты одна ходишь в такое время? Почему не позвонила?

— Меня Валентин Петрович провожал, — мягко ответила она, ощущая смутную вину.

Дмитрий Всеволодович поднялся и нервно заходил по комнате.

— А муж может сидеть дома и тревожиться? — спросил он глухо злым голосом и ушел, распахнув дверь.

Без всякого аппетита жевала Елена Сергеевна мясо с картошкой и ожесточенно думала: «Ревнуешь? Ну, и пускай. Он мне помогает, а ты, ты что сделал из меня? Няньку. Кухарку. Дуру».

Как-то раз Кропилов вызвал Елену Сергеевну и встретил ее, возмущенно потрясая какой-то бумажкой. У Елены Сергеевны сжалось сердце: «Опять!» Она торопливо стала перебирать в памяти — за что же ее можно ругать?

— Вот письмо молодых рабочих с Загородного узла, — сказал редактор, протягивая бумажку, и удивился. — Да вы чего испугались?

Елена Сергеевна облегченно улыбнулась:

— Нет, ничего…

Она прочитала письмо и деловито подняла глаза.

— Так. Обработать, что ли?

Редактор пристально посмотрел на нее.

— Так, — повторил он. — Вас это не волнует?

— Безобразие, конечно, — осторожно сказала Елена Сергеевна.

— Знаете, — он заговорил спокойно и веско. — Если бы я ожидал такое равнодушие, я бы не дал вам этого задания…

— Какое равнодушие? Какое задание? — возмутилась Елена Сергеевна. — Вы же еще ничего не сказали…

Редактор осекся и, улыбаясь, потеребил затылок:

— Ах, да! Извините. Я не с того конца начал. Разберитесь на месте и напишите резкую корреспонденцию — вот задание. Дойдите до начальника отделения, до кого хотите… На седьмом году после войны не могут позаботиться о молодежном общежитии! — Чуть ли не тоном приказа он предупредил — Проникнитесь гневом… Иначе ничего не выйдет. Равнодушие равнодушием не поборешь…

— Признаю и принимаю! — весело сказала Елена Сергеевна.

— Надеюсь, — отозвался Кропилов и протянул руку.

…Елене Сергеевне всегда было трудно начинать какое-нибудь дело. Она ходила по деревянному настилу станции пригородных поездов и с тоской думала о своем письменном столе, о привычной обстановке редакции, где она мирно сидела бы и правила заметки…

Поезд тронулся. Замелькали столбы высоковольтной линии, вагоны на путях. Электричка шла по дамбе. Вдалеке, на берегу реки, у белых построек водной станции было видно много людей. Поезд замедлил ход, и сейчас же за окнами тяжело замахали крыльями фермы железнодорожного моста. А внизу, на воде, застыли лодки; голубой катер, казалось, стоял неподвижно, подняв у носа пенистую волну.

Елена Сергеевна впервые почувствовала, какой сегодня чудесный день… Не ехать бы никуда, а сидеть дома… Нет, не дома, только не дома! Вот здесь где-нибудь — на реке: купаться, загорать и ни о чем, ни о чем не думать… Но, увы, надо постоянно концентрировать все свои силы. Постоянно и все.